Когда приходит любовь

Глава 4 Клэр

Клэр сидела на своей постели с блокнотом и сортировала героинь. Они распадались на две категории: девочки, которые достигали всего лаской, и девочки, которые брали препятствия отвагой. В «Маленьких женщинах» встречались оба типа. Бет Марч была мягкой и робкой, так что даже страшный сосед мистер Лоуренс подарил ей пианино. А когда Джо Марч, посмотрев ему прямо в глаза, заявила, что он совсем не такой красивый, как ее дедушка, он засмеялся и заметил, что у нее есть характер.

Клэр было важно выяснить, что нужно делать, чтобы понравиться мужчине, ведь она решила позвонить отцу. В ее отце не было ничего путающего. Он не был безобразен или лохмат, он не кричал, и она даже не могла припомнить, чтобы он когда-нибудь на нее злился. Нет, Клэр не боялась его, но при мысли о звонке ее сердце колотилось. Она никогда не звонила ему. Когда она сказала об этом Макс, их домработнице, та начала пыхтеть, сердиться и вытирать стол рывками, как будто давала ему пощечины.

— Милостивый Боже, тебе одиннадцать лет, и ты никогда не звонила своему собственному отцу! Этот урод наверняка здорово постарался, чтобы ты чувствовала себя с ним неловко. — Клэр улыбнулась спине Макс, на несколько секунд вырванная из тумана своего беспокойства бурной тирадой. Клэр считала, что у Макс самый неожиданный голос, какой только может иметь человек. Хотя Макс была с виду вполне крутой современной девицей — тощая брюнетка, с пирсингом, пряди в середине челки коротко подстрижены, цветные линзы, имитирующие кошачьи глаза, — но ее голос напоминал мультяшное чириканье. Ее эпитеты вылетали как серебряные пузырьки в аквариуме с рыбками.

— Ты только подумай, он считает, что достаточно выписать чек, и все его отцовские обязанности выполнены. Забудь о встречах. Забудь об участии в жизни ребенка. Настоящий обормот, думаю, ты считаешь так же. — Она замолчала и взглянула на Клэр.

— Точно. — Клэр пожала плечами. Она не звонила отцу раньше не потому, что он ей не велел. Ей это просто не приходило в голову. Она задумалась: может быть, ей давно следовало позвонить ему и рассказать о новой подруге или своей роли в школьной пьесе? Может быть, это она обормотка? Клэр решила было спросить об этом Макс, но потом передумала.

Наблюдая за Макс, Клэр заметила, что она вытирает пыль так же, как делает все, — уверенно, с расправленными плечами, аккуратно. Она представила себе, как играют мускулы Макс под татуировкой. А может быть, вообще выбросить из головы идею звонить отцу? И вместо этого все рассказать Макс? Может быть, она сможет ей помочь?

Но все же Клэр решила ничего не рассказывать Макс. Хотя сама Клэр считала Макс взрослой, она знала, что не все так думают, считая ее еще ребенком. А детям трудно заставить взрослых выслушать тебя, особенно если у тебя татуировки и смешные очки. Кроме того, если кто-нибудь и выслушает Макс, ей, чтобы получить помощь, придется рассказать, что в доме все изменилось, что мать Клэр теперь уже не заботится о дочке и уже не такая хорошая мама, а эта мысль пугала Клэр.

Клэр попыталась представить себе жизнь с отцом — и не смогла. Она была уверена, что и отец не сможет это себе представить. Если Клэр и знала что-то об отце, так это то, что он никогда не позволит разлучить Клэр с матерью. Если отец решит помочь, он найдет решение, при котором мать и дочь останутся вместе.

— Как бы мне хотелось добраться до этой задницы. — Голос Макс звенел как колокольчик. И Клэр подумала, что, может быть, Макс именно то, чего ее отцу не хватает. Как Мария, она ворвется в дом фон Траппа со своим мешком и смешной стрижкой, разбудит всех, сошьет одежду из занавесок и заставит капитана фон Траппа полюбить музыку, своих детей и ее. Хотя Клэр в этом сомневалась. Она вспомнила, как скривились губы капитана, когда его маленькая дочь Гретель забыла свое имя на перекличке. С самого начала у вас возникало чувство, что под внешне суровым обликом у капитана фон Траппа мягкое сердце, а с отцом у Клэр никогда такого чувства не возникало, хотя он все время улыбался и называл ее ласточкой. К тому же капитан фон Трапп был вдовцом и меланхоликом, а отец Клэр не был ни тем ни другим.

— Он не то чтобы плохой, — начала Клэр, — он просто…

— Что просто? — Макс перестала полировать стол и повернулась к ней. Сняв рыбацкий свитер, она устроилась на полу рядом с Клэр, вытянув тонкие, как палки, ноги в джинсах. На Макс обычно было надето несколько слоев одежды: кофты с капюшонами, нижнее белье, байковые рубашки, топы детского размера и иногда большое смешное пончо пурпурно-зеленого цвета поверх всего остального. Один раз она оставила это пончо в доме Клэр, и Клэр с удовольствием расхаживала в нем по заднему двору, наслаждаясь ощущением уюта и безопасности, которое оно создавало. В этом пончо она казалась себе бабочкой. Сейчас на Макс была простая футболка с надписью «Домохозяйка», сделанной розовыми готическими буквами.

— Как он на меня смотрит! Так смотрит мама, когда мы идем на обед к Шрюсбери, — она улыбается, разговаривает, смеется, но можно сразу понять, что ей скучно. Вот так и папа на меня смотрит, как будто не может дождаться, когда от меня отвяжется, — высказалась Клэр. Она радовалась, что поделилась с Макс и что сумела подобрать правильные слова. Она никогда раньше об этом не говорила.

Макс обняла Клэр за плечи.

— Он больше теряет, лапочка.

Когда Клэр было девять лет, ее лучшая подруга Молли переехала в Таос, в Нью-Мексико. Клэр болезненно переживала этот эпизод своей жизни. Самым трудным было расстаться с семьей Молли и их большим старым домом в стиле Тюдор.

У матери Клэр был бизнес: она устраивала вечеринки. Она, по сути, владела большей его частью, хотя постепенно передавала текущую работу своей партнерше Сисси Шиган и медленно превращалась в своего рода номинальную фигуру. Хотя раньше, когда она всерьез занималась делом, мать Клэр брала на себя планирование, организацию заказов — дневную работу, как она это называла, — однако на самом мероприятии присутствовала только Сисси. Клэр все время недоумевала, как мать может так поступать: тщательно выбирать свечи, еду, тарелки, цветы, музыку, иногда даже устраивать тематические вечеринки, вникать в такие детали, как освещение, решать, вешать ли гобелены на зеленые стены, чтобы зал не выглядел так, будто после желтухи, а потом даже не съездить и не взглянуть, что получилось. Когда Клэр ее об этом спросила, мать ответила:

— Я все вижу, Клэр. Все здесь. — Она коснулась головы, улыбнулась и взяла Клэр за подбородок. — И вообще я лучше побуду с тобой, — заключила она, чтобы Клэр поняла, почему она делает только дневную работу.

Иногда, особенно во время сезона отпусков, то или иное событие оказывалось для заказчиков настолько важным, что матери Клэр приходилось присутствовать на празднестве самой. Тогда она надевала длинное платье из крепа или джерси, чаще всего черное, ничего яркого или блестящего, за исключением, возможно, серег в форме маленьких люстр, если уж событие было слишком значительным. Мать как-то сказала Клэр, что суть в том, чтобы быть невидимой, хотя Клэр прекрасно знала, что ее мама в любом случае будет сиять, как звезда. Тогда она завозила Клэр в дом Молли, частенько даже выходила из машины, чтобы поговорить с Лив, матерью Молли. Или с ее отцом, Джимом. Иногда она шутливо крутилась в своем платье или делала реверанс. Бывало, мать забирала Клэр на следующее утро. Она обычно приезжала, когда они еще завтракали. Она тоже присаживалась на минутку, выпивала кофе вместе с Лив и рассказывала коротенькие забавные истории о вечеринке: как рассыпались профитроли, пьяный гость выступил с тостом, обильно сдобренным матом, а хозяйка мучилась в тугом корсете. Клэр очень дорожила этими моментами: вкусом булочки с корицей, цветами на столе, веселым смехом матери. Две девочки, две женщины — счастливые друзья.

Когда семья Молли переехала, Клэр уже не с кем было оставлять, поэтому ее мать наняла для Сисси помощника Сета, и они стали делать всю вечернюю работу. Правда, матери Клэр пришлось присутствовать на еще одном большом торжестве, которое проходило на горном курорте, — свадьбе детей из двух враждующих семей.

— Мне обязательно следует там быть. Нужно проследить, чтобы они не налили яда в мартини друг другу. Для бизнеса плохо, когда гости покидают вечеринку на носилках. — Голос матери смягчился. — Но это в последний раз, Клэри.

Итак, после шести лет коротких дневных визитов Клэр оказалась в квартире отца в Сити, где должна была провести все выходные. Отец заполнил каждую минуту этих дней походами в Музей естественной истории и Художественный музей, пикником в парке, где они ели не бутерброды, а взятую в ресторане еду из забавных маленьких коробочек. Они ходили по магазинам, и отец купил ей кожаные сапоги на высоком каблуке, которые мать сочла неподходящими для восьмилетней девочки и ни разу не позволила надеть, красное шерстяное двустороннее пальто с вышитыми на обшлагах цветочками и шляпу в тон. В первый вечер они ужинали в ресторане в гостинице «Времена года», после чего Клэр заснула в обнимку с новым плюшевым медведем величиной с трехлетнего ребенка.

Но во вторую ночь она проснулась около полуночи, неожиданно испугавшись незнакомой комнаты, куда через высокие окна проникало слишком много света. Она подошла к одному из окон и посмотрела вниз на спешащие куда-то машины и людей на тротуаре. Ей стало одиноко при виде всей этой буйной деятельности внизу и звуков, которые она не могла слышать. Она задумалась, почему ей так хочется домой, несмотря на то что отец был с ней очень мил. Может быть, дело в том, что он забывал имена людей, о которых она ему рассказывала, или дважды задавал один и тот же вопрос? Но больше всего ее печалило, даже возникало желание исчезнуть во время бесед с отцом, когда взгляд его скользил по ней, потом уходил в сторону. Его внимание было таким же рассеянным, как у ребенка, находящегося в комнате с телевизором, и Клэр видела, как бегают его глаза, как будто в любой момент может появиться другая дочь, получше.

Клэр захотелось пить, и она тихо проскользнула мимо спальни отца в кухню. Ей пришлось поискать стакан, и когда она наконец налила воды, из гостиной до нее донесся странный, какой-то животный звук. Она едва не кинулась назад, в гостевую спальню, но вспомнила о Мэри Ленокс из «Тайного сада»: та услышала чей-то плач в английском особняке, куда ее отправили после того, как родители умерли от холеры, и смело пошла по страшному коридору, разыскивая источник звука.

Клэр затаила дыхание и незаметно прошла в гостиную, осторожно держа перед собой стакан с водой, как будто это свеча, освещающая ей путь. Она чуть не уронила стакан при виде незнакомой женщины, полулежащей на диване, — волосы сбились в сторону, одна рука вяло висела, из открытого рта вырывался храп. Клэр резко вскрикнула и кинулась в спальню отца, расплескивая воду, но в комнате никого не было. Плача, она позвонила матери на мобильный, и та сразу же уехала с курорта в горах. Клэр собрала свои вещи, села в лифт и стала ждать мать. Сердце ее колотилось. Мать приехала только через два часа, и только тогда Клэр смогла спрятать горящее лицо в шерсти ее пальто. Отец так и не вернулся, а женщина, которой он велел присматривать за дочерью, так и не заметила исчезновения девочки.

После этого случая Клэр стала по-другому относиться к отцу. Это была не злость, а настороженность, но для теплых чувств места не осталось.

«Я должна быть смелой», — подумала Клэр. Она сидела и смотрела на телефон. Вдали слышалось завывание пылесоса, смешанное с несколько фальшивым сопрано Макс: «Ты ушла, ушла навек! Как же жаль, Климентина!» В исполнении Макс песня звучала весело.

Клэр еще немного послушала пение Макс, затем сбросила книги с кровати и решила: смелая она или нет, но все же лучше позвонить, пока Макс в доме.

Кроме того, мама может вскоре вернуться домой с пакетами, набитыми дорогой едой, которую она покупает в разных магазинах и специальных лавочках. В последнюю неделю мать охватила лихорадочная страсть к готовке. Она накупила кучу книг с рецептами блюд, журналы «Продукты и вина» и «Гурман», а также кухонные принадлежности, очень дорогие и крайне специфичные. Например, огромную кастрюлю для паэльи с собственной газовой горелкой.

Клэр наблюдала, как мать разбирает пакеты. Осторожно, как бесценный хрупкий подарок, держит в тонких руках продукты: сморчки, шафран, дуврскую камбалу, белое трюфельное масло, маленькие пурпурные картофелины, длинный стебель брюссельской капусты, похожий на винтовую лестницу. Затем она начинала с сумасшедшим энтузиазмом готовить, иногда выбрасывая наполовину готовое блюдо в помойное ведро и начиная все сначала, а иногда вынимая из духовки золотистое ароматное суфле или булки и расставляя все это перед Клэр. Иногда Клэр просыпалась среди ночи и слышала, как ее мать что-то режет. Клэр ждала, когда она ляжет спать, затем на цыпочках спускалась вниз и выключала везде свет, а пару раз даже конфорки на плите.

Клэр набрала номер телефона в офисе отца и, когда секретарша ответила, решительно сказала:

— Это Клэр. Пожалуйста, позовите моего папу. Мне нужно немедленно с ним поговорить.

После паузы секретарша спросила:

— Как ты поживаешь, Клара? — Если судить по голосу, она была молодой, напористость Клэр ее не смутила и тон у нее был сочувствующий. Хотя она и неправильно произнесла ее имя, секретарша показалась ей милой. Что слегка сбило Клэр с толку. Легче проявлять отвагу, если требуется преодолеть сопротивление.

— Хорошо, — сказала Клэр невольно более мягким тоном.

— Твоего отца нет в офисе, но я могу попросить его тебе перезвонить. Годится?

Клэр расстроилась. Нет, она не уверена, что он станет перезванивать, но если даже он и позвонит, возможно, будет слишком поздно. Мама уже придет домой. Может даже сама снять трубку.

— Нет, — заявила Клэр, невольно повышая голос, — мне нужно поговорить с ним немедленно. Пожалуйста.

После паузы женщина сказала:

— Послушай, милая, я только что говорила с ним по телефону, так что почти уверена, что успею захватить его. Он перезвонит тебе через несколько минут. Ну как?

— Нормально, — тихо сказала Клэр. — Спасибо.

Она положила трубку и ждала, как ей показалось, очень долго, положив одну руку на телефон. Когда он зазвонил, она подпрыгнула и отдернула руку, как будто телефон внезапно загорелся. Затем ответила:

— Алло.

— Ласточка? — услышала она голос отца. — Как твои дела?

Вот так просто — «как твои дела», как будто он звонит ей каждый день. Клэр даже подумала, нет ли кого-нибудь с ним в одной комнате, кто может слышать.

— Мне нужно с тобой поговорить.

— У меня всего пять минут, что печально, но эти пять минут я полностью в твоем распоряжении.

Клэр взяла себя в руки.

— Это важно. Может занять больше пяти минут. Это о маме.

Клэр ждала, что он что-то скажет, о чем-то спросит, но не дождалась.

— Она заболела, я так думаю. Хотя заболела — не совсем правильно… — Клэр запнулась, — она меняется. Она ведет себя совсем по-другому. И это продолжается уже довольно долго.

— Да не о чем волноваться, Клэр, — сказал он. — Люди меняются. Каждый раз, когда я тебя вижу, ты другая. Например, когда ты в последний раз здесь была, ты отпила только пару глотков сливок, а помнишь, как ты их раньше любила?

Игривость в его тоне вызвала в ней приступ ненависти.

— Нет. Нет. Тут совсем другое. Это не обычные перемены. Послушай же меня!

— Я слушаю, — устало произнес он.

— Она все время готовит, иногда даже ночью.

— Ну, не вижу в этом ничего страшного. Продолжай, — сказал ее отец.

— И покупает странные вещи. Большие кастрюли и кулинарные книги.

— Ну, она всегда легко тратила деньги, — сухо заметил он.

— Да нет, ты не понимаешь. Она купила эти полотенца — всех цветов… — Даже самой Клэр это показалось несерьезным. Она услышала, как отец прикрыл трубку ладонью и заговорил с кем-то. Она запаниковала, понимая, что не может до него достучаться.

— И она забрала меня из школы, чтобы пообедать. И налила мне вина! — Ей не хотелось, чтобы в ее голосе слышалось отчаяние. Но она действительно была в отчаянии.

— Ну, полагаю, это мудро. Французские дети моложе тебя пьют вино, Клэр. Тебе понравилось?

— Мне понравилось? Отвратительно. И она флиртовала с официантом, совсем молодым, держала его руку. И она мне говорила вещи, которые не должна была говорить. Которые она раньше никогда бы не сказала. Вещи о… — Клэр уже плакала.

— Успокойся, ласточка. О чем?

Клэр закрыла глаза.

— О сексе.

«Ну вот, я сказала, — подумала она. — Теперь я предательница». Поверить невозможно, но отец рассмеялся.

— Послушай, Клэр, твоя мама взрослая женщина, одинокая женщина и, если я правильно помню, очень красивая женщина. Если ей вздумалось пофлиртовать с официантом или с кем-нибудь еще, это ее личное дело. Возможно, ты чувствовала себя неловко, но это вполне естественно. И тебе ведь уже почти одиннадцать лет. Я даже удивлялся, почему она до сих пор не поговорила с тобой на эту тему.

Клэр не обратила на его слова внимания.

— Я только думаю, что это все летучая мышь виновата.

— Летучая мышь?

— Как-то прошлым летом мы проснулись, а в доме летает летучая мышь. Мама рассказала об этом доктору Аду-бе, и он сказал, что на всякий случай нам следует сделать прививки от бешенства. Но не в живот. Мама считала, что не может быть, чтобы человека укусила летучая мышь, а он бы этого не заметил, но она все равно велела сделать мне уколы. Сама же не делала. И теперь она заболела.

— Да нет у твоей мамы бешенства, Клэр. — Он говорил уже голосом отца, демонстрирующего терпение. На мгновение, несмотря на все усилия, отчаяние победило гордость. И она заговорила более жалобно, чем ей бы хотелось.

— Папа, то, что происходит, пугает меня. Я не могу спать.

— Абсолютно нечего бояться. Уж поверь мне. А теперь мне очень жаль, но я должен идти.

«Он собирается повесить трубку, — подумала Клэр. — Держись, держись, держись».

— Ничего тебе не жаль. Но ты мой отец, ты должен помочь. — Последовала пауза.

— Говорю тебе как твой отец, что все в порядке, Клэр. Я тебе скоро позвоню. — И он повесил трубку.

Клэр посмотрела на телефонную трубку в своей руке, затем сунула ее под подушку, чтобы не видеть. Сползла на пол, подтянула коленки к груди и крепко обняла их.

«Глупо чувствовать себя еще более одинокой после этого разговора», — подумала она. Она ничего не потеряла, поскольку терять вообще было нечего. Тем не менее она все равно чувствовала себя очень одинокой.