Со времени памятной драки (не могу назвать это боем, тем более — честным боем, уж простите!), неожиданным образом все стало меняться.
Но то есть… Перемены начались ранее, гораздо раньше, просто были не так заметны, не так ощутимы, как теперь.
Теперь же… Нет, не стали короче знаменитые Ронгорские дожди, не стали теплее ночи, да и утра не радовали теплом и ласковостью, но только…
Прикосновения рук стали нежнее и взгляды дольше, и уже меньше было в них гари и недоверия. Муть и налёт прежнего испарялись потихоньку, медленно высвобождая гладкую поверхность — сияющую и плотную.
Теперь жизнь напоминала Аталине не катакомбы и не территории, заросшие курцхаром, а пестрое лоскутное одеяло, собранное из разных кусочков ярких тканей. С любовью обработанных ласковыми руками швеи, приложенных и пришитых друг к другу. Ну или витраж… Та же техника, то же кропотливое старание. Собранная из обрывков, осколков разных изделий, желанием и трудом слитых в одно целое.
— Я ужасно выгляжу. — Аталина посмотрела на себя в зеркало — Раздулась, как мяч! И ляхи жирные, как у Иноны. А морда фууу… Будто бухала неделю! Корделл, ты меня изувечил… Лучше б сожрал. Или сжёг.
Он подошёл, обнял её сзади, положив на аккуратный выпуклый живот руки — тёмная кожа, длинные нервные пальцы.
— Сожрал, говоришь? — рыкнул в тёплую ванильную макушку — А все поправимо, Аталь… Это можно устроить. Когда родишь, отвезу тебя в регион, забацаем рейд специально для тебя одной. Хорошая идея, твою мать!
Сдвинув с плеча ткань халатика, легонько укусил теплую кожу.
— Отвали, Хорсетт! — крепко в ответ стукнула его по темечку плоской щёткой для волос — Плотояд вонючий…
— Сама то… — фыркнул обиженно, играючи провёл языком по шее, настраиваясь уже на другой лад — А ты вкусная, Аталина Корделл… Возможно, когда — нибудь…
Сдвинув рукой край короткого халатика, просунул пальцы между бёдрами. Ощутил всей кожей, всем телом мелкую дрожь желания пары, чистого желания, но все таки ещё с лёгкой примесью ломки. Как остаточное явление затяжной, тяжёлой болезни… Рецидив. Лёгкий рецидив…
— Меня ломает без тебя, Корделл… — выдохнула Аталина ему в ладонь, прижимая её к своим губам — Мне говорили, я неподверженна. Врали… Уже никогда не смогу без тебя жить… Даже просто дышать…
— Радует… — отозвался громким шёпотом, почти шипением — Радует, очень…
Оба больны. Оба зависимы… Больны жизнью, зависимы друг от друга.
Уложив в постель, развязал пояс халата. Разворачивал, как конфету.
— Я сейчас страшная, Рэндар! Страшная, как смертный грех! Не надо на меня смотреть…
Просто смотреть он и не собирался. Хотя хотел смотреть, как и тогда, в первый раз. Безотрывно, пожирая и сжигая глазами и разогретым телом, неконтролируемым жаром.
— Ты прекрасна. Ты правда очень красивая!
Не оставляя ей возможности отстраниться, запустил пальцы в шоколадные волосы и раскрыл её малиновый рот расплавленным поцелуем. Она ответила, выдохнув ему в губы, опалив их ванильным дымом.
— Моя Лаберилльская Пудра… Зависим.
— Зависима… — застонала, чувствуя горячие губы, терзающие её соски — Ещё…
Проложив дорожку языком вниз, долго целовал живот — тугой и круглый, пахнущий сладостью и ванилью.
Найдя рукой нежное влажное место, развёл мягкие губки и погладил пальцем горошинку клитора, не давая возможности девушке сомкнуть ноги.
— Не прячься, девочка. Не надо от меня прятаться… Я хочу и я получу. Ты же знаешь! Иди ко мне.
Аталина подчинилась, желая сама этого, плавясь от желания, сгорая и оживая. Рэндар лёг рядом с ней, раскалённый и тёмный, глаза вспыхнули в полумраке спальни. Потянулась, провела рукой по каменному животу своего мужчины, сжала пальцами пульсирующий член.
— Хочу тебя, — прошептала девушка, касаясь губами горящей влажной плоти.
Открыв рот, вобрала его в себя, вызвав зверя. Двинулась, скользя вниз и вверх, отводя замшевую головку, терпкую и тугую. Крепко сжав то, что воспринималось, как своего рода оружие, стала нежно, но нетерпеливо ласкать его языком.
— Аталина, девочка… Ты меня так убьешь…
Освободив рот, криво усмехнулась:
— Не все тебе, Хорсеттский оборотень!
И тут же, поплатившись за хамство, была перевёрнута и прижата к постели его руками. Крепко держа её за плечо, раздвинул рывком ноги и вошёл, придавив одну ногу девушки своим бедром.
Опалив все — таки жаром светлую кожу Аталины, прошипел, плавя взглядом сапфиры ее глаз:
— Договор был о полном подчинении, помнишь?
Уперев пятки в простыни, сдавив руку Корделла своей, ответила на сбитом дыхании:
— Он давно не действует… Я… по своей… воле! Но знаешь… О, ещё! Глубже! Я могу и… Передумать.
Понимая, что пара его играет, завёлся сам, принимая правила этой игры. Загорелся, потекла бордовая броня по плечам, щёлкая и разогреваясь.
— Если передумаешь, — прошипел, двигаясь внутри резко и остервенело — знаешь…
— Не знаю!!! — выкрикнула, выгибаясь дугой, не в силах сопротивляться взрыву оргазма невероятной силы.
Вся уйдя в крик, в животный визг чувствовала, как разум оставляет её и переворачиваются миры вместе со звёздами, живыми, новорожденными и погибшими уже давным — давно…
— А теперь послушай, девочка моя. — жёстко сказал Корделл, выйдя из неё и вытягиваясь рядом.
Слегка намотав на смуглую руку горько — шоколадные пряди, приблизил к губам маленькое ушко, пробитое тремя крошечными сережками:
— Если ты когда — нибудь передумаешь… Ну или решишься на такое… Я поверну твою голову до щелчка. Поняла, Аталина Корделл? Я не шучу.
…Послышался осторожный стук в дверь.
— Линар Корделл!
— Кто там? — взревел оборотень — Оторву башку!
— Не ори. — спокойно сказала Аталина, выбираясь из кольца его рук — Что — то случилось, Рэндар.
Выйдя из спальни, плотно затворила дверь.
— Что такое?
Новенькая горничная — круглолицая и полноватая, прошептала испуганным голосом:
— Там у ворот… какой — то странный мужчина. Он спрашивает линару Баррет.
— И что ему надо от линары Баррет?! — рявкнул Рэндар, грохнув дверью.
Девочка испуганно сжала плечи.
— Не знаю, — прошептала она — он говорит, вопрос жизни и смерти.
— Ну, жизнь я ему не обещаю, — зарычал Корделл, спускаясь вниз по лестнице — а вот смерть могу гарантировать.
Аталина, застонав и закатив глаза, устремилась за ним.
Встреча оказалась неожиданной. Более чем…