Когда-то я была злодейкой (СИ)

Часть вторая, Глава 8

Три месяца пронеслись как один, ребята вернулись в город, надо было готовиться к последнему учебному году, и тут Лиза обнаружила, что мальчик-то её вырос! И… вообще, можно сказать, изменился до неузнаваемости… Хм.

Хантер вытянулся, перегнав её, избавился от имевшегося ранее жирка, раздался в плечах, распрямился, возмужал… Ему дико шли волосы до подбородка (не стриженные с зимы), которыми он встряхивал, когда отбрасывал челку назад, и они отливали чернильной густотой. Его ладони с длинными тонкими, но сильными пальцами как-то особо привлекательно держали карандаш или ложку, а ещё поддерживали её локоток при спуске с трапа теплохода или из автобуса…

Новая оправа, купленная на заработанные в колхозе (дед постарался) деньги, превратила очкарика-ботаника в утонченного интеллигента с весьма колоритной восточной внешностью: смугловатой бархатистой кожей, полными сочными губами четкого рисунка, высокими скулами и узкими, загадочно вытянутыми к вискам черными глазами с невозможно густыми ресницами, за которыми веки казались подведенными угольной полосой!

«Ё-моё, что это я сделал? Азиаты-айдолы нервно курят в сторонке! Если бы джинсы в обтяг да рубашку шелковую на выпуск, мокасы и черный каучуковый браслет на запястье … Длинные ноги, упругая задница, ключицы видны, шёлк на плечах натянулся слегка, полы чуть распахнуты… Он сглатывает, кадык движется вверх-вниз, я таю…» — Лиза смотрела на Хантера и не видела ничего больше…

Пока её не вернул в реальность вопрос давно стоящего в новых очках и ожидающего оценки приятеля:

— Ли-и-иза, ну как? Может, другие?

«Хмырова, очнись, ненормальная! Тебе семьдесят почти, хоть и шестнадцать! О, господи, да в семьдесят ТАК смотреть ещё более неприлично! Чертова молодость, чертовы гормоны, чертова советская мораль, а-а-а!!! У меня секса не было ДЕСЯТЬ лет, какая мораль, в пи… у!!! Так, спокойно, возьми себя в руки, дорогая, не пались! Побегать тебе, Элис, или мусорные баки потаскать надо, или поплавать часа два, а не на юнца облизываться! О-о-о, да его облизать с ног до головы — это ж какой кайф, там же кубики!!!» — Лиса опять впала в прострацию…

Мергену надоело ждать, он снял очки и вернул продавщице, схватил невменяемую подругу за руку и вытащил из оптики. На воздухе Лиза очнулась, сфокусировалась на старых очках и заорала, не контролируя себя от возбуждения:

— Ты куда новую оправу дел, придурок? А ну, пойдем назад! Нацепил ху… какую-то! Потом пойдем брюки искать, рубашки новые тоже! Вымахал, понимаешь, на бабулиных харчах, одеть нечего теперь! Чё встал, пошли! — попаданка шарахнула дверью и влетела внутрь.

Мерген внимательно посмотрел на вспыхнувшую от гнева (ой ли?) Лизу, хмыкнул довольно и шагнул опять в прохладу магазина, где Хмырова забирала товар, бурчала и отводила в сторону глаза, хотя уши ее и щеки отчетливо краснели. Девушка очевидно смущалась, и Мергену это о-о-о-чень понравилось!

После фееричного осознания привлекательности юноши, ставшего незаменимым компонентом её жизни, Елизавета Владимировна Хмырова несколько дней активно занимала себя разными супер-важными делами, чтобы только не оставаться с ним наедине и не подвергать себя дополнительному стрессу.

Тётя Таня заметила ненормальность подопечной, но списала её на волнения перед выпускным классом. Сам Хантер делал вид, что ничего странного не произошло, общался с матерью и к Лизе не заходил.

Попаданка и радовалась, и злилась, впервые за ТРИ жизни начав комплексовать по поводу своей неидеальной внешности и некстати проснувшегося либидо.

Елизавета подолгу сидела вечером перед зеркалом, разбирала каждую черточку своего лица, проклинала отсутствие в магазинах нормальной косметики и остальных, так необходимых для женщин мелочей, вспоминала лицо и тело Хантера, зависала в воображении, что бы она хотела с ним сделать, понимала, что ЗДЕСЬ и СЕЙЧАС это невыполнимо, психовала, хныкала раздосадованно и плохо спала…

Ей снились слишком яркие и натуралистические сны с участием прошлых любовников, которые как-то сами по себе трансформировались в Мергена… Она просыпалась среди ночи, потная и неудовлетворенная, и старательно выполняла упражнения тай-чи, пытаясь усмирить разбушевавшиеся гормоны молодого тела. Это было изматывающе!

Наконец, молодые люди пошли в школу, умственные занятия снизили напряжение телесное, и Лиза немного остыла. Чего нельзя было сказать про активировавшихся одноклассниц, ошарашенных преображением пухляша Манджиева.

— Лизка, ты заметила, что Мерген — красавчик? — с придыханием сообщила ей Верка Браун на линейке перед началом последнего школьного года. — Такой пуся стал! Интересно, у него есть кто? Я бы не прочь с ним замутить…

Хмырова вздрогнула, покосилась на соседку и поняла: ещё слово, и она её покусает, форменным образом! «Хантер — МОЙ! Только сунься, зараза, все лохмы повыдираю!» — вдруг подумала Лиса и ужаснулась. Если так пойдет, она не удержится и начнет пакостить...

«Нет, нет, нет! Я не могу все прое… Потерять! Боже, где ты там? Помоги! Я же исправилась, да? Я же не наделаю глупостей снова? Держись, мисс Мортен, ты — леди, ты сможешь!» — уговаривала себя попаданка, а сама неотрывно следила за всеми перемещениями Мергена, знаками симпатии к нему от девчонок и ревнивыми выпадами парней.

Мерген же будто и не видел, какое впечатление он производит на публику: также спокойно сидел за партой рядом, шел к ней домой, обедал и ужинал в компании тети Тани, занимался уроками, тай-чи и плаванием (в чем весьма преуспел), помогал убирать двор.

Короче, вел себя юноша как обычно, и Лиза постепенно успокоилась и «отдалась» учебе: мечта о золотой медали обрела высокую вероятность «сбычи»!

Сезон сменялся сезоном, и вот уже выпускные экзамены на носу! Лиза и Хантер получили желаемое, ну, с коррективой: Мерген — блестящее «золото», Лиза — приятное «серебро».

В любом случае, их примут без экзамена в любой вуз страны, просто Лизе придется пройти немного более волнительную процедуру: подождать места после золотых медалистов или сдать один профильный экзамен… Не так страшно!

Если в жизненных планах была ясность, то в личной плоскости обстоятельства складывались не столь радужно, особенно у Мергена.