ПРОШЛО ТРИ ГОДА…
Аталина смотрела на море. Море было странным — не синим, как она полагала раньше. И не зелёным, о котором она где — то читала… Оно было серо — голубым с белыми прожилками пены. Море вообще бывало разным — гладким, как скатерть. Неровным, как смятая бумага. Дрожащим под дождём… Иногда плачущим, иногда кричащим, иногда смеющимся.
Аталь перевела взгляд на мольберт. Влажная бумага, мазки красок, наброски. Рисунок похожий и непохожий на Монаагское море. Ладно… Все равно, никто не нарисует лучше, чем сама природа.
— Я не художник, в конце концов… — пробормотала девушка, прикусив зубами согнутый в суставе указательный палец.
Меридит, сидящая на выбеленном прибоем бревне, подняла на мать сапфировые глаза.
— Это кто? — голос девочки был чистым, переливчатым, но все же с глухими сладкими хорсеттскими нотками — Мам, это кто?
Аталина обернулась — дочь протягивала ей старый рисунок, вытянутый из пластиковой папки. Прошлое, битое стекло… Железная перевязь сетчатых ограждений регионов. Стальная пыль…
— Это Нер и Эйра Барреты. Мои родители. Твои дедушка и бабушка.
Аталина взяла рисунок из рук девочки. Смахнула с бумаги пылинки — песчаные и стальные.
— Которые умерли? — Мередит потянула другой рисунок: возрождающийся Лаберилл, круглые дома, молодые сады, стройки… Скошенная трава регионов.
Аталина кивнула.
— Умерли, умерли… Не сиди на мокром дереве, Воительница!
— Почему?
— Потому. В заднице заведутся рыбы.
Перепуганная Мередит, соскочив с бревна, стала отряхиваться и визжать. Аталина расхохоталась. Поняв, что мать пошутила, обиженная девочка отвернулась, наморщив нос. Потом, повернувшись, посмотрела исподлобья.
— Нечестно! — крикнула, толкнув ногой песок — Так нельзя!
Аталина подхватила фыркающую дочь на руки.
— Ладно, мир. Мередит… ну все, прости! Не буду больше стебаться. Простишь меня?
Воительница молча пожала протянутую ей узкую руку с худыми, нервными пальцами. Потом обхватила Аталину за шею.
— Я тебя люблю, мама!
— И я тебя. Очень — очень!
От дочки пахло ягодами и ванилью — их с Рэндаром смешанный аромат. Волосы Меридит были черными, как густой мазут и вились в крупные кудри, которых не было ни у Аталины, ни у Корделла… Видимо, Нер все же оставил памятку о себе. Таким, милым и странным образом.
— Пойдем домой, дочь? Скоро вернётся папа, а на кухне у нас с тобой раздрай…
Собрав рисунки и уложив краски и карандаши в большую плоскую сумку, двинулись по направлению к дому.
Дел было много: приготовить ужин, немного прибраться к возвращению Корделла, замотанного, уставшего и счастливого в связи со всеми обновлениями городов. Потом она планировала уложить Воительницу спать и…
…рассказать ему, что сегодня утром проверочный тест подвёл её, окрасившись в красный тревожный цвет. Тревожный ли? Нет. Новый. Радостный! Цвет страсти и жизни.
Аталина уже даже знала, как назовёт сына — Аркас. Даже если Рэндар будет против, она уговорит его…
Должна же остаться память об ушедшем из жизни тренере не только у них в головах, а где — то ещё.
И она даже знала, каким будет сын Рэндара Корделла — таким же, как и отец, горящим и нелогичным. Восхитительно неправильным…
На подходе к дому она спустила дочь с рук. Девочка начала взбираться по круглым каменным ступеням, волоча за собой пластиковую папку с рисунками: прошлое, настоящее, будущее…
Обновлённый Лаберилл. Круглые дома, пышные зелёные сады и хохочущие дети.
…Когда с домашними делами было покончено, Аталина вышла на крошечный балкончик второго этажа. Подставив лицо вечернему легкому ветерку, прикрыла глаза.
Она слышала море, слышала крики птиц, слышала, как Меридит читает нотации кукле… Усмехнулась, потому что дочь в точности повторила её, Аталинины, интонации.
Внезапно поднявшийся сильный ветер принёс запах гари и сладости, и запах этот оказался не страшным…
Она не боялась, потому что больше не была зависима.
Просто любила.
_____________________________________________________________________________
Конец