Проклятие Бессмертных: Король Всего (книга 5)

Глава 22

Сайлас

Я стоял на коленях у подножия трона моего Короля. Зал был погружён в густые, напряжённые тени. Солнечный свет, пылавший снаружи, никогда не достигал этого места, но его отблески призрачным сиянием ложились на зияющий пролом в стене позади зазубренного, жестокого возвышения, на котором он восседал.

Всё вокруг купалось в зловещем, до боли знакомом багровом свете. Из пастей массивных скульптур, обрамлявших трон, изливалась та самая знакомая субстанция, стекая в глубокие траншеи, что пролегали по обеим сторонам пути к ступеням, ведущим к властелину. Всё это было устроено в подражание тому самому алтарю внизу. Поклоняться Вечным означало поклоняться их единственному сыну, и наоборот.

Мой Король сидел, подперев подбородок своей человеческой рукой, и задумчиво смотрел в пустоту. На его губах играла лёгкая усмешка, выдававшая глубочайшее удовольствие от того, что произошло между ним и Ниной. Я уже слышал о самых ярких моментах их стычки. Выражение его лица намекало на более интимные подробности, в которые я не смел и не желал погружаться.

Самир наблюдал с вершины здания, как Нина сражалась с его силами. Он рассказал мне, что видел, как она призвала кошмарных тварей, и как воочию наблюдал её гнев. Описывал он это так, словно человек, заворожённый прекрасным закатом, потерявший себя в его красоте.

Моё же сердце сжалось от боли при вести о смерти Валерии, и я буду скорбить о потере, постигшей Торнеуса. Как же я умолял Короля пощадить женщину, избавить доктора от такой муки! Валерия была всего лишь напугана, она предала своих из любви. Но слово Короля — закон. Предателям не позволено жить, неважно, на чьей они стороне. Ибо предателю никогда нельзя доверять.

И потому я вознёс молитву Вечным, да обретут Валерия и Владыка Слов долгожданный покой.

Самир всё ещё усмехался про себя, его взгляд был задумчив и слеп, устремлён в тени тронного зала. Вероятно, он всё ещё был пленён воспоминанием о своей схватке с Ниной. Этот человек считал себя и слугой первородных существ, давших ему жизнь, и Королём Всего. Он был земным воплощением богов, и лишь когда его мысли обращались к будущей королеве, его выражение менялось с грозного и сурового на нечто иное.

Как же глупы были эти маски, что мы носили так долго. Эта мысль неотступно крутилась в моей голове, пока я взирал на лицо человека, которого называл другом, но чьих черт никогда не знал. Возможность видеть лицо мужчины делала его более понятным, и я был этому только рад. Было очевидно, что чернокнижник наслаждается не только воспоминаниями о случившемся, но и мыслями о том, что последует дальше.

Именно по этому поводу я и пришёл.

— Полагаю, для этого есть две причины, — Самир наконец повернул ко мне голову, и в его тёмных глазах вспыхнули искорки озорства. — Я встречу Владыку Каела и остальных в бою, ведь этого они так жаждут. Каел никогда не станет прятаться в тёмном углу в поисках новой жизни. Ни разу за все те годы, что предшествовали моему безумию, он не был склонен к подобному, и уж тем более теперь, прожив последние пять тысяч лет без настоящей власти. Его не убедить. Его нужно сокрушить. Я встречу их лицом к лицу, как они того и хотят, и разорву в клочья. Я заставлю их наблюдать, как их же неповиновение рушится на их глазах, и случится это ещё до конца недели. Позволить этому тянуться — значит дать отравляющему яду набрать силу.

В этом был свой смысл, решил я. Вряд ли я сам смог бы выйти на поле боя против бывших друзей и союзников с тем же садистским удовольствием, что читалось на лице моего Короля. Но лучше уничтожить саму идею свободы от нового порядка, пока мятежники не успели закрепиться и что-либо задумать.

— Но зачем было отпускать именно Нину? Каел и другие сражались бы с вами и без неё. Зачем позволять ей присоединиться к ним? — не унимался я, всё ещё не понимая его замысла.

— Это, мой старый друг, и есть вторая причина, — Самир откинулся на спинку трона, и его тёмные глаза сверкали от проказливого восторга. — Она сама, по своей собственной воле, придёт, чтобы встать рядом со мной.

Я с любопытством склонил голову набок.

Чернокнижник широко ухмыльнулся.