Когда-то я была злодейкой (СИ)

Глава 23

Близнецы Джейн и Джулия Мортен вышли замуж за выбранных Боулза и Нокса через два года помолвки, поселились в городском доме и, в положенный природой срок, почти одновременно родили близнецов: Джейн — мальчика и девочку, Джулия — девочек.

Советник губернатора Джеймс Боулз сначала расстроился из-за отсутствия наследника, но упорная работа над сыном принесла плоды: младший Боулз увидел свет через два года после сестер.

Флоренс оставила пост главной кухарки пансиона (она не смогла «бросить девочек» после переезда семейства в монастырь), передав его повзрослевшей Молли, и окунулась в уход за детским садом Мортенов, дав возможность замужним близнецам продолжать помогать Лиззи в управлении «Новой зарей».

Сэр Мортен был счастлив, обожал внуков и как-то помолодел, что вылилось в появление у него любовницы — очаровательной мулатки Рианны, чрезвычайно фигуристой дамы лет 40, бывшей горничной вдовы Винтер, после смерти Батшебы нанятой советником на работу в городской дом.

Черноволосая смуглокожая красавица-квартеронка покорила сэра Николаса выдающимися формами, а всех остальных — оптимистичным легким характером, смешливостью, умением слушать и сочувствовать, какой-то невероятной мудростью и душевной теплотой. С Флоренс они сошлись на ниве заботы о семье Мортенов, и вдвоём превратили дом бывшего советника в настоящее родовое гнездо.

Елизавета с грустью вспоминала уход замечательной Батшебы Винтер. «Дьяволица Винтер», строившая общество Кейпа на раз-два острыми грубоватыми шутками и с терпеливой нежностью занимавшаяся воспитанницами «Новой зари», ушла внезапно, во сне, на семьдесят седьмом году жизни.

Буквально накануне она пригласила Лиззи прогуляться перед сном и задала вопрос, от которого попаданка похолодела.

— Девочка, ты ведь не настоящая Лиззи Мортен, правда? — не глядя на собеседницу, произнесла старуха. — Не бойся, я давно догадалась, просто не могла поверить. И эту тайну я унесу с собой в могилу.

— Батшеба… Как? — дрогнувшим голосом спросила Елизавета проницательную женщину.

— Хм… Да не могла у простака Мортена и его жены-тихони родиться такая умная и необычная дочь, знающая и умеющая столь многое… Милая, я видела разных людей за свою долгую жизнь, слышала невероятные вещи… Так кто ты?

И Елизавета рассказала о себе всё. Губернаторская вдова слушала внимательно, серьезно, задавала редкие вопросы по ходу повествования и в конце беседы удовлетворенно улыбнулась:

— Значит, есть другие миры и возможность перерождения. Это хорошо! Теперь не так страшно умирать! Спасибо, что поделилась своим секретом. Ты справилась с заданием голоса. А на счет прошлого… Не грусти, мы все ошибаемся, только некоторым удается исправить сделанное при этой жизни, а кому-то, видать, дается возможность прожить ещё одну… Или не одну, как думаешь?

Бывшая первая леди Черных колоний с трудом встала со скамьи, погладила Елизавету по голове, потом поцеловала в лоб, как бы благословляя, и прошептала:

— Живи также ярко, как до сих пор. Не ровняйся на серых птах, не стремись быть как все. У тебя иной путь. Да, ещё… Постарайся полюбить! Я уверена, если ты позволишь себе, рядом обязательно появится достойный мужчина. Будь счастлива, девочка Лиса…

Старушка ушла, тяжело ступая и опираясь на трость, а иномирянка сидела, глядя в бархатное ночное небо, и тихо плакала от облегчения, что смогла хоть раз рассказать о себе правду…

Утром Батшеба не вышла на зарядку, её нашли в постели, спокойную и холодную. Лиззи была в шоке, тяжело переживала потерю соратницы и помощницы, и, как оказалось, дарительницы.

Батшеба Винтер оставила большую часть своих сбережений именно Лиззи Мортен и пансиону, наказав похоронить её рядом с оградой монастыря, в укромном уголке сада. Так и сделали, хотя родственники Винтер выражали негодование и по поводу завещания, и в отношении места захоронения усопшей.

«Родню не слушай — писала в прощальном письме необыкновенная женщина. — Пасынкам досталось от их отца много, да только распорядиться они богатством не сумели, вот и нацелились на мое наследство. Шиш им, а не мои деньги! Хватит с них того, что я унесу в могилу их грязные секреты! Уверена, ты сможешь найти достойное применение моим накоплениям. Оставляю тебе, девочка, и мои записи по кружеву и прочему, и дневники — почитай на досуге, может, что-то тебе пригодится… Храни тебя бог, Лиза».

Именно благодаря дару миссис Винтер Лиззи в последствие смогла наладить страусиный бизнес — и мясной, и кожевенный, и яйцевый, — не затрагивая основные средства пансиона, можно сказать.

Воспитанницы тоже сожалели о смерти несносной при жизни старухи Винтер. Ну, кто ещё мог им просто и откровенно рассказать о женских болезнях, способах предохранения, особенностях мужской физиологии, поделиться житейской мудростью относительно взаимоотношения полов, кто мог дать совет по кандидатурам кавалеров, кто выгонял на зарядку ленивых и на учебу — сомневающихся?

Кто ещё подаст пример в ношении шаровар и туник, кто рискнет одеть дешевые украшения, будто они — алмазы, кто открыто выскажется о поведении негодяя, пойманного «на горячем» в темном уголке сада и оговаривающем при этом несчастную жертву своего кобелизма?

Пансион как-то притих без хриплого голоса вездесущей старухи, её неизменной широкополой шляпы с плюмажем и трости, оповещающей о её хозяйки приближении заранее. Всем было грустно, больно и тоскливо после её ухода…

А Лиззи, в память о необыкновенной женщине, научилась, наконец, вязать — не даром же та при жизни её натаскивала и заставляла сидеть рядом, перенимая опыт, да и записи свои оставила! Попаданка поставила цель и добилась мастерства. Как и всего, чего хотела, впрочем.