Когда-то я была злодейкой (СИ)

Глава 6

Способен ли взрослый человек измениться за один день? Бытует мнение, что вряд ли, хотя под влиянием экстраординарных обстоятельств чего только не случается...

Елизавета Хобякова (Хмырова) вообще таким вопросом в своей жизни ни разу не задавалась, потому что не было нужды: другие люди ее интересовали постольку-поскольку, а в отношении себя, любимой, у неё давно не было ни сомнений, ни вопросов — она хороша со всех сторон, а если кому-то что-то не нравится, ей-то какое дело?

Елизавета жила в согласии с собой большую часть жизни, проблемы самопознания или самосовершенствования воспринимала исключительно в плоскости поддержания физической формы и заботы о внешности, интеллект позволял поддерживать большинство светских бесед, природное обаяние и хитрость заменяли его в остальном.

Она не позволяла себе негативных мыслей, будучи уверена в своей удачливости и исключительности, не брала в голову чужие проблемы, смело смотрела вперед и шла к своим целям прямо и неотвратимо, ни к кому и ни к чему не привязывалась, считая мирское быстротечным и заменимым, поэтому легко расставалась с использованными людьми и вещами.

Она и к политико-социальным вопросам так же относилась: где они и где она? Особенно это касалось оставленной Родины и ее проблем. Новости «оттуда» она почитывала, в соцсетях одно время топталась, слухи в землячестве разные перетирала, Борюсик иной раз делился соображениями «кто виноват и что делать»…

Кстати, о Борюсике… Странно, но Голос как-то обошел тему с Хобяковым…

Впрочем, здесь Лиса была уверена на все сто, что уж кому-кому, но выпускнику МГИМО москвичу Борьке Хомяку (кликуха у него такая была в институте) не то что камни в ее сторону кидать, ему ноги ей целовать надо! Что, вообще-то он и делал, несмотря ни на что…

Да, она его вычислила, да, очаровала (много позже она задавалась вопросом, а она ли его выбрала?), но кто, кроме них двоих, знает, сколько сил, терпения, выдумки, в конце концов, она потратила, чтобы превратить вахлака, коим и был студент Борис Хобяков, в интеллигента?!

В семье мидовского чиновника младший Хобяков был паршивой овцой, в прямом смысле: полноватый, простоватый, неуклюжий, потеющий по поводу и без, он был головной болью матери, удивляющейся, как у НИХ мог родиться столь несимпатичный сын?

Одно примиряло родителей с ошибкой генов: парень был умен, учился отлично (как его при этом троллили, Хобяковы предпочитали не ведать), так что в его будущее отец вкладывался, торя сыну дорожку в зарубежье в надежде, что тот уедет и перестанет смущать знакомых своей непохожестью с блестящим старшим сыном, уверенно шагающим к высотам карьеры во внешнеполитическом ведомстве.

Хмырову они, поматросив, все-таки приняли, поженили «детей» и отправили куда подальше. И тут Лиса развернулась! Одного ума и папашиных связей для карьеры мужа было маловато, «товар надо подавать лицом», и она принялась воплощать в жизнь слова «Я его слепила из того, что было».

Зарядка, йога, массажи, маникюр-педикюр, маски-краски, эпиляция, поиски образа… Месяцами поначалу она экспериментировала с внешностью мужа, подбирая диеты и прически, цвет волос, форму очков и фасоны костюмов, что избавить Борюсика от неуверенности, превратить в пусть некрасивого, но импозантного мужчину «с изюминкой», коей был его ум… Да уж, плакали порой оба: она — от усталости, он — от боли и стыда.

Борис был потлив — она пришивала куски тканей в рукава подмышками, чтобы пот впитывался, подбирала дезодоранты, ванны, рубашки одной модели и цвета, чтобы он мог переодеться в кабинете… У него была слишком чувствительная кожа, поэтому каждое бритье в жаркой Африке вызывало жуткое раздражение и прыщи на лице (ни одна бритва не справлялась), и Лиса научилась шугарингу — проблема была решена.

У Бориса было простоватое (рязанское) лицо с голубыми глазами, вялым подбородком, белесые брови и ресницы, нос картошкой и тусклые волосы. Нет, не урод, но чего-то не хватало, поэтому…

Маски на волосы, шампуни-бальзамы-ополаскиватели разных фирм и стоимости, масло для ресниц, корректировка бровей, тонирование волос, аксессуары, очки (с простыми стеклами сначала, но меняющие внешность в лучшую сторону), двубортные костюмы с шейными платками (шея короткая, не под галстук), стиль кэжуал и бохо, скрывающие упорно неуходящий животик… И интенсивные занятия сексом…

В конце концов, Борис Хобякофф научился держаться уверенно, с достоинством, степенно и веско говорить, ходить, тонко шутить и изящно льстить, а также очень эффективно работать, медленно, но верно поднимаясь по служебной лестнице..

Миссис Хобякофф гордилась собой и мужем, считала, что жизнь удалась, даже без детей… Но судьба любит подбрасывать «бомбочки»..

Когда на пороге их дома появился очень похожий на мужа нескладный молодой человек и представился его сыном, Элис было чуть за сорок.

Борюсик валялся в ногах, каялся в грехах молодости (родители-то оказывается, знали…) и просил понять и простить, обещал золотые горы, а у Хмыровой сорвало крышу… Она напилась, потом успокоилась и выдвинула требование: магазин, ранчо, акции и «свободное посещение спальни». Не им, разумеется. Хобяков согласился. Ещё бы он взбрыкнул!

Мишу (Майкла, ха!) она приняла, повторила опыт с его отцом, преобразила и сделала своим — не пажом, но сателлитом. А сама пустилась в полное удовольствий и экспериментов плавание…

В доме Хобяковых установилось вполне нормальное житие: внешне — «заединщики», а так — полное самоопределение вплоть до отделения (по сути).

Вот про Томаса только она так и не узнала …

Как бы там ни было, за всеми вышеперечисленными событиями и случаями, постепенно Лиса Хобякофф брала верх над Лизкой Хмыровой, заталкивая изредка (ну очень изредка) напоминающую о себе молоденькую волжанку, все дальше и дальше в глубины памяти со всеми причастными, чтобы не вносили разброд и шатания в устаканивающийся с годами необременительный и сытый быт белой иностранки, жены преуспевающего менеджера… Не хотела миссис Элис вспоминать и, не ровен час, начать сожалеть об оставленной родне и знакомых в сотрясаемой последствиями развала СССР стране.

Да, она предпочитала «не вспоминать», но это не значило, что она забыла… Очень редко, просто очень, но давала себе «прошлой» выход и устраивала «вечер воспоминаний»: покупала маринованные огурцы (сладкие, зараза), натирала чесноком самый жирный из найденного в супермаркете бекон, близкий по вкусу ржаной хлеб, томатный сок и бутылку «Столичной» и в одиночестве надиралась до «положения риз»…Даже песни пела… А потом обнимала «белого друга», страдала от похмелья, срываясь на всём и на всех, и клялась больше не пить…

Так она «отметила», например, известие о смерти отцовых родителей, деда и бабы Хмыровых, о чем ей написала «по мылу» мать... «Голос» Лисе и о них говорил…

Был подобный срыв и после череды визитов прилетевших на край земли за лучшей жизнью знакомых «незнакомок» из далекой молодости, упомянутых «любезным» Всемогущим. Он был прав и неправ одновременно, как сейчас понимала Хмырова.

Прав в том, что Элис действительно в отношении их судеб «не парилась» и, можно сказать, выкидывала из поля зрения как прочитанные газеты.

«Признаю, было. Но кто бы знал, как же они меня раздражали своей уверенностью в собственной значимости, будучи при этом весьма посредственными в умении реально оценивать свои возможности и себя, любимых… Нет, с кондачка собраться, наскрести денег на билет в другое полушарие, пересечь полмира, явится в незнакомый дом и заявить о своих целях — это дорогого стоит, респект и уважуха им!

Но, голубушки, вы попали не в сказку, а в омут развитого капитализма, про который в школе рассказывали, с резким контрастом между богатыми и бедными, с потогонной системой на рабочем месте, с психологами вместо друзей, массовой безработицей и жизнью в кредит от детства до старости!

А еще с совершенно другой ментальностью, в рамках которой соседи улыбаются друг другу через газон, носят на новоселье ягодные пироги и строчат жалобы в муниципалитет на кучку дерьма, наваленного вашим питомцем на границе этого самого газона или залетевший в палисадник баскетбольный мяч!

Да, они имеют право, и даже больше того — убирать надо дерьмо, и цветы помятые жалко… Только вы-то к такому не привыкли в своем мире, вам же поговорить надо, душу открыть, поплакаться и поделиться последним…

А язык вы выучить не удосужились нормально, справедливость вы защищать идете без адвоката, глоткой луженой, диплом ваш по русской литературе или бухучету здесь на х… никому не нужен, потому как романы слишком мрачные и пессимистичные, а компьютерная прога считает быстрее и лучше…

А еще вы не понимаете намеков, вам все разжевать и в рот положить надо, и то давиться будете… Фермер почему не женат, а? Смотри, слишком ласков, слишком щедр на втором свидании, слишком аккуратен… Не настораживает? Тут два варианта: или актер хороший, или не по девочкам… Не может быть? Ну ладно…

Вы так подружились через неделю работы, что теперь проводите все свободное время вместе, хотя и понимаете друг друга с пятого на десятое? И тебя пригласили в дом поиграть в преферанс с ее бабушкой и другими соседками и обещали в обед научить правилам? Тебе там хорошо, с тобой делятся, занимают на игру деньги? И ты не видишь в этом ничего странного, разве что квартал бедный? Ну решай сама…

Твоя работодательница сделала замечание по поводу внешнего вида, хотя сама не умеет ни красится, ни одеваться, по- твоему? И что, если у тебя высшее образование, а она не знает, где Крым находится? Ты не понимаешь, что написано в задании на день, но идти на курсы английского слишком дорого? Это мне легко говорить?!!

Да я сутками зубрила этот долбанный инглиш, так отличающийся от студенческого преподавания, африкаанс также, год в компаниях только улыбалась и кивала, льстила важным людям и хвалила непривычную еду, от которой меня потом несло!

Я записывала и запоминала малейшие детали местного быта и привычек соседей, чтобы не ошибиться ненароком, присматривалась к мимике, пыталась понять их образ мышления… Почему не сказала? А ты спрашивала?! Тогда заткнись и решай — оно тебе надо, здесь жить? Надо — терпи и учись, не можешь — езжай домой..

Они недобрые? Нет, дорогая, они просто другие, мы как инопланетяне друг для друга. Не уверена, что хоть когда-то будем на одной волне… У них мозги иначе работают, жестче… Да и пропаганда более умелая… Так что, иди ты в… Устала я» — завелась вдруг Лиса и расстроилась. Где правда, брат?

Но как бы не абстрагировалась от прошлого и неприятного Хмырова, одно она не делала точно: никогда не вступала в диалоги «любителей есть дыни» в сетях или на приемах по поводу ситуации на территориях «одной шестой части суши» и либо пресекала их едкими, отнюдь не связанными с темой, но резко осаживающими фразами в адрес «говорунов», либо уходила прочь.

Ей претили язвительные, полные превосходства и самодовольства комментарии иммигрантов в адрес вырастившей их страны и оставшихся там людей… А уж если она знала, как и почему эти «поборники морали, светочи демократии, борцы за справедливость» и прочее жили «там» и оказались «здесь» (тесен мир, как ни странно), она вообще закрывала аккаунты и планшет… Ну вот так, не мутила озеро своей души… Малодушие? Да и пусть… Она не хочет лишней головной боли!

Поэтому и в молодости, и позже для неё было странно слышать фразы типа «почернеть от горя», «тронуться умом от переживаний», «заболеть от тоски». Елизавета их не понимала: зачем убиваться, неужели собственная жизнь не дороже чужой? Она же ведь одна, ее не стоит тратить на страдания, сожаления, муки любовные или угрызения совести.

Так и жила Лиса, не углубляясь в философию, не задаваясь вопросами о концах и началах, радуясь каждому дню и получая удовольствие от вкусной еды, модных вещей, телесных удовольствий, красот природы и разных видов изобразительного искусства, предпочитая кино и живопись, не отрицая литературу (развлекательного жанра, преимущественно), приятную музыку (минус рэп, джаз, тяжелый рок).

Короче, человек рожден для счастья, как птица для полета — девиз ее прошлой жизни, особенно последней ее четверти.

Тем оглушительнее были для сознания откровения голоса, в изложении которого личность Хобяковой оказалась настолько неприглядной, что Елизавета испытала ни с чем ни сравнимый шок, вкупе с реальностью попадания в другое измерение-время, перевернувший её представление о себе.

В результате многочасового прослушивания событий долголетней и не очень давности, переваривая их, лежа в кровати в каморке предшественницы, смотря на факты и себя под непривычным углом, принимая судьбоносные решения, Елизавета Хобякова (Хмырова) спустя двое суток могла с уверенностью сказать, что стала другим человеком не только внешне.

Обдумывая то, что сказал «Бог», принимая новую реальность, женщина вдруг поймала себя на мысли, что силы небесные ей предоставили шанс не просто на вторую жизнь в ином мире и чужом теле — ее вернули к ней же, той юной девочке, счастливо живущей с мамой и папой в приволжском городе, ходящей в школу с дворовыми соседями-ровесниками, отдыхающей в летних лагерях или в деревне под Саратовом у любимых деда и бабы, бегающей на секции по гандболу и волейболу в Дом пионеров, получающей твердые «четверки» по всем предметам и мечтающей при этом окончить школу с «золотой медалью»…

В мировосприятии той Лизы не было сильных обид, чрезмерного эгоизма, равнодушия и снобизма. Мама была красивой, папа — добрым, одноклассники — веселыми, страна — великой, а будущее — светлым и прекрасным. Она была убеждена, что обязательно поступит в мединститут, как папа, будет лечить людей, встретит умного красивого парня, они полюбят друг друга и поженятся, получат квартиру, у них будут дети, собака… Все будет хорошо! Лишь бы не было войны…

Та девочка вряд ли стала бы выгонять служанку из-за разбитой вазы или плохо отглаженной шторы, не вышла бы замуж за молодого человека с внешностью мультяшного Пятачка и не уехала бы с ним на другой конец света от плачущей матери, не изменила бы мечте о медицине ради легкого поступления на филфак по специальности «русский язык как иностранный», чтобы никогда не работать не только по диплому, но и вообще..

Много Елизавета думала, много… И теперь, если бы ей сказали, что за ночь она поседела от потрясения, она бы даже не удивилась.