Кощей, не выпуская моей руки, уверенно вел меня через этот шумный водоворот базарной площади, ловко уворачиваясь от тележек и особенно назойливых торговцев.
— Подожди здесь, — сказал он, усадив меня на край большого деревянного ларя у входа в мясной ряд.
Я покорно кивнула, устало прислонилась спиной к прохладной древесине. Кощей растворился в толпе, его высокая, темная фигура резко выделялась среди пестрых сарафанов и зипунов местных жителей. Через некоторое время он вернулся, неся в руках небольшой, но увесистый холщовый мешок и глиняный кувшин.
— Что это? — поинтересовалась я, заглядывая внутрь.
— Негоже к трудовому люду с пустыми руками, — пояснил Кощей, развязывая веревки и показывая содержимое. — Хлеб ржаной, еще теплый, кусок сала с чесноком, да горбушка сыра. И вот это... — Кощей протянул мне кувшин, аккуратно прикрытый деревянной крышечкой, из-под которой просачивался сладковатый аромат.
— Квас? — удивилась я принюхиваясь. — Медовый?
— Самый что ни на есть, — кивнул Кощей, и в уголках его глаз заплясали знакомые искорки веселья.
Наконец, двинулись в сторону кузницы. Я шла, прижимая к груди крынку с квасом, а Кощей нес наш скромный провиант. Запах дыма и раскаленного металла становился все сильнее и вскоре послышался четкий, ритмичный звон молота о наковальню; значит, мы почти пришли.
Из распахнутых дверей кузницы выскочил невысокий кудлатый пес и с лаем кинулся в нашу сторону. Прибытие к кузнецу явно не осталось незамеченным.
Вслед за ним на пороге показался седой, но вполне крепкий мужчина, державший в руках длинные клещи с зажатым металлическим прутком, от которого валил едкий дым.
Прикрыв глаза от солнца свободной рукой, он пристально вгляделся в пожаловавших гостей.
— Здрав будь, кузнец, — произнес Кощей, приблизившись, не обращая внимания на крутящуюся под ногами собачонку. Псина явно унюхала в мешке сало и всячески пыталась до него дотянуться. Но коротенькие лапки не позволяли ей допрыгнуть до перекинутого через мужское плечо мешка.
— И тебе не хворать, — пробасил кузнец, — с чем пожаловал?
Судя по хитрому прищуру, с которым тот смотрел, было ясно, он прекрасно знал причину нашего появления. Но по какой-то причине желал ее услышать от нас.
— Не побрезгуй, прими от всего сердца, — вместо прямого ответа Кощей стянул мешок с плеча и протянул кузнецу, а следом и кувшин с квасом.
— Добре, — принял подарки улыбаясь, а затем крикнул: — Никита, подойди сюда, гости у нас.
Послышался шипящий звук, словно кто-то сунул в воду кусок раскаленного металла, впрочем, возможно, так оно и было. А через мгновенье за спиной кузнеца возник Никита, облаченный в кожаный фартук поверх простой холщовой рубахи, закатанной по локоть и протертой до дыр в области груди и предплечий. Широкие штаны из грубой ткани были заправлены в потемневшие от времени и покрытые налетом угольной пыли сапоги. На правой руке красовалась старая, почерневшая от работы рукавица-крага.
— Рад скорой встрече, — выйдя на улицу, Никита стянул крагу с ладони и решительно протянул руку Кощею для крепкого рукопожатия. Его взгляд скользнул ко мне, и вместо руки он просто склонил голову в почтительном поклоне.
— Кощей. Яга.
Он произнес наши имена твердо и уважительно, а вот кузнец удивленно вскинул брови.
— Яга? — это явно заставило взглянуть на спутницу Кощея иначе. Уже не со снисходительной улыбкой, а с уважением. — Прости, не признал, виноват, — склонил седую голову кузнец.
— Дядя Илья, — произнес Никита, — это ко мне. Я говорил…
— Да-да, держи-ка, — Илья передал ему мешок, до которого почти смогла дотянуться собака, но вожделенная добыча опять ускользнула у нее из зубов, — накрой на стол, для гостей дорогих. Перво-наперво угощение, все дела потом.
— Ну да, напоить, накормить и спать уложить, — хмыкнула я, вспоминая сказочные присказки.
Спать уложить… Мои мысли тут же свернули не туда, возвращаясь к обещанию Кощея о ночевке в его тереме без свидетелей. Ой, что будет… Будет же, да?
— Ты удивительно молчалива, — шепнул мне на ухо Кощей, отчего по спине побежали мурашки. Его губы едва коснулись мочки уха, а низкий голос прозвучал слишком интимно. — О чём задумалась? Или лучше спросить — что задумала?
Я почувствовала, как лицо заливается краской, и попыталась отступить на шаг, но его рука мягко легла на мою талию, не позволяя отдалиться.
— Пусть все видят, что мы вместе, — заявил Кощей.
Раз для него это так важно, пусть так. Тем более против его объятий я ничего не имею.
С обратной стороны кузницы, на пушистом травяном ковре, стоял деревянный стол и две невысокие лавки. Никита быстро расставил наши дары, прибавив к ним свои угощения: глиняный кувшин с молоком, душистое вяленое мясо, пучок сочных зеленых луковых перьев да солонку с крупной солью.
Мы расселись вокруг стола, и я тут же поняла, в чем подвох. Лавки были низкими, а стол — высоким, под стать хозяевам. Илья и Никита, оба богатырского сложения и роста, устроились с комфортом. Кощей, ничуть не уступавший им в габаритах, тоже чувствовал себя совершенно естественно. А вот я... Столешница располагалась на уровне моего подбородка. Я почувствовала себя букашкой.
— Хм, — явно веселясь, хмыкнул Илья, оценив картину. — Вот незадача, Никитка, сбегай-ка в мастерскую, принеси Ягине что-нибудь в помощь. А то нашей гостье не слишком удобно.
Старательно пряча улыбку в свой здоровенный кулак, Никита покорно удалился и вскоре вернулся, неся в руках две пухлые, туго набитые подушки в ярких наволочках.
— Подбери высоту под себя, гостья, — с доброй усмешкой сказал Илья, пока Никита водружал мне «трон». — У нас народ рослый, мебель под него же и ладили.
Я взгромоздилась на обе подушки. Чудесным образом мир преобразился — теперь я могла не только дотянуться до еды, но и чувствовала себя полноправной участницей застолья.
— Благодарю за заботу, — произнесла я хозяину кузницы, который как раз преломил хлеб пополам, начиная первым трапезу. Вслед за ним к еде потянулся Никита, разливая душистый квас по глиняным кружкам; первую из которых протянул мне.
За обедом о сватовстве никто не говорил. Обсуждали последние новости. Мельник готовился к свадьбе дочери, активно закупал продукты, созывал гостей. Его дочка Милана собирала приданое, а за ней хвостиком таскался Гордей. Ни на шаг не отставал. Разве что ночью домой уходил. Но с первыми петухами уже поджидал «возлюбленную» у палисадника.
— А ведь нормальным парнем был, хлебнул зелья, — вздохнул Никита.
— Да, — вторил своему подмастерью Илья, — а как бы он сейчас нам пригодился, работы во! — он махнул над головой ладонью, изображая, как много заказов.
Я поспешила перевести тему: не нужно, чтобы кто-то даже заподозрил раньше времени, что мы замышляем снять действие приворота с парня.
— А над чем вы сейчас трудитесь? — спросила я у Ильи, и он поведал, что в соседней деревне мост новый задумали. Да не из дерева, а такой, чтоб сто лет простоял — кованый.
— Хотите посмотреть?
Илье явно не терпелось показать работу, да и я бы сама попросила об этом.
— С удовольствием.
— Тогда милости прошу, — махнул в сторону кузницы Илья.
К тому моменту мы уже успели отобедать, поэтому поднялись из-за стола.
До сего момента мне никогда не приходилось бывать в кузнице, я с трудом представляла себе, как и что здесь устроено.
Первое, что ощущалось, — воздух: переплетение запахов раскаленного металла, древесного угля, старого дыма, въевшегося в бревенчатые стены, и едкой пыли. От этого кружилась голова и першило в горле.
Низкая печь, сложенная из грубого камня — горн, с открытым очагом, внутри которого пылали угли. Два огромных кожаных клина сбоку с деревянными ручками — меха, кажется, так их назвал Никита, проводивший экскурсию. Стоило парню сделать пару мощных движений, и угли вдруг вспыхнули ослепительно ярким светом, заставляя меня зажмуриться.
Рядом, на массивном деревянном пне-подставке, расположилась наковальня, испещренная множеством вмятин и сколов. Длинной цепью к ней был прикован огромный молот, как пояснил Илья, — чтоб не потерялся.
Я с трудом себе представляла, как можно потерять такую махину, но им виднее, наверное, уже бывали прецеденты. Для интереса я попыталась поднять этот инструмент, но не смогла даже сдвинуть с места.
— Смотри, — легко схватил молот Никита, поднимая его над головой словно пушинку, — вот так. — Он с грохотом опустил его на пустую наковальню.
— Да ну нафиг, — пробормотала я, вызывая улыбки у присутствующих мужчин.
Повсюду царил творческий беспорядок. В темноте, на стенах, поблескивали десятки молотов и молотков разного веса и формы. Рядом висели клещи на длинных рукоятях.
В углу, почерневшая от времени и покрытая слоем угольной пыли, стояла бочка с водой для закалки изделий. Вот к ней-то и направился Кощей, пока Илья с гордостью подвел меня к готовой части перил для моста.
Я замерла, разглядывая творение. Это настоящее произведение искусства. Тончайшая работа, удивительной красоты узор, словно кружево от искусной мастерицы. Ажурное плетение изгибалось в виде изящных лиан, на которых распускались дивные цветы с тонко проработанными лепестками и сердцевинами. Каждый завиток, каждый листок был выкован с ювелирной точностью, создавая ощущение, что металл ожил и зацвел под молотом мастера.
— Обалдеть... — ахнула я, не в силах отвести восторженного взгляда от диковинки. — Какая красота!
— Нравится? — довольно произнес Илья, с удовольствием наблюдая за моей реакцией. — Сам не ожидал, что так получится. Рисунок в голове был, а вот воплотился ли — не знал.
— Очень, — прошептала я, касаясь кончиками пальцев прохладного, идеально отполированного металла. Под пальцами чувствовалась каждая тончайшая линия, каждый изгиб удивительного узора. — Это же... волшебно.
В этот момент послышался всплеск воды, и я повернулась на звук. Никита, держа в руке зеркальце, макал его в бочку, а Кощей при этом водил сверху руками, что-то шепча.
— Колдует, — прокомментировал увиденное действо Илья.