Глава 9. И в печали, и в радости

– Петр Славин, – проговариваю шепотом, гипнотизируя сияющую чистотой, белую лампу на потолке. На миг опускаю тяжелые веки.

Когда-то я мечтала носить его фамилию. Примеряла ее, как платье идеального кроя и размера, что подходит только мне и никому другому.

Кира Славина.

А в итоге… вляпалась в брак с предателем, который напоминает Петра только внешне. Под обманчиво красивой оболочкой скрывалась гнилая душонка. Впрочем, Славин тоже когда-то уехал, оставив меня. Но он, по крайней мере, мне ничего никогда не обещал. Я вела себя по-девичьи наивно, а настоящему мужчине нужна опытная женщина.

Что ж, теперь я повзрослела. Даже слишком быстро. Вышла замуж, родила… А он, если я не ошибаюсь, женат.

Вместо того чтобы встречать Новый год с супругой, Петр принимал у меня роды? Уму непостижимо. Сквозь землю хочется провалиться от стыда. С другой стороны, он спас нас с малышкой. Если бы мы не успели в роддом…

Я могла потерять ребенка! Каким бы козлом ни оказался мой муж, но малышку я люблю больше жизни. Она моя – и точка. Без нее я бы точно сломалась.

Дыхание сбивается, живот скручивает спазмом, глаза щиплет от слез. Новый приступ паники бьет под дых, и я хватаю ртом воздух, чтобы не улететь в нокаут.

– Когда мне вернут мою доченьку? – скулю, как побитый щенок, когда дверь приоткрывается.

Ойкнув, лихорадочно стираю слезы и натягиваю на лицо улыбку, пытаясь выглядеть уравновешенной и невозмутимой. В палату заходит Ланская, и я с надеждой смотрю на нее.

– Успокоилась? – прищуривается, сканируя меня.

– Да, – часто, мелко киваю, как заведенный болванчик. – Можно мне к ребенку? – умоляюще тяну.

– Нужно, – вручает мне какие-то вещи и средства женской гигиены. – Заодно и старшего угомонишь.

– Кого? – хмурюсь, принимая сверток.

– Папашу вашего, утомил меня. Я уже лично по его поручениям бегаю, как санитарка какая-то, лишь бы он шум в больнице не поднимал. Благо, я смену сдала и ухожу домой. Но боюсь, он и дежурного врача, который сейчас заступает, задергает до нервного тика. Так что переодевайся, и переведем тебя в палату детского отделения. Там, к слову, тоже все взвыли от твоего мужа, – тяжело вздыхает, закатывая глаза, а потом вдруг по-доброму мне подмигивает: – Молодец он у тебя. Наводит суету новогоднюю. За каждым нашим шагом и действием следит, постоянно то о тебе, то о дочке спрашивает. Нервничает, разрывается между вами, а на родах даже судом грозил, – бархатно смеется, заставив и меня невольно улыбнуться. – С таким не пропадешь, так что прекращай реветь. Вставай, собирайся, а потом тебе покажут палату.

– Больно, – жалуюсь, приподнимаясь на локтях.

– Через боль давай. Если не хочешь осложнений, надо подниматься и ходить, – строго наставляет меня, указывая на поручень и придерживая за руку. – Сначала боком повернись. Ровно не сиди, нельзя. Так… Вставай!

– Уф-ф, – постанываю, опираясь на ноги. Внутри все органы словно перестраиваются, толкаются и падают от смены положения. На пеленке, что лежала подо мной, следы крови. Шмыгаю носом, ловлю языком бесконтрольно стекающие слезы, но молчу.

Главное, что скоро я увижу дочку! Ради этого можно потерпеть.

– Вот и умница, – поглаживает меня по плечу Ланская.

– Что это? Одежда не моя, – разворачиваю сиреневое платье, на вид удобное, симпатичное и натуральное. Однако чужое.

– Папа ваш передал, он целую поисковую группу организовал, чтобы первого января достать все необходимое, – ухмыляется женщина. Мне почудилось или наша "супружеская пара" ее действительно забавляет? Не вижу ничего веселого! Ужасная ситуация, только я могла в такую угодить. Невезучая!

Закидываю платье на сгиб локтя, тянусь за пакетом с логотипом аптеки, раскрываю аккуратно, будто внутри бомба.

– Одноразовые послеродовые трусы? – читаю на упаковке. – Тоже он покупал? – уточняю насторожено. Врач кивает, и мне хочется исчезнуть в этот момент. Просто испариться. – Дедулечки, какой позор! – обреченно вздыхаю, прикрывая лоб ладонью.

– Не эротическое белье, конечно, но что поделать. Именно в таких ситуациях проверяется семья. И в печали, и в радости, – бережно подталкивает меня к маленькой душевой, притаившейся в углу. – Не упрямься. Можешь, конечно, прямо в испачканной медицинской сорочке и с голой попой к мужу явиться…

– Нет, я мигом! – испуганно вскрикиваю и скрываюсь за дверью под сдавленный смешок Ланской.

Тщательно смываю с себя следы тяжелых родов, чувствую себя новым человеком. Детское гипоаллергенное мыло, которое мне передали в свертке, приятно пахнет конфетками. Заплетаю волосы в тугую косу, чтобы не мешали. С трудом переодеваюсь, охая от дискомфорта и ломоты во всем теле.

Платье не совсем садится по фигуре, но смотрится прилично. На груди глубокий V-образный вырез и две плоские пуговички, что должно быть удобно при кормлении. Я себе похожее заказывала в интернет-магазине, однако все осталось в доме Макса. А я как беспризорница – в одежде с чужого плеча. И даже муж рядом не мой. Одолжила на время.

Отгоняю от себя сомнения и неприятные мысли, а сама концентрируюсь на дочери. Улыбаюсь в предвкушении скорой встречи с моим теплым комочком. На время даже боль отступает, а мое положение не кажется таким жутким и безысходным, как в момент пробуждения.

Прорвемся!

В палату меня ведет уже акушерка, та самая, которой я сболтнула об измене мужа. Неловко вышло… Я же не знала, что все здесь считают меня женой Славина! Ненароком его подставила, но как оправдать – понятия не имею.

– Мне сказали, она утром очнулась, а сейчас почти обед! Бардак! Где мои жена и ребенок? – доносится строгий мужской голос из-за двери, и я вся сжимаюсь от неожиданности. Он такой строгий и недовольный.

Одергиваю ладонь от ручки, оглядываюсь на акушерку. Она тоже не спешит открывать. Вдвоем стоим под палатой, пока внутри за всех отдувается санитарка.

– Почем я знаю? – ворчит бабуля. – Мне наказали постель застелить и для ляльки кувез с грелкой привезти – я и выполняю. А ты не на меня кричи, касатик, иди докторов строй. У них зарплаты поболее будут, пусть они тебя и терпят. Я здесь человек маленький, но могу и тряпкой приголубить.

– Пф-ф, елки, – звучит в ответ обреченно, и мне на секунду жаль его становится. – Я вам денег дам, только верните жену и дочку на место!

Перекрестившись, акушерка тяжело вздыхает и наконец-то толкает дверь, впуская меня в палату. Переступаю порог, держась за косяк. Свободной рукой обхватываю низ живота. Ноет сильно, горит все внутри. Но еще сильнее меня поджигает взволнованный, злой взгляд карих глаз.

– Кира, – хрипло выдыхает Петр, по-особенному произнося мое имя. Так, будто ждал меня всю жизнь и нашел после долгой, мучительной разлуки. Хотя ему должно быть плевать на чужую жену и неродного ребенка. – Так, а новорожденная? – командует, отвлекаясь от меня.

– Сейчас принесу, – пользуясь случаем, акушерка сбегает, а вслед за ней из помещения выскальзывает и санитарка.

Остаемся со Славиным наедине. Встречаемся взглядами. Он уставший, помятый и хмурый. Осматривает меня с ног до головы, и я чувствую себя голой. Впрочем, выгляжу неважно: бледная, растрепанная, болезненная. Не так я представляла себе нашу встречу. И не при таких обстоятельствах.

Мне больно стоять, но я стесняюсь подойти к постели. Не свожу глаз с Петра, краснею до корней волос и обхватываю себя руками, пытаясь сохранить равновесие. Слабость накатывает, колени дрожат.

Как мне вести себя с ним?

Что обычно говорят мужчине, с которым… случайно родила?

– Здравствуйте, – вежливо лепечу.

– Привет, Кира, – произносит хриплым шепотом и слегка улыбается, но и этого достаточно, чтобы меня бросило в жар. Организм, совершенно не оправившийся от родов, впадает в новый стресс и пытается отключиться. – Думаю, после всего, через что мы с тобой прошли в новогоднюю ночь, можно на ты, – хмыкнув, делает шаг ко мне. – Ты нормально себя чувствуешь? Может, приляжешь? – протягивает руку, на которую я смотрю со смущением и опаской.

– М-м-гу, – мычу сквозь сжатые губы. – Спасибо вам… тебе… за все, – лепечу невнятно.

Славин приближается вплотную ко мне, так что я сквозь какофонию больничных запахов улавливаю его личный аромат. Вдыхаю терпкую горечь грейпфрута вперемешку с мягкой арабикой. Как много лет назад. Ничего не изменилось. Будто он пользуется одним и тем же парфюмом и до сих пор литрами пьет кофе, пропитавшись им насквозь.

Действует на меня его запах точно так же, как раньше. До дрожи в коленях. До предобморочного состояния. До бабочек в животе… которые вдруг взрываются и ранят меня осколками. Внутренности горят и скручиваются в морской узел.

– Ой, нет, – пищу сквозь проступившие от боли слезы. Осознаю, что Петя и его духи абсолютно не при чем. На самом деле, мне очень плохо и… – Больно, – выпаливаю вслух, согнувшись пополам и схватившись за низ живота. Подкосившись, ноги отказывают, и я медленно оседаю на пол, как сломанная кукла.

– Где болит? – поймав меня за секунду до падения, заботливо обнимает.

– Всюду, – жалобно бубню и, покачнувшись, опираюсь на его локоть.

– Ну, неудивительно, – участливо тянет, помогая мне выпрямиться. – Ты… кхм… многое перенесла. Еще и с врачами не повезло. Коновалы, мать их за ногу, Гиппократа на них нет, – грозно рычит на закрытую дверь.

– Нет, они хорошие, – защищаю бедных медиков, и так пострадавших от ярости Славина. – Они меня спасли. И дочку.

Петя хмурится, внимательно разглядывая меня и о чем-то размышляя.

Вспоминает наши партнерские роды?

Боженьки, у него психологическая травма, наверное, и дикое отвращение ко мне. Не каждый мужчина согласится быть рядом в момент появления ребенка на свет. Макс хоть и подписался на это, чтобы меня не обижать и в глазах родителей выглядеть ответственным отцом, но почти сразу пожалел о своем решении. Ни одного занятия со мной не посетил – все время ссылался на загруженность на работе. Я верила. Он ведь дипломированный юрист. Занимается благородным делом и помогает людям. Как Петр…

Теперь я понимаю, что Макс просто избегал меня. Чем больше рос мой живот, тем реже он бывал дома и сильнее отдалялся.

– Ой-ё-ёй, – хнычу, спотыкаясь на ровном месте.

Вздохнув, Славин наклоняется и подхватывает меня на руки. Поднимает, не прилагая особых усилий, как пушинку. В сознании мелькает картинка, как он несет меня беременную к машине. Надеюсь, это плод моего воображения, но… Ощущения слишком знакомые и реальные.

Я никогда не отмоюсь от испытанного стыда. Угораздило же! Да еще и кем? С Петром! В прошлом он оставил меня, так сейчас и вовсе сбежит сверкая пятками. И я его не осуждаю.

– Ты сама вместе с ребенком вытекла? – бурчит недовольно и грубовато. – Голодала всю беременность? Гамадрил хреново кормит? – продолжает причитать, а я не понимаю, о ком он. – Совсем ничего не весишь, как модель-анорексичка. Нельзя же так.

Теснее прижимаюсь к нему, крепче обвиваю шею руками, украдкой изучаю небритое, суровое лицо. Петя изменился, стал старше и строже, но при этом еще привлекательнее. Он как элитный пятизвездочный коньяк. Чем больше выдержка, тем вкуснее.

Краснею, прячу взгляд, уткнувшись носом в хлопок футболки. И о чем я только думаю? Замужняя женщина с ребенком! Серьезнее надо быть. Взрослее, в конце концов. Но рядом с Петром я вновь маленькая девочка с побитыми коленками.

– У меня… был токсикоз, – опомнившись, отвечаю ему.

Петя бережно опускает меня на твердую койку, подкладывает под голову и спину подушки, расправляет одеяло, чтобы накрыть мне ноги.

– Я сама, – забираю колючий плед. Натягиваю до самого горла, но спрятаться от острого, изучающего взгляда Славина не получается. – Спасибо вам… Тебе… – путаюсь в словах. – Вы езжайте, вас дома ждут, наверное, – тихо, неуверенно произношу, ожидая его реакции.

Не хочу, чтобы он уходил. У меня больше никого не осталось в этом большом городе. Я даже не знаю, что делать дальше и куда податься после выписки. Но и к Максу не вернусь.

– Передумала разводиться? – Петя с грохотом двигает стул и садится рядом со мной, облокотившись о бедра.

– Нет, – вздергиваю подбородок. – Я не прощу предательство. Ни-ког-да, – чеканю по слогам.

– Тогда куда ты меня прогоняешь? – удовлетворенно выдохнув, откидывается на деревянную спинку, вальяжно раздвинув колени. – Ты вообще-то обратилась в юридическую фирму, где я работаю, и наняла меня. Помнишь? – растерянно киваю. – В новогодние праздники, знаешь ли, заказов вообще нет. Так что я берусь за твое дело, – убедительно бросает, хитро усмехаясь.

– С-спа-па-сибо, – заикаюсь, а внутренне ликую: я не ошиблась в нем! Такой как Славин не оставит девушку в беде. Точнее, я для него просто клиентка, а он профессионал. Ничего личного. Кроме… – А партнерские роды по какому тарифу рассчитывать будете?

Прищуриваюсь выжидающе и умолкаю, а в следующую секунду по палате разносится бархатный мужской смех. Забирается под кожу, вызывая мурашки, проникает в самые потаенные уголки души, разжигает костер в солнечном сплетении. Мои губы невольно изгибаются в улыбке, когда Петя, не выдержав, склоняет голову и сжимает пальцами переносицу, содрогаясь в сдавленном хохоте.

– Тариф "Новогодний". Роды бонусом пойдут, – хрипло выжимает из себя. Откашливается, приосаниваясь и возвращаясь в образ важного юриста. – Благодаря тебе я приобрел ценный опыт, так что еще в долгу останусь, – по-доброму подмигивает мне, и сердце пускается вскачь.

– У вас с женой нет детей? – рискую задать мучающий меня вопрос.

Славин ведь был в браке. Я узнавала о нем, когда приехала учиться в столицу. Поступила на юридический факультет, чтобы соответствовать взрослому мужчине, а он, оказывается, успел жениться на другой. Учеба потеряла для меня всякий смысл, но я все равно ее не бросила, так как не привыкла останавливаться на полпути, да и дедуля бы не одобрил – он так гордился мной. Пришлось остаться в чужом городе, поселиться в общаге. А дальше… случился Макс. Потом беременность, свадьба и… измена. Впереди – развод. Круг замкнулся.

– У меня и жены нет, – Славин демонстрирует правую ладонь без кольца. – Слава тебе, Господи, – обреченно косится на безымянный палец. Кривится, а после выдыхает с облегчением, будто от кандалов избавился.

Значит, развелся. Еще и рад этому неподдельно и искренне. Жаль признавать, но он несерьезный и ветреный, совсем как Макс. Наверное, все мужчины одинаковые.

– Вы для нас с дочкой вещи нашли, – покосившись на платье, благодарно улыбаюсь. – Спасибо. Тоже в счет включите, – опомнившись, добавляю. – Я заплачу… Позже…

– Кира, давай на «ты», – настаивает, поднимая брови. – Да, мне список дали. Что-то купил, что-то у Кости попросил. У него три девчонки, так что кое-какая одежда для нашей малявки нашлась, – замечаю, с каким теплом он называет дочку «нашей». Мне становится неловко. – С миру по нитке. На первое время хватит. Когда торговые центры очнутся от новогодних праздников и нормально начнут работать, купим все новое, – говорит так, будто он мой настоящий муж и никуда от меня не денется. Запрещаю себе мечтать об этом, ведь придется разочаровываться. Потому что мы посторонние люди.

– Я верну, – поправляю вырез на груди.

– Не заморачивайся, – отмахивается небрежно. – Есть, кому позвонить, чтобы приехали к тебе? Родители? – в ответ я отрицательно качаю головой. – Ты сирота?

– Я с дедушкой жила до того, как сюда перебралась, – осторожно выдаю информацию, наблюдая за мимикой Славина. Вспомнит нас? Но он и бровью не ведет, зато слушает меня внимательно. – Дедуля должен был приехать на свадьбу, но поселок замело, и оттуда не выбраться. Таксисты категорически отказываются ехать к черту на кулички в такую погоду. Впрочем, может, это и к лучшему. Незачем ему волноваться, – часто моргаю, чувствуя, как глаза наполняются слезами. Отвернувшись к стенке, шмыгаю носом.

– Ладно, Кира, не реви, – Петр касается моего плеча, сжимает и треплет слегка, как будто котенка по холке. – От развода еще никто не умирал. Наоборот, в браке скорее копыта отбросишь, – выплевывает с ядовитым сарказмом.

– Если любишь, не отбросишь, – парирую, устремляя на него хмурый взгляд.

– Ну, и к чему тебя твоя любовь привела? – цедит с ревнивыми нотками. Мне нечего ему возразить, ведь он абсолютно прав. Всего этого не было бы, если бы я не влюбилась… много лет назад. – В городе есть, где жить? Куда ребенка после роддома повезешь?

Растерянно округляю глаза и замираю, испуганно смотря на Славина.

Моя жизнь сломалась и перевернулась вверх дном так стремительно, что я толком не успела сориентироваться. Позавчера у меня была квартира, где все готово для встречи новорожденной, а сегодня… не осталось ничего. Из общаги я выписалась, когда переехала к Максу беременная. Университетским подругам я не особо нужна с ребенком на руках. Да и вообще никто меня не ждет. Дедуля далеко, и я даже в поселок к нему уехать не могу.

Красивая картинка рассыпается, как дешевый картонный пазл.

Есть только я, моя малышка и… цепкий взгляд синих глаз напротив.

Славин напряженно сканирует меня, не издавая ни звука.

– Так, мамочка, принимайте дочку, – распахивает дверь акушерка и ввозит в палату кувез.

Мы с Петром одновременно, как по команде, поворачиваем головы в сторону входа и вытягиваем шеи. Я приподнимаюсь на локтях, а он встает, уступая им место.

– Устраивайтесь полулежа… Вот так, – руководит мной женщина, обкладывая подушками. – Сейчас передам вам ребенка, – достает из вороха одеял и пеленок аккуратный, попискивающий сверток.

Под прицелом пристального взгляда Славина она склоняется надо мной, протягивая мне дочку.

– Выйди, – спохватившись, приказываю Пете.

– Да, конечно, – на удивление быстро соглашается, но не успевает ни шага сделать, как его окликает медик.

– Стоять, – рявкает командным голосом. – Я знаю, Кирочка, почему ты его выгоняешь. Заслужил, – заговорщически шепчет мне, а Славин непонимающе сводит брови и пожимает плечами. Он ведь даже не подозревает, что я их с Максом перепутала после наркоза и обвинила его в измене. Я же продолжаю молчать. – Однако нам он еще пригодится, Кира, – уговаривает меня ласково. – Кормление – процесс небыстрый. Вашей жене может что-то потребоваться, – объясняет, переключаясь на Петра. – Элементарно воды подать. Или ребенка забрать и уложить в кувез. В конце концов, меня или медсестру детского отделения вызвать, если сами не справляетесь. Я же не буду здесь сидеть круглосуточно, у меня еще целый этаж рожениц.

– Я вам заплачу, чтобы вы были рядом с моей женой, – по-своему пытается решить проблему Славин.

– И что? – фыркает она. Надо будет как-то объяснить ей, что я ошиблась и напрасно Петра оклеветала, иначе она его изведет из женской солидарности. – От ваших денег у меня лишняя пара рук не отрастет и клон не появится. Я одна на дежурстве, никого не вызвать в новогодние каникулы, так что прекращайте кошельком трясти. Присядьте.

Нахмурившись, Петр покорно опускается на вторую кровать, что стоит напротив моей. Сцепив кисти в замок, следит за нами. Настороженно смотрит на малышку, дергается, когда она начинает плакать громче и требовательнее. Порывается вернуться к нам и даже приподнимается на секунду, но я жестом останавливаю его. Совсем с ума сошел, маньяк!

– Отвернись, – шиплю на него возмущенно, расстегивая пуговицы на груди и спуская лямку платья.

Мои испытания закончатся когда-нибудь? Не роды, а реалити-шоу, где в зрительном зале расположился Славин. Выкупил все места в первом ряду.

Отпускаю эмоции и забываю о нем, как только к груди прижимается теплый, сопящий комочек. Малышка смешно причмокивает пухлыми губками, жадно присасываясь к голой коже. Акушерка что-то объясняет и показывает, учит меня правильно держать и кормить доченьку, а я, как завороженная, любуюсь ей. Она моя награда за страдания. Лучшее, что оставил мне бывший муж.

Женщина уходит, и я ловлю на себе косой, быстрый взгляд Петра. Секундный зрительный контакт – и он отворачивается.

– Не подглядывай, – шиплю на него, подушечками пальцев поглаживая малышку по голове.

– Да я не… – возмущается Славин и опять скользит взглядом по моей груди. Так, будто он это не контролирует. – Ай! – взмахнув рукой, роняет голову, рассматривая поцарапанный линолеум на полу.

Я же возвращаю внимание к дочке, с удовольствием причмокивающей и засыпающей на мне.

Что ж, моя родная, у меня есть две новости: плохая и еще хуже. Я наняла для нашей защиты юриста-извращенца с нездоровыми наклонностями. Но самое страшное, что я… не прекращаю доверять ему.

Загрузка...