Крапивники

Глава 29. Луна

— Да откуда тут столько людей?

— Иногда мне кажется, что из близлежащих деревень приезжают. Исключительно для того, чтоб побродить в парке.

— Вполне возможно.

Мы с Джастином лавировали между группами людей. Какой-то ребёнок, пробегая мимо, прошёл по касательной к моему боку и чуть не впечатался в Джея.

— Куда смотрят родители? Воспитывать своих отпрысков нынче не в моде?

— Ну, ладно, бежит, — я покачало головой. — Ребёнок — есть ребёнок, но хоть бы извинился.

— Тебя зацепил?

— Слегка.

— Отвратительный ребёнок.

— Не воспитанный.

— Точно, — призадумавшись, пощёлкал пальцами у виска. — Так… о чём я там говорил? А! В воскресенье мне двадцать семь. И придётся сидеть с роднёй и делать вид, что их бесконечный вопросы меня не раздражают, как и картинные попытки изображать дружное семейство перед немногочисленными гостями, которых позвали на правах «самых близких». И знаешь, что хуже всего?

— Что?

— Эти «самые близкие» — просто самые выгодные партнёры семьи, а за глаза половина из них в нашем доме глубоко призираема.

— Прости, конечно, но… ну и семейка у тебя!

— Нормальная семейка. Это не в ней проблема — это всё социальный круг. В нём важен статус и компания, в которой мы водимся. Эти люди тоже нас, вероятнее всего, недолюбливают, но и им идти некуда. Низы аристократии одновременно сплочённое общество — все мы в одной лодке, и крабы в ведре — грызут друг друга и тянут на дно.

— По-моему, искусственная поддержка высокого статуса должна только мешать реальному достижению.

— Возможно. Обеспечить банкет дороже, чем отметить в кругу семьи и сохранить средства на что-то более важное.

— Кстати о банкете, — проходя вдоль реки, я приостановилась напротив палатки с уличной едой. — Ты не голоден?

— Да есть немного, — Джастин огляделся. — Погоди, уже вечереет? Сколько мы гуляем?

— Не знаю. Поедим?

— Здесь? — он скорчил гримасу отвращения. — Из каких кошек готовят еду в таких палатках?

— Из блохастых, конечно. Дополнительное мясо, как-никак, — сыронизировала я. — Ты хоть раз пробовал?

— Ещё чего не хватало.

— Вот и не спеши осуждать.

Я приблизилась к маленькому пёстрому домику с большим окошком-прилавком. Встала в очередь. Джастин подошёл ко мне.

— Если отравишься, до больницы не понесу.

— Потрясающе. Такие вот в наше время рыцари.

— Какие есть.

Я изучила меню, нарисованное на, приставленной изнутри к стеклу, доске:

— Я уже пробовала здесь еду — всё ещё жива, — потёрла замёрзшую щёку и задумчиво протянула. — Па-па-рам… Взять тебе что-нибудь?

— Ни за что.

— О, салат в лепёшке! Точно не хочешь — с курицей — просто потрясающе. На твоём пафосном банкете ты такого не найдёшь.

— И слава Создателю.

Молодой человек за прилавком, несколько лет назад сменивший на посту своего давно состарившегося деда, вручил заказ семье передо мной.

— Что для Вас, девушка?

— Один салат в лаваше и побольше соуса.

— Сию минуту. Что-то ещё? — он сразу схватился готовить.

Я покосилась на спутника:

— Точно-точно не хочешь открыть для себя классику совершенства вкуса и текстуры?

— Однозначно.

— Нет, спасибо, это всё, — подтвердила в окно заказов и полезла в сумку за деньгами.

— Не ищи. За даму принято платить, — пробормотал Джей, сунув в окошко несколько монет.

— М… — я поколебалась с кошельком в руках. Всё-таки официально никто это свиданием не называл. Но если он так хочет… кто я чтоб отказываться? — Дама и сама могла бы, но в душе она старый жадный банкир, поэтому спорить не будет.

Джастин усмехнулся.

Нам передали тонкую лепёшку, свёрнутую в форме полена. Внутри разместилась начинка.

Мы осмотрелись в поисках свободной лавочки, но даже каменная оградку вдоль дороги, была занята.

— М… я знаю одно место, там вряд ли будут люди, — сообщила я, указывая в сторону плотно стоящих деревьев. — Это там.

— Веди, — Джей отвёл одну руку за спину, а второй сделал размашистый жест, приглашая меня на тропинку.

На ходу откусив излишне упругий край свежей лепёшки, засеменила туда.

Мы просочились в чащу и через пять минут были на месте.

Крохотное природное озерцо и полусгнившие скамейки по кругу. Почти стаявший лёд отбрасывал белые блики.

Самая чаща, но даже тут нашлись люди.

Несколько скамеек всё же были свободны. Мы выбрали одну.

— Так… дно уже размокает, — констатировала я, зажимая низ свёртка-лепёшки. — Я всё жду, когда их додумаются заворачивать в вощёную бумагу, совсем без упаковки есть неудобно.

Исхитрившись повернуть голову так, чтоб укусить салат сразу по всей ширине, обнажила начинку.

Соус для салата в лепёшки — сметана, смешанная с основой яично-масленого соуса и специями. Салат, помидоры, солёные огурцы, мясо, лук и любые прочие ингредиенты по вкусу конкретного повара — начинка. Этот повар клал вместо обычного лука маринованный. Всё на тонком подобии хлеба, выпекаемом на большой сковороде из тончайшего блинчика теста.

Лицо после укуса всё было измазано соусом.

— О, да! Много соуса, — я расплылась в широченно улыбке. В соусе всё просто плавало.

— Не удивительно. Ты же просила побольше, — Джастин почему-то улыбался, глядя на меня.

— Обычно «побольше» понимают более скромно — а тут, вон какая щедрость.

В основании лепёшка уже начинала расползаться. Необходимо было ускориться.

Я набросилась на еду, время от времени отпивая соус из дыры, возникшей в основании. Руки быстро измазались.

— Там есть помидоры? — вдруг поинтересовался Джей.

— А что, хочешь куснуть?

— Если они там есть, то нет, — голодным, но настороженным взглядом изучал «срез» протянутой ему незнакомой еды.

Я вытянула замеченный кусочек его нелюбимого овоща и сообщила:

— Теперь нет, — подставляя ближе, предложила. — Кусь?

Осторожно взял свёрток лепёшки, расходящееся на влажные комки. И укусил.

Сдавленная челюстями лепёшка вынудила начинку уплотниться в нижней части. Дно свёртка не выдержало.

Я вытянула руки, ловя падающий салат, но, несмотря на мои старания, на чёрных брюках появились белые пятна соуса в зелёную крапинку пряных трав.

Я ещё никогда не видела чтоб у человека с миндалевидными глазами они так быстро и так сильно круглели, как у Джастина в момент осознания произошедшего.

Он положил мне в руки остаток лепёшки с начинкой, почти не жуя, проглотил еду и нервно осмотрелся. Бросился к воде. Бормоча что-то, местами явно напоминающее лёгкие ругательства, принялся зачерпывать ледяную воду руками.

— Может не стоит застирывать брюки на улице в такую погоду? Лучше уж пятно, чем простуда, — предложила я.

— Я не могу идти домой в таком виде!

— Пф! А то что? Мама в угол поставит? — селя рядом, всё ещё держа салат в руках. С них на землю потихоньку капал соус. — Это просто смешно.

— Смешно? — поднял на меня осуждающий взгляд, пытаясь без дополнительных пояснений объяснить мою неправоту.

— Да. Есть такое чувство «смешно». Это когда человек говорит «Ха-ха» или «Хи-хи», а в некоторых случаях «Хе-хе».

— А вот и «не хе-хе», — обиженно вернулся к мытью ноги. — Знаешь, в моей семье как-то не принято ходить по улице в неопрятном виде.

— Джей, не пугай меня. Я уже поняла, что высшее общество это секта, но неужели тебя в двадцать семь лет родители будут ругать за обычное пятно? Это даже отстирывается не трудно.

— Меня последний раз ругали лет семь назад.

— Тогда в чём вообще проблема? Я тебе говорю, нельзя ходить в марте в мокрой одежде.

Подождав несколько секунд, поедая кучку салата с лепёшкой из рук, ответа не получила, зато брюки были уже практически чистыми и насквозь мокрыми.

— Впрочем, это твоё право — делай, что хочешь.

— Я ничего не хочу. Просто не привык ходит в грязной одежде, — он очень старался отжать мокрую ткань, прямо на ноге. Не очень получалось.

— Промокни носовым платком.

— Не, — покачал головой, продолжая мучиться. — Он шёлковый — его не для того носят.

— Ну, так носи с собой два. Один для пафоса, один для реальных нужд, — я перекинула весь салат и лаваш в одну руку, ополоснула свободную в воде и, достав собственный платок, протянула Джею. — На. Чистый. Вырезан из рулона дешёвой ткани, много лет валявшегося в куче хламья. Пережил тысячу стирок, пятен, литры соплей, слёз, слюней и крови и стойко перенесёт ещё столько же, как и положено нормальному носовому платку.

В ответ на свою полупассивную агрессию получила взгляд типа «меня достали твои лекции». Тем не менее, ни спорить, ни ворчать Джастин не стал. Взял платок.

— Спасибо.

— Пожалуйста.

Промокнул брюки. Пятно всё равно осталось, но его уже гораздо труднее было заметить. А вот тёмное пятно сырости было очень хорошо видно.

— Всё равно видно! Это всё твой салат.

— Да, я знаю, что это мой салат. Который ты не умеешь правильно есть. Расслабься, никто тебя не убьёт за пятно. Как говорили мои братья, когда их начал ругать совершенно незнакомый дед на улице: «старпёр бормочет — песок с него в носу щекочет».

Джастин хрюкнул, безуспешно стараясь сдержать смех. Быстро сделал серьёзное лицо.

— Старость уважать их не научили?

— Научили. Но если старость ругает чужих детей без повода — это не обязательно. Тем более, что в лицо они ему этого не говорили. Между собой смеялись, когда маме новости рассказывали.

— А потом говоришь, что у меня странная семья.

— Ну, знаешь… у меня они по-хорошему повёрнутые — с ними и поговорить можно и за помощью прийти. А про твоих я пока вообще хорошего не слышала. Только про няню немного.

— Просто я не рассказываю. Как-то к слову не приходится.

— М-да? Можешь сейчас рассказать хоть что-то хорошее о них?

— Ну… — он задумался, почёсывая лоб. — Мы с братьями и сёстрами… очень хорошо друг друга знаем. У нас много вещей было общих — мы научились выстраивать границы и отстаивать их и добиваться своего любой ценой.

— Любой ценой? Ты же имеешь в виду, что иногда это означало не личные границы, а травлю младших и борьбу шантажом, клеветой и угрозами? — предположение основывалось на опыте моих знакомых и поведении братьев.

— Бывало, но потом, когда мы подросли…

— А родители?

— А что родители? Не могли же они уследить за всеми. Иногда вмешивались.

— Иногда. Джей, ещё никто не пытался преподнести мне что-то настолько ужасное, как позитив.

— Ну, хорошо. Под строгими запретами мы объединялись в попытках их обойти. Это сплочает. Ещё сестрой мы часто были в команде для захвата ресурсов в борьбе со старшими. Однажды мы с ней организовали целую операцию по воровству печенья с кухни и подбросу улик брату, который украл у неё заначку из конфет.

— Я даже не знаю, смеяться тут или плакать, — его искренняя улыбка одновременно нравилась и вселяла ужас.

— Да брось, — отмахнулся Джастин. — Тебе этого не понять — ты была единственным ребёнком в семье. Думаю, это ужасно скучно, когда родители целый день только и делают, что бегают вокруг тебя. У тебя не было своего компаньона для преступлений, не было персональных врагов, которые тем не менее всегда будут защищать тебя перед чужаками, не было войны за территорию и ресурсы. Ты всему этому не обучена.

— У меня всего было достаточно, чтобы не сражаться за удовлетворения естественных для ребёнка нужд.

— Да. Братья и сёстры это неоднозначное явление. Они злые, вредные, они доносчики и подлецы, но и я не лучше. И мы все друг друга любим. Это… крысиная стая, которая грызёт сама себя, но чужаков разрывает на части ещё быстрее.

Подумав секунду, с улыбкой пожал плечами:

— Знаешь, может я иногда и хотел бы, чтоб мои родители завели меньше детей, но не хотел бы избавиться ни от одного из тех, с кем рос. Как бы там ни было, эти восемь богомерзких тварей — мои братья и сёстры.

Я отвернулась посмотреть на воду.

— Эм… это… интересное мнение. Я подумаю над этим на досуге, но полагаю, мне действительно этого не понять.

— Я с этого и начал, — засмеялся Джей и потянулся к салату в моей руке. — Дай-ка это сюда. Я не распробовал.

Оторвал кусок лепёшки и переложил на него немного начинки. Отправил в рот.

Задумчиво жуя, смотрела на воду. Я доедала остатки.

— На удивление неплохо.

— Уже жалеешь, что не взял себе? — я ополоснула руки от соуса и вернулась на скамейку.

— Нет, но в следующий раз я рассмотрю возможность съесть такое. Ты утром в воскресенье, кстати, свободна?

— Не хочешь находиться в резиденции, пока готовятся торжество?

— Нет, мадам, что Вы? — с карикатурно вежливым лицом, подсел ко мне. — Вырываю из графика самые ценные минуты, дабы провести их в Вашей компании.

— Ах, как это трогательно, — я изобразила произношение с придыханием, изящно прижимая руку к сердцу. — Конечно же для Вас я брошу все свои планы и составлю Вам компанию в любой день.

— Полагаю, это «Да»?

Я пожала плечами, как бы в безразличии:

— А почему бы и нет? Я пока никуда не собираюсь.

— А когда соберёшься, то бросишь меня? — на лице изобразил драму.

— Да! — взяв его за руку, отвернулась и прикрыла глаза запястьем другой руки, изображая актрис трагических постановок. — Судьба влечёт меня в неведомые дали! На лето я вынуждена отправиться в Трое-Город, в один из филиалов больниц моего отчима, чтобы там работать с юными артефакторами над новым проектом. А осенью, возможно, я не вернусь — меня бесит эта работа, но Вас я буду помнить вечно!

— Ты уезжаешь? — Джастин внезапно стал серьёзен и совершенно не рад.

— Ну да, — я отпустила его руку и заговорила нормальны тоном. — А ты не знал? Я ведь изначально пришла сюда за детёнышами-артефакторами. Да, я уеду.

— И не вернёшься?

— Не знаю, — отвела взгляд, почёсывая затылок. Зачем он концентрируется на этой теме? — Не уверенна, что это моя работа.

— А по-моему ты прекрасно справляешься. Тебя в академии любят.

— Да, но… мне, пожалуй, не хватает разработки новых артефактов. Постройка того, что уже известно со студентами — это рутина. Умиротворяющая, весёлая, но рутина. Ведение языка и литературы — и того хуже. Мне нравится эта работа, но нужно с чем-то её совмещать и я пока не понимаю как. Думаю, это не моё.

— А я думаю, ты убегаешь от первых трудностей!

Чего он так завёлся? Нервный какой-то.

— Мне тоже не всё в этой работе нравится, но я же всё ещё тут. Это не рутина, это стабильность. Детей учить всегда нужно будет — эта работа никуда не денется. И потом, у тебя никто не отнимает возможность заниматься разработками. Ты можешь отказаться от языка и литературы, но сделать пару дополнительных кружков по артифакторике. Вплоть до того, что на некоторых вы со студентами будете новое разрабатывать.

Я скептически сощурилась:

— Сомневаюсь, насколько это осуществимо.

— Не сомневаться надо, а решать возникшую проблему. Или что, должен прийти твой профессор и за тебя найти решение?

Я прикусила губу. В этом была неопровержимая логика.

Мы отвернулись друг от друга, глядя вперёд на озеро, местами покрытое тонкой ледяной коркой.

Джей барабанил пальцами по коленкам.

Я ковыряла ногти. Надо бы их хоть лаком покрасить — что-то отслаиваются в последнее время.

— Ты прав, пожалуй. Никто кроме меня всё равно не знает, чего я хочу.

По снегу, тёмному от скопившейся за зиму грязи, прыгали синицы. В наступившей тишине ничего не могло их спугнуть.

Одна подбежала к нам. Надеялась, что мы дадим ей что-нибудь вкусное.

Джастин вдруг тихо засмеялся:

— А я говорил, что в отличие от тебя, меня детство научило решать проблемы.

Я усмехнулась вслед за ним:

— Ладно, убедил. Из братьев и сестёр примерно того же возраста можно извлечь пользу.

Поправив шарф, Джастин встал и подал мне руку:

— Мы засиделись. Пора идти домой — вот-вот стемнеет.

Я поднялась на ноги:

— Тебе от парка в какую сторону?

— От ворот вправо. В квартал резиденций.

— Мне налево — я, пожалуй, сегодня к маме.

— Проводить?

— Да не, не надо. Тебе потом парк обходить долго будет. Тут две минуты идти — не заблужусь.

— Как скажешь. А вдруг кто-то захочет такую булочку обидеть? — он резко остановился и дёрнул за верёвочки у меня на шапке, натягивая её мне до носа.

Длинный вязаный колпак, загнутый назад, с помпоном на конце, болтающимся на уровне лопаток и весящими «ушками» можно было натянуть и ниже — длины и ширины ему хватило бы чтоб спрятать всю голову, но Джей не стал так усердствовать.

Не спеша, открыть лицо, повернулась к спутнику. Не видя его, я слышала сдавленное хихиканье.

— Кажется, булочку уже обижают.

— Так всё-таки проводить? — взяв за помпон, потянул шапку вверх.

Увидев его довольную физиономию убедилась — ничего зловредного в ней не читалось.

Мы пошли дальше.

— Если хочешь — пойдём, но зайти не предложу.

— Пф! Тоже мне, удивила.