Следующие девять лет Лиззи Мортен, она же Елизавета Хмырова, она же Элис Хобякофф, прожила в режиме «нон-стоп», но какие это были чудесные годы! Если первая жизнь попаданки была посвящена себе, любимой, то во второй она отдалась общественной деятельности и, как ни странно, получала от своей активности не меньшее удовольствие!
Ей понравилось писать учебные программы (вернее, наметки, которые потом доводили до ума специалисты — учителя, преподаватели и сам советник), руководить перестройкой зданий пансиона, превращая его в комплекс учебных и жилых комнат, производственных помещений, спортивных площадок, заниматься продвижением новых изделий и продуктов, изготавливаемых учащимися и — частично — их воспитателями и наставниками, преподавать самой и вести бухгалтерию необычного предприятия.
Дни пролетали, наполненные работой, борьбой с бюрократией и победами на ниве новшеств, вносимых неугомонной, как оказалось, попаданкой.
Сначала Мортены переехали в пригород и занялись ремонтом в пансионе, где, как и предполагала Лиззи, осталось пятнадцать насельниц в возрасте от четырнадцати до семнадцати лет, которым некуда было вернуться, шесть монахинь, отказавшихся уезжать из колонии, и двенадцать «детей короны», работавших на тяжелых участках монастырского хозяйства и живущих там же в халупах, напоминающих бразильские фавелы.
Еще до суда десять монахинь из числа «воспитателей» оставили пансион, приняв предложение губернатора отбыть в другие земли, где их деятельность будет принята властями более благосклонно — такое компромиссное решение родилось в ходе переговоров короля Бриктании и представителей иных (иностранных) конфессий, проведенных на фоне скандала.
Шесть же оставшихся «сестер во Христе» принесли клятву на Библии, что ни словом, ни делом не будут вредить новой родине и её чадам, перейдя в категорию… ну, вроде, вольнонаемных: никакой религиозной деятельности, кроме как для личных нужд, только работа по специальности.
Именно! Оставшиеся монахини были профи в виноградарстве и виноделии (две), сыроделии (две) и садоводстве и огородничестве — еще две. В аферах бывшей настоятельницы они «не засветились», детей любили искренне и дело свое — тоже.
Лиззи была счастлива: хоть эти участки не «провисли», так что обеспечить контингент едой и кое-каким доходом можно было сразу.
Однако за деньги для пансиона — будущего экспериментального учебного центра — они с Боулзом (нынешним советником губернатора и будущим зятем) сражались не на жизнь, а на смерть.
Попаданка сумела «отбить» большую часть конфискованного имущества директрисы-настоятельницы Изабель (в том числе, личного, не учтенного в гроссбухах, а там было чем поживиться), сохранить каналы сбыта вина и сыров с долей фруктов по бывшим договорам, перезаключив их заново с некоторыми преференциями, «таской и лаской» добиться от колониальной администрации дотаций на ремонт монастыря и закупку динамо-машины для обеспечения пансиона электричеством с последующими поставками топлива (наравне с собственно офисом губернатора), пригласить на работу трех учителей-женщин из метрополии (словесность, иностранные языки и изящные искусства) и одного пожилого мужчины-математика из старых знакомых отца.
При чем, всех преподавателей — на жалованье короны! Советник Боулз, да и губернатор, граф Дамбли, называли ее между собой «бульдожкой Мортен» и зарекались связываться со старшей дочерью коллеги в будущем. Ха-ха, знай наших!
Самого папеньку она «припахала» к ведению кратких ознакомительных курсов по истории, географии, естественным наукам. Этикет, домоводство, рукоделие и кулинарию взяли на себя дамы из местного женского сообщества во главе с Пруденс Осгут.
О, это было неожиданно, невероятно, но очень своевременно и удачно!
Болтушка миссис Осгут оказалась весьма деятельной и ответственной особой: помимо хорошо подвешенного языка и осведомленности о светской жизни колониальной столицы (и не только), дама средних лет и приятной наружности владела навыками неплохой поварихи и кондитера, которые долгие годы вынуждена была скрывать, дабы не прослыть плебейкой.
Она же привела к Лиззи еще троих таких же «тайных» мастериц: кружевницу и вышивальщицу — вдову прежнего колониального губернатора Батшебу Винтер («божий одуванчик» за семьдесят, но творила она такое волшебство, а уж сколько женских хитростей знала!), швею с задатками дизайнера (чудо!) старую деву Симону де Монкар (вроде француженку, вроде из дворян) и помешанную на цветах и прочих растениях миссис Сару Бэнкс, бездетную супругу известного городского аптекаря, ставшую их незаменимой травницей-медсестрой, вместе с доктором Итаном Фаулзом (военврачом в отставке), следящей за состоянием здоровья всех проживающих в пансионе (людей и не людей).
Одновременно с переездом и перестройкой в пансионе, Лиззи, как главной госпоже, пришлось заниматься подготовкой к свадьбе Эммы — приданое, консультации, банкет. Не очень хотелось отрываться от преобразований в монастыре, но что делать? Избавиться от сводной сестры хотелось больше.
«Раньше сядешь — раньше выйдешь» — твердила про себя попаданка, разбирая гардероб мачехи вместе с Эммой (одна она не могла решиться, ну да), определяясь с фасоном её венчального наряда, проводя «экспресс-курс молодой хозяйки» для неприспособленной, но твердо настроенной выжать из сводной сестры максимум полезных знаний будущей новобрачной, попутно готовя меню застолья и подарок невесте.
Кстати, свое обещание продать мачехины платья Лиззи выполнила: то, что не подошло Эмме, выкупила модистка, работавшая над свадебным нарядом (а деньги старшая мисс пустила на банкет). Оказалось, что на гардероб Темперанс многие облизывались, поэтому портниха была уверена — потраченное вернет с лихвой: дополнительно унизить зазнайку Мортен, надев, пусть и перешитое, но ЕЁ платье, захочет не одна дама в городе!
Эмма (ожидаемо, конечно же) приняла предложение Фрэнка Брэкстона, помощь Лиззи и приданое от советника.
Свадьбу сыграли через три месяца после суда над Темперанс, тихо и скромно, по-семейному, после чего молодые отбыли к месту службы новоявленного супруга, провожаемые довольными улыбками Мортенов и слезами Кэтрин.
В багаже молодой миссис Брэкстон лежал продуманный гардероб из части перешитых нарядов ее матери, наборы постельного белья хорошего качества от всех младших сестер (сами шили и хорошо постарались), тетради с советами по ведению хозяйства, составленные с подачи старшей мисс Мортен, тысяча фунтов наличными и несколько памятных украшений Темперанс — от отчима, а также парюра (набор украшений из шести, в данном случае, предметов — кольца, перстня, кулона, пары серег, браслета, ожерелья) из кристаллов горного хрусталя (помните?) в серебре, изготовленная лучшим ювелиром Кейпсити по эскизам Лиззи.
Для этого мира дизайн набора был необычен (камни гранились в клиньевой манере и буквально «горели» на свету), изящен и неповторим. Елизавета приложила к шкатулке с украшением описание свойств камня — на память Эмме.
(Горный хрусталь оказывает благоприятное воздействие на человека и людское жилье: камни могут оградить от зависти, злобы, приворотов, помочь избавиться от излишней эмоциональности, привлечь удачу, симпатии и любовь, поспособствовать в делах и карьере).
Молодожены уехали, но полностью связи между родственниками не прервались, поскольку писала Эмма Брэкстон не часто, но регулярно. Получаемые сообщения (весьма подробные, кстати) позволяли Мортенам судить, что жизнью в другой части света и отношениями с мужем она довольна, супруги преуспевают и благополучны. А еще каждое письмо мачехиной дочки заканчивалось словами благодарности в адрес семейства отчима за участие в ее судьбе.
Была ли Эмма искренна? Оставалось только надеяться.
PS. Уважаемые гости, не стесняйтесь ставить звездочки-оценки, вас много, по зернышку, и история поднимется по шкале рейтинга! Вам несложно, а автору — приятно)