Близняшки проспали весь следующий день, вставали только поесть и в туалет, после чего опять падали в кровать: видимо, организм требовал восстановления после стресса. Елизавета в это время занималась домом (отдавала распоряжения по закупкам, меню, уборке и прочему, благо, имела опыт), шерстила периодику и библиотеку, собирая инфу по местоположению себя во вселенной, и размышляла о будущем.
Мир, в котором она оказалась, отличался от прошлого. По временной шкале — самый конец 19 века: пар и электричество использовались в промышленности (последнее еще не так активно, но потенциал прослеживался), работали фабрики и заводы, телеграф, телефон, появились граммофон (с большой трубой такой), швейные машинки, автомобили (очень редкие и дорогие)…
В техническом плане миры были похожи, а вот в геополитическом попаданку ждал сюрприз.
Исторической родиной предшественницы было Островное королевство Бриктания, или просто Бриктания, расположенное в Северном полушарии на островах Большой, Малый и нескольких меньше, что для иномирянки означало Англию, Ирландию и те, названия которых она даже не стремилась узнать, а также на полуострове Бректония (Бретань) на северо-западе Великого континента (Евразии, очевидно).
Бриктания — раскинувшая свои владения практически на всех частях света и доминирующая в техническом и экономическом развитии неабсолютная монархия.
Парламент, выросший из Королевского совета, действовал как совещательный орган, однако влияние его в стране было определяющим: все законы проходили обсуждение выборными представителями всех сословий (на основе происхождения и заслуг — у дворян (подавляющее большинство), имущественного и возрастного ценза — у буржуа, общественного мнения — для остальных единиц, как поняла Елизавета).
Лорды, обладающие численным преимуществом, могли наложить вето на большинство проектов, касающихся государственной и международной политики, добиваясь их пересмотра в выгодной для представителей аристократии и бизнеса (!) трактовке.
Королю из династии Йориков (бедный Губерт!) остались лишь несколько сфер, в которых его мнение при решении вопросов преобладало абсолютно: образование и культура, здравоохранение (медицина, по местному), религия, права женщин, детей и аборигенов (в колониях) и иностранцев-мигрантов.
Более всего иномирянку поразило распределение сил на мировой арене. Хотя Бриктания и была гегемоном, ей довольно успешно противостояли:
— союз огромной по площади императорской Руссии (на востоке континента) и Империи Цунь, главенствующий в азиатско-тихоокеанском регионе,
— Континентальный альянс, объединивший псевдо-европейские страны в подобие ЕС и конкурирующий с Бриктанией повсюду, правда, не очень успешно,
— поднимающийся на волне развития нефтепромыслов (?!) сохранивший вековой суверенитет Мединский султанат с тяготеющей к нему в последнее время группой княжеств Синдхарстана, до которой руки не дошли ни у западников, ни у восточников.
Нейтральными оставались Северный союз (из скандинавов и Горячего острова — Исландии, вероятно) и недавно заявившая о суверенитете Саутландия (Австралия?), бывшая веками местом ссылки преступников и неугодных метрополии элементов и потерянная короной из-за проблем на других территориях — ну не до неё было, увы! Правда, «бывшие» родственники решили «дружить домами» — это так, к слову.
На карте попаданка обнаружила Заокеанскую территорию и Дикий Запад — Южная и Северная Америки соответственно. На землях Запада шли вялотекущие конфликты с руссами, Континентальным альянсом (как поняла иномирянка, речь шла о здешних Аляске и Канаде, потому что границы сфер влияния еще до конца не определены), а также (что отнимало много сил у короны) — с тамошними весьма воинственными и «кровожадными» аборигенами-кочевниками, не желающими подчиняться пришлым мигрантам.
До «прям войны» ни в одном случае не дошло, но стычки имели место периодически, хотя и поселения, и прогресс в освоении новых территорий у «понаехавших» имелись.
Этому способствовала переселенческая политика династии Йориков, десятилетиями поддерживающих переезд в свои колонии жителей Великого континента без учета их изначальной национальной принадлежности: примите подданство Бриктании, и она вам поможет найти место под солнцем. Как это реально делалось, Елизавета выяснять не стала.
В Заокеанье же, как и на Черном континенте, Бриктания была первой и единственной (пока), но прогресс в этих частях света шел не так быстро, как хотелось бы властям: природные условия и удаленность от центра мешали продвижению цивилизации, не говоря уже об исконном населении.
«Забавная картинка получается — думала попаданка. — Как же они реально взаимодействуют? Да ладно, не воюют открыто, и хорошо. Может, здесь удастся человекам ужиться относительно мирно? Сомневаюсь, но вдруг?»
Вопросам местной религиозной истории, которая также оказалась «знакомой незнакомкой», попаданка неожиданно для себя уделила пристальное внимание. Христианство в этом (альтернативном, параллельном?) мире также играло значительную роль в жизни человечества, но развитие его было иным.
По выкладкам Хмыровой получалось, что здесь нет знакомых ей католицизма, православия или протестантизма как основных конфессий. Вернее, они есть, но в приобретших ярко-выраженные национальные черты формах, что стало следствием своеобразного исторического пути здешнего христианства.
Если в прошлом мира попаданки христианская церковь начала терять единство еще в одиннадцатом веке (впрочем, уже с четвертого века, с разделения Римской империи на Западную и Восточную, возникли предпосылки к расколу), и окончательно — в шестнадцатом (Реформация), то в этом секторе пространственно-временного континиума раскол произошел сразу и повсеместно менее трех веков назад (совпадение?) и вызван был не столько внутренними противоречиями в среде духовенства, сколько внешними обстоятельствами.
Связан распад единой церкви оказался, во-первых, с промышленной революцией (начавшейся в Бриктании, кстати) и появлением буржуазии, пожелавшей занять подобающее её экономической роли место в обществе, для чего требовалось скорректировать традиционные духовные ценности.
Во-вторых, именно в этот момент христианское сообщество потеряло единое руководство в лице Конклава епископов Петрополя (Иерусалима?), до сих пор благополучно существовавшего в Святой земле, отвоеванной и удержанной объединившимися когда-то континентальными рыцарями-монахами (черным духовенством) в сражениях с кочевыми мединцами и иже с ними.
Центр христианства был снесен с лица ветхозаветных территорий набравшим сил Мединским султанатом. К этому времени рыцари-монахи массово переселились в разные страны здешней Европы, основав там поселения Ордена защитников веры, или просто монахов (незатейливо так), и защищать Петрополь от внезапной массированной атаки конницы пустынников (сидевших веками тихо) оказалось некому.
Спаслись от резни единицы из духовных отцов, до прародины добрались еще меньше, что позволило белому континентальному (и национальному) духовенству заявить о себе громко и активно.
В результате такого исторического «финта», помноженного на буржуазную мечту, и появились многочисленные (считай, в каждой стране) духовные учения и церкви, выстраивающие отношения со светской властью на разных условиях и с разным успехом: то — они, то — их. Не суть.
Важно то, что Орден в большинстве случаев от этих игрищ самоустранился: стал пристанищем для всех верующих, пожелавших посвятить себя служению всевышнему, но сохранив оговоренные когда-то Конклавом и записанные в анналах всех государств права на имеющиеся у монахов земли, богатства и НЕЗАВИСИМОСТЬ плюс обязанность воспитания подрастающего поколения в духе христианской морали… То есть, они были как тот кролик — вроде есть, а вроде и нет!
Поначалу-то светским властям не до монастырей (местами ставших и женскими) было — с белыми бы священниками разобраться. А вот потом, глядя на процветающие, не платящие налоги, принимающие в своих стенах и правых, и виноватых, государи стали «чесать репу»: не порядок! На моей земле, но не под моей дланью!
И что делать, если условием «вывода из игры» Ордена было либо естественное убывание численности монахов/монахинь в отдельно-взятой обители, либо вопиющее нарушение орденцами божьих заповедей (грехопадение, короче), подтвержденных документально?
Что было в других странах и как, Елизавета не выясняла, а вот короли Бриктании, таской и лаской (поэму можно написать), смогли «свести» количество монахов до минимума и в сердце империи, и на периферии, куда те уезжали добровольно-принудительно на условиях равноценного обмена. И пусть орденцы «не выступали» особо, занимаясь вроде как воспитанием и призрением, в основном, сам факт их независимости и «увод из жизни» работоспособной и фертильной молодежи нервировал власти.
«А тут такой повод подвернулся! — ухмыльнулась, подводя итоги информационного штурма, попаданка. — И главное, на все королевская воля! Его епархия, кто рот откроет?».
Определившись в целом с геополитическим, техническим и духовным устройством этого нового мира, Елизавета немного успокоилась. Теперь следовало разобраться с семейными проблемами.
А они встали во весь рост уже через день после возвращения близнецов, при чем, в таком аспекте, о котором попаданка даже и не думала.
Сидящие под домашним арестом Темперанс и Ко притихли, сестры Мортен отоспались, Лиззи определилась со способом отъезда (ближайший рейс в столицу Бриктании на шхуне (!) «Веселая вдова»), когда вернулся отсутствовавший более суток Николас Мортен, и с известием…