- Мадам, мне поручено объявить, что суд над вами начнется завтра в восемь часов утра в большом зале. Комиссия требует вашего присутствия для ответов на выдвигаемые обвинения.
Мария несколько минут не поднимала глаз от молитвенника, вынуждая сэра Эмиаса стоять у двери. В глубине души она ждала этих слов со дня переезда в замок Фотерингей, и вот наконец страшный миг настал.
Спокойно посмотрев на тюремщика, узница негромко произнесла:
- Я буду отвергать все и всякие обвинения, сэр. Позволено ли мне иметь адвоката?
- Нет, мадам. Процессы по обвинению в государственной измене не допускают присутствия адвокатов.
- В таком случае придется защищаться самой.
Королева Шотландии выглядела спокойной, невозмутимой, почти безмятежной. Медленно поднялась, удалилась в спальню и закрыла за собой дверь. Опустилась на колени и начала молиться, прося Господа послать ей силы. Если предстоят муки, значит, такова воля Божья. Но вины своей она не признает никогда.
Розамунда почувствовала странное облегчение: больше не нужно было хранить тяжкий секрет. Но с другой стороны, настоящая работа начиналась лишь сейчас, а потому требовалось срочно найти способ жить обычной жизнью и заниматься обычными делами, но в то же время исправно выполнять задание. Казнь ждала Марию Стюарт независимо от показаний юной фрейлины. Но как снять с души тяжкий грех предательства и одновременно удовлетворить запросы господина секретаря?
В ту ночь Розамунда писала при тусклом свете ночника, сидя возле кровати спящей королевы. Отчет о прошедшем дне не таил опасности для узницы; излагать события можно было честно и открыто, чтобы приберечь недомолвки для более сложных ситуаций. Розамунда описала сдержанное поведение Марии во время разговора с сэром Эмиасом, упомянула о долгой молитве. Поведала, что вечер прошел в беседах, занятиях рукоделием, игре в нарды, и рассказала, что в этот момент госпожа мирно спала, словно утренний суд вовсе ее не волновал. Закончив, Розамунда вышла в общую спальню, сунула листок под подушку и вернулась на место ночного дежурства.
Королева не просыпалась, и она сидела в полудреме возле камина.
Наконец королева вздрогнула, проснулась и произнесла:
- Слава Богу.
Розамунда вскочила и подошла к постели.
- Что я могу для вас сделать, мадам?
Мария приподнялась:
- Немного вина, пожалуйста, и псалтырь.
Розамунда принесла и то и другое и снова опустилась на низкую скамеечку у камина. Королева читала примерно с час, а потом опустила голову на подушку и снова уснула, выпустив из руки псалтырь. Розамунда подняла небольшую книжку и положила на столик возле кровати. Глаза слипались, и она позволила себе уступить усталости и теплу тихой комнаты.
Мария проснулась перед рассветом и позвала ее. Розамунда вздрогнула:
- О, простите, мадам, кажется, я спала.
Королева улыбнулась:
- И правильно, дорогая. Неловко заставлять фрейлин бодрствовать, но ваше присутствие успокаивает. Думаю, в одиночестве я ни за что не смогла бы уснуть.
- Может, принести пеньюар, мадам?
Розамунда подошла к шкафу, достала длинный, отделанный мехом пеньюар и подала госпоже. Мария встала с кровати в одной полотняной сорочке, поспешила завернуться в теплое одеяние и приступила к утренней молитве, а Розамунда вышла, чтобы попросить воды и завтрак.
Без пятнадцати восемь сэр Эмиас явился, чтобы проводить узницу в большой зал, где должен был состояться суд. Она, как всегда, оделась в черное и даже волосы спрятала под черным чепцом. Лишь небольшой воротник из серебряных кружев оживлял наряд. На поясе висели неизменные четки.
- Я готова, сэр Эмиас. Надеюсь, фрейлинам позволено меня сопровождать?
- Да, мадам. Они будут вам прислуживать.
Небольшая процессия направилась по коридору, а затем спустилась в зал, где на подиуме в два ряда уже расположились члены коллегии. Перед ними стоял стул для подсудимой, а сбоку - скамья для фрейлин.
- Мария Стюарт, вы предстали перед этим судом, чтобы ответить на обвинение в государственной измене. Каков ваш ответ?
Королева Шотландии встала.
- Милорды, вот уже восемнадцать лет я страдаю в несправедливом заточении. Являясь суверенным, миропомазанным монархом, не подвластным общему праву, я отказываюсь признавать юрисдикцию этого суда.
Она величественно опустилась на простой деревянный стул.
- Мадам, ваша вина уже установлена. В нашем распоряжении данные под присягой письменные показания вашего секретаря, месье Клода де Но, а также письменные признания тех, с кем вы замышляли убийство ее величества. Кроме того, мы располагаем письмом, которое вы собственной рукой написали изменнику Энтони Бабингтону, открыто и прямо поддерживая убийство королевы Елизаветы. Что скажете на это?
Мария встала, гордо подняла голову и уверенно посмотрела на обвинителей. Долго молчала, а потом спокойно заговорила:
- Господа, ни за что на свете не стала бы разрушать свою бессмертную душу мыслью об убийстве дражайшей сестры. Отрицаю какое-либо участие в заговоре, отрицаю переписку с Энтони Бабингтоном и не верю в истинность признаний, вырванных жестокими пытками.
Розамунда, как всегда, рисовала, чтобы послать набросок сэру Фрэнсису. Самообладание Марии Стюарт не могло не вызывать восхищения. Даже перед обвинителями она осталась королевой. Сознавая тщетность любых попыток изменить ход суда и неизбежный приговор, она сохранила абсолютную уверенность в собственной правоте - во всяком случае, внешне. Трудно было представить, сколько мужества требовало подобное хладнокровие в окружении врагов. И все же королева Шотландии выглядела преображенной, освещенной внутренним сиянием, несущим выдержку и стойкость. Передать образ на бумаге - задача непростая, но художница стремилась к безупречной точности. Почему-то казалось важным показать сэру Фрэнсису душевную силу подсудимой и ее спокойное достоинство перед лицом жестокой судьбы.
В этот день суд закончил работу без вынесения приговора. Марию и ее фрейлин проводили в комнаты. Королева сразу опустилась на колени и начала молиться.
На следующее утро, когда все собирались в большом зале, слуга принес Марии письмо от сэра Эмиаса. Узница сломала печать, развернула листок и скользнула по нему взглядом, а потом передала Шарлотте, которая прочитала вслух:
- Ее величество объявила перерыв в заседании суда, который продлится десять дней. Члены коллегии отозваны в Лондон.
- Что это означает? - недоуменно спросила Розамунда.
- Думаю, это означает, что моя дорогая сестра не желает выносить приговор царствующей королеве, - невозмутимо заметила Мария. - Она понимает опасность затеи, поскольку ни кузен де Гиз, ни сын Яков не станут сидеть, сложа руки. Если Франция и Шотландия объединятся и выступят против Англии, чтобы меня защитить, кузина Елизавета окажется в незавидном положении.
Да, королева Шотландии понимала затруднения соперницы. До сих пор Розамунда не считала нужным умалчивать о чем-то в своем дневнике. Напротив, поведение узницы вызывало столь искреннее восхищение, что хотелось поведать о нем сэру Фрэнсису.
Октябрь веял холодом, и Мария гуляла, плотно завернувшись в меховую накидку. Низкое серое небо угрюмо нависало над тесным внутренним двором, словно накрыв котел тяжелой крышкой. Розамунда шагала быстро и, чтобы согреться, даже размахивала руками. Она бы предпочла остаться возле камина, однако госпожа настаивала, чтобы фрейлины не пренебрегали драгоценной часовой прогулг кой, и всем приходилось топтаться возле высоких каменных стен - круг за крутом. Разговаривать не хотелось. Королева негромко молилась, перебирая четки, а маленький скай-терьер преданно бежал следом.
Неожиданное появление сэра Эмиаса не добавило радости. Визит тюремщика не сулил ничего хорошего, тем более что вот уже две недели его не было видно. Мария перестала молиться и остановилась в ожидании, а дамы окружили свою королеву.
Полит выглядел еще более суровым, чем обычно, если, конечно, подобное можно было допустить. Даже черный костюм, единственным светлым пятном в котором оставался маленький белый воротник, действовал удручающе.
- Мадам, я уполномочен заявить, что Звездная палата обвинила вас в государственной измене. Мне поручено также передать, что если вы признаете собственную вину до вынесения приговора, ее величество может милостиво заменить казнь продолжительным заключением.
- Сэр Эмиас, можете передать дорогой сестре-королеве, что поскольку признавать мне нечего, то сделать этого я не могу. - В улыбке Марии сквозило едва ли не сожаление. - А теперь, если позволите, мы продолжим прогулку. Время еще не вышло.
Она пошла дальше и снова зашептала молитву, а руки в перчатках привычно вернулись к четкам.
Политу ничего не оставалось делать, как принять короткий ответ. Он повернулся и зашагал прочь.
Розамунда почувствовала злорадное удовлетворение. Сэр Эмиас не знал, как обращаться с пленницей, зато королева Шотландии прекрасно умела поставить тюремщика на место. Конечно, победа невелика, но от этого не менее ценна.
Дни складывались в недели. Прошел октябрь, и на смену ему явился еще более промозглый и темный ноябрь. Известий из Лондона больше не поступало. Марии позволили в очередной раз встретиться с личным духовником, и она то и дело упоминала о рождественской мессе в часовне замка. Поскольку новых ужасающих заявлений слышно не было, в жизнь заключенных начали просачиваться тоненькие ручейки надежды.
Сэр Фрэнсис самым внимательным образом читал дневники Розамунды и рассматривал рисунки. Восхищение госпожой изливалось со страниц с той же откровенностью, с какой сэр Эмиас писал, что узница не боится ни смертного приговора, ни самой смерти. Полит считал, что бесстрашие Марии Стюарт коренится в уверенности: кузина не посмеет отдать приказ о казни. Розамунда, в свою очередь, видела причину стойкости в готовности и даже стремлении принять мученическую смерть. Секретарь королевской канцелярии пришел к выводу, что наблюдательность юной фрейлины заслуживает большего доверия, чем абстрактные умозаключения тюремщика.
Ясным холодным декабрьским утром сэр Эмиас явился с листом пергамента в руках.
- Мадам, постановление еще не оглашено, но уже утверждено парламентом. Публикации можно ожидать в ближайшие дни.
Он передал документ.
Мария прочитала и спокойно произнесла:
- Да будет так.
Вернула пергамент надзирателю, который без единого слова его забрал и ушел.
- Что там, мадам? - с тревогой спросила Шарлотта.
- Парламент должен огласить смертный приговор. Так что, леди, давайте постараемся закончить вот этот гобелен. Не люблю бросать дела незавершенными.
Она придвинула стул к большой раме с почти готовым узором. Работа над ним шла уже несколько месяцев, и пустым остался лишь нижний правый угол.
Прошло Рождество. Приговор огласили, народ возрадовался. Лондон сиял праздничными огнями, однако Елизавета никак не могла заставить себя подписать приказ о казни. Наконец, напуганная прилетевшими из французского посольства сведениями о готовящемся покушении на ее персону и пронесшимся по стране слухом о высадке на английский берег испанского войска, поставила подпись, однако убрала приказ в нижний ящик, а ящик заперла на ключ. Членам государственного совета пришлось взять дело в свои руки.
Вечером седьмого февраля леди Мария принимала посетителей. Обняла старого друга Шроузбури.
- Ах, до чего же приятно снова встретиться, граф. Что привело вас в это ужасное место?
Обливаясь слезами, Шроузбури опустился на колени.
- Мадам, завтра утром, ровно в восемь, в большом зале вам предстоит принять казнь.
- Не плачьте, друг мой. - Мария взяла графа за руки и заставила подняться. - Честно говоря, я так устала, что буду рада закончить земной путь. Пойду на смерть с радостью. Не скорбите обо мне.
Розамунда отвернулась, не в силах сдержать поток слез.