Костлявые пальцы бабушки Агаты впились мне в локоть, а я почувствовала, как по спине поползла струйка холодного пота. Сердце испуганно колотилось.
— Какое удачное совпадение! — продолжал вещать визгливый женский голос. — Хоть не одна пойду.
Дверца кареты бесшумно распахнулась, и из темной кабинки неуклюже вылезла толстая, поистине необъятных размеров женщина в ярко-зеленом, цвета вырви глаз, платье и таком же ярком, поросячье-розовом шейном платке. Точнее сказать, она вывалилась оттуда подобно клубку ниток из швейной корзинки.
Возраст этой дамочки сложно было определить. Ей могло быть и пятьдесят, и семьдесят. Из-за лишнего веса на ее лице не было заметно глубоких морщин, но грязно-седые, выбивающиеся из-под шляпки волосы, как и грузная, чуть шаркающая походка говорили о том, что она вполне могла быть ровесницей Агаты. Может, чуть моложе.
Рука, сжимающая мой локоть, несколько расслабилась. И я отчетливо услышала, как Агата с облегчением выдохнула.
— Молчи, я сама, — едва слышно шепнула она. — Это моя бывшая соседка. Три года как уехала из деревни. Муж получил выгодную работу в городе. Вероятно, приехала проведать могилки родителей.
И, сделав шаг вперед, словно заслоняя меня своей спиной, как щитом, бабушка широко улыбнулась. Так широко, что вполне могла бы продемонстрировать приятельнице тридцать два зуба. Если бы они у нее были, разумеется.
— Сильва! — она бурно обняла толстушку, но из-за пышных форм ей удалось обхватить разве что половину талии приятельницы.
Несмотря на испуг и всё еще полыхающую в груди тревогу, я чуть не прыснула — настолько потешно это выглядело. Маленькая, хрупкая, похожая на лесную птичку Агата и массивная, напоминающая бегемота Сильва, ростом на полторы головы выше своей бывшей соседки и раза в четыре превосходящая ее в объёме.
Пока они обнимались, — если этот процесс можно было так назвать — я успела разглядеть лицо новой знакомой. Пухлые, румяные щеки, трясущиеся при каждом движении как вишнёвое желе. Небольшой, курносый нос, который, скорее всего, в молодости выглядел довольно пикантным. И серо-зеленые глаза, сохранившие свой яркий цвет, несмотря на возраст. В молодости эта толстушка была, вероятно, очень даже привлекательной. Но теперь от былой красоты остались лишь глаза. И то, они так заплыли жиром, что их, по сути, не было видно.
— А это кто? — внимание Сильвы резко переключилось на меня. Глаза-щелочки пристально разглядывали меня с головы до ног.
— Как кто?! — с нарочитым изумлением воскликнула бабушка. — Ты что, Мэйди мою не узнала?
На мгновение в воздухе повисла напряженная тишина, нарушаемая лишь фырканьем лошадей, нетерпеливо постукивающих копытами.
— Мэ-э-эй-ди?! — удивлённо протянула толстуха. В ее глазах промелькнуло сомнение. — Эта замухрышка? — Она повернулась к подруге. — А куда ты дела остальную ее часть? Где всё… ну это… вкусное?
Она недвусмысленно показала на себе, чего именно у меня недоставало. Я густо покраснела.
— Да переболели мы с ней давеча, — совершенно спокойно, словно ничего экстраординарного не происходило, отозвалась Агата. — Сильно. Вот и похудела моя птичка.
Сильва вновь уставилась на меня, словно пытаясь отыскать во мне хоть что-то знакомое. Потом скептически поджала и без того уже тонкие губы и недоверчиво хмыкнула.
Я же энергично закивала, мол да, переболели, и вот теперь я такая — плоская и мелкая. А у самой желудок свело от страха. Неужели наш план провалился?! Причём, так глупо?
— А что ты удивляешься? — продолжала, как ни в чём ни бывало Агата. Вот же актриса! — Вспомни себя после родильной горячки! Тебя же муж родной месяц не узнавал! Али забыла?
Жирное лицо еще несколько мгновений оставалось напряженным, но потом черты смягчились, и на губах появилось некое подобие сочувствующей улыбки.
— Да, Агата, ты права, — она потрепала меня по плечу. — Чего это я. Видимо, просто подзабыла за три года, как твоя малышка выглядит. И болячка эта. — Она расстроенно покачала головой. — Волосики-то ее, и глазки ее. Жаль, конечно, вкусных форм, но это дело поправимое.
Она лукаво подмигнула мне, а я вновь вспыхнула и опустила глаза.
— Чего стесняться? Дело-то важное! — рассмеялась Сильва. — Мужики любят, когда есть за что подержаться. — Она снова повернулась к Агате. — И куда это ты ее снарядила?
— Да вот в столичную академию отправляю! — с гордостью ответила Агата, но, помимо гордости я уловила в ее голосе отчётливое облегчение. — Будет моя птичка магичкой!
— Ух ты! — с искренним восхищением воскликнула толстуха. — Да уж, повезло вам! Не аристократы ведь, а дар проявился. — Она поцокала языком, а потом, внезапно, хохотнула. — Ну, тогда я за твои потерянные формы не переживаю. Наешь на казённых харчах и сись…
— Не смущай мою девочку, Сильва! — с деланным возмущением перебила ее Агата.
— Женщины! — зычный голос кучера прервал пикантное обсуждение деталей моей фигуры. — Мне, конечно, не хочется прерывать сей интересный разговор, но нам пора трогаться.
Я с благодарностью схватила сумку и достала из кармашка платья подготовленную монетку. И, хоть мне было больно и немного страшно расставаться с бабушкой Агатой, я испытывала неимоверное облегчение от того, что этот театр с Сильвой вот-вот закончится. И, похоже, нам удалось направить действие в правильное русло.
— Да-да, конечно! — засуетилась бабушка. Ее внимание полностью переключилось на меня, а глаза заблестели. Ей тоже очень не хотелось расставаться со мной. Она порывисто обняла меня и прошептала. — Будь умницей, рыбонька. Всё у тебя получится. Не потеряй письмо и метрику, иначе тебя не пустят в столицу. И напиши мне, как устроишься.
Как же она была уверена в том, что я поступлю! Сердце моё радостно забилось.
— Удачи тебе, доходяга! — толстые, мягкие, как подушки для сквозняков, руки обвили меня и прижали в необъятной груди.
В нос ударил запах пота и какого-то резкого одеколона. Я едва не поморщилась, но, всё же, выдавила из себя некое подобие улыбки.
— И чтоб наела мне формы к следующему приезду! Сама проверю! Везде пощупаю!
Похоже, у этой толстушки на уме только одно, подумала я, мягко высвобождаясь из пахучих объятий. Потом еще раз быстро поцеловала Агату, сунула кучеру плату за проезд и, придерживая непривычно длинный подол платья, забралась в кабинку.
Какая же удача! Я тут одна!
С облегчением плюхнулась на мягкое сидения и вытерла со лба пот. В кабинке царил приятный, прохладный полумрак, пахло кожей и немножко лошадьми.
— Тро-о-о-гаемся! — раздалось снаружи.
Свист и последующий щелчок хлыста — и дилижанс, резко дернувшись, тронулся с места.
Я высунулась из окна, чтобы бросить последний взгляд на свою спасительницу и новоявленную бабушку. Обе женщины стояли возле столба с табличкой и провожали взглядом отъезжающую карету. Бабушка послала мне воздушный поцелуй. Она выглядела расстроенной. Сильва же помахала мне пухлой ладошкой и ободряюще улыбнулась. Другой рукой она обняла свою подругу за талию и притянула ее к себе.
А она вполне себе симпатичная, с улыбкой подумала я, помахав им в ответ. А, когда карета свернула, и обе женщины пропали из поля зрения, я откинулась на спинку кресла и закрыла глаза.
Что меня ждёт в столице? Пройду ли я экзамен? И поможет ли мне это вернуться домой?..