Лекарка поневоле и опять 25 примет (СИ)

Примета 34: ворошить прошлое — к его возвращению

Тридцатое юлеля. Полночь

Таисия

Дни сменялись днями.

Я навещала беременных пациенток, поприсутствовала на одних родах (и даже не упала в обморок в процессе), вылечила десяток детских простуд, одно сотрясение мозга и зашила парочку резаных ран.

Больше всего я занималась Дичиком. Дневные часы проводила в компании Таллы и Луняши, совершенно истомившейся по «мерзкому и никому ненужному» Давлику, а после заката надевала новые брюки, и мы с Шельмой уходили в лес за осенними соцветиями, грибами и ягодами. Обычно я выбирала полянку посимпатичнее и стреляла на ней по мишеням. Это позволяло обрести внутреннее равновесие, а ещё отпугивало возможных хищников и приучало кису не реагировать на резкие звуки. Возвращались мы обычно сильно за полночь.

Я вроде бы привыкла к размеренной мирной жизни, но всё равно по ночам прислушивалась к шагам за окном, одновременно опасаясь и надеясь услышать стук в дверь.

И однажды он раздался…

На пороге стоял Эрер.

— Лунной ночи, конфетка, — нахально улыбнулся он.

Сердце предательски пропустило удар.

— Что-то случилось? — взволнованно выдохнула я, ища глазами раны на его теле.

Однако их не было.

Зато он купил нормальную одежду и теперь снова был одет так, как в нашу первую встречу: в светлую рубашку с небрежно закатанными рукавами, облегающие брюки и начищенные ботинки.

— Я забыл сделать кое-что важное, — серьёзно ответил он и шагнул ко мне.

Хотела отодвинуться, чтобы пропустить его в дом, но оказалась в плену крепких рук. Одной он прижал меня к себе, а другую запустил в волосы и мягко потянул назад, заставляя откинуть голову. Я подчинилась, мгновенно тая и теряя рассудок в его объятиях. Когда его губы коснулись моих, всё вокруг растворилось в неважности.

Эрер был одновременно и нежен, и беспощаден. Он целовал меня, то завладевая губами, то отрываясь на секунду, чтобы зарыться носом в мои волосы за ухом и шумно втянуть мой запах, словно присваивая его себе. В этом было что-то до странного звериное и первобытное, безжалостно бьющее по самым базовым инстинктам.

Меня никогда не целовали и не обнимали так…

Эрер приподнял меня, но понёс не в дом, а наоборот — на улицу. Одурманенная поцелуями, я не сразу заметила, что на крыше горят свечи, а между ними уютно расстелен плед.

— Позволь пригласить тебя на свидание, конфетка. Тут недалеко, — шало улыбнулся он, и я нервно рассмеялась, боясь выпустить его из рук и проснуться.

Больше всего на свете я боялась проснуться… Боялась настолько, что просто кивнула, широко распахнув глаза. Было до дрожи страшно сказать хоть слово, разрушить этот момент.

На крышу Эрер меня почти внёс — я только дважды попала ногами по ступенькам приставной лестницы, и то скорее случайно. Плед оказался мягким, пожалуй, слишком мягким и удобным, но мне было бы плевать, даже если бы он уложил меня спиной прямо на жёсткий сланец крыши.

Я потянулась за новым поцелуем, как за глотком воды в раскалённой пустыне, пылая от нетерпения сама и едва не обжигаясь о такое же нетерпение, горящее в Эрере. Мы исступлённо целовались, раздевая друг друга, и когда он стянул с меня брюки, а я с него — рубашку, он вдруг замер, зависнув надо мной, и спросил:

— Ты придумала причину?

— Что? — одурманенно спросила я, совершенно не понимая, о чём он, и испытывая физическую потребность в продолжении, а не в разговорах.

— Когда я уходил, я просил тебя назвать причину, чтобы я остался. За эти дни ты придумала причину?

— Я придумала причину тебе заткнуться, Эрер, — честно ответила ему и притянула к себе.

Может, он и способен на такие сложные мысли в данный момент, а вот я — точно нет.

К счастью, он оказался достаточно понятливым. Или придуманная мной причина — достаточно убедительной.

Возможно, мне стоило объясниться с ним и спросить, знает ли он, чем рискует, но в тот момент мыслить разумно я уже не могла — слишком сильно скучала, слишком сильно надеялась на его возвращение и слишком сильно пылала желанием.

Когда на нас не осталось одежды, он накрыл меня своим телом, словно оплёл тяжёлым металлическим канатом, горячим и плотным. Я подалась ближе, изнывая от нетерпения, и полностью раскрылась навстречу долгожданному проникновению. Мы сплелись воедино, и Эрер задал мучительно медленный темп, неумолимо приближавший меня к разрядке.

Я кончила почти сразу, застонав ему в плечо. Он на секунду замер, тяжело дыша, затем толкнулся ещё глубже, заставив застонать ещё громче, а потом сорвался в бешеный ритм, выбивая из меня дыхание и мысли. По телу искрящимися токами удовольствия бежала магия, будоражаще прекрасная, и я не могла понять, кому из нас она принадлежала.

Жадно вдыхая запах наших разгорячённых, покрытых испариной тел, Эрер снова замер на самом пике, войдя до предела. Меня прошибло молнией экстаза, тело откликнулось сладкими спазмами, а я задрожала от переизбытка чувств и ощущений.

На несколько ослепительно долгих мгновений мы замерли неподвижно, осознавая произошедшее. Я всё ещё дрожала и рвано дышала, пережидая внезапный приступ бешеной страсти и осознавая, что впервые в жизни совершенно потеряла контроль над собой.

— Холодно? — хрипло спросил Эрер, я отрицательно замотала головой, но его это не убедило.

Он подхватил края пледа, завернул в него меня, задул свечи и потащил с крыши, соскользнув с лестницы вниз.

— Да куда ты? — не понимала я, потому что всё происходило как-то слишком быстро.

Ответ не потребовался, он внёс меня в разогретую баню. Видимо, подкинул дров, пока я была в доме, умеет же быть незаметным.

Вода показалась даже слишком горячей, или это просто кожа стала такой чрезмерно чувствительной?

Не переставая меня целовать и не выпуская из рук ни на мгновение, Эрер вымыл нас обоих, завернул меня в полотенце, накинул сверху плед и понёс в дом.

На тёмной крыше сиротливо застыли растаявшие свечи, и мне стало почти обидно оставлять настолько красивое место, но спорить с Эрером сейчас — просто выше моих сил. У него было настолько обезумевшее и решительное выражение лица, что я предпочла подчиниться молча.

Он внёс меня в спальню и положил на постель, укутал и лёг рядом, смотря совершенно сумасшедшими глазами. На меня никогда никто не смотрел вот так — восхищённо, алчно, дико. Вот только это не пугало, а лишь подстёгивало не успевшее задремать желание. Я высвободила руку и начала гладить его по скуле, шее и плечу, изучая пальцами рельефное тело.

Эрер прикрыл глаза и потёрся о мою руку, а затем принялся целовать пальцы и запястье. Я распахнула кокон из полотенца и одеяла, приглашая его внутрь, но он не накрыл меня собой, как я хотела, а начал ласкать живот, водя пальцами вокруг пупка, а затем то опускался ниже, то поднимался выше, к груди. Я инстинктивно развела ноги, и Эрер переключился на них, целуя сначала колени, потом внутреннюю сторону бедра, а потом…

Я закрыла глаза, резко выдохнула и забыла вдохнуть вновь. Его длинные сильные пальцы сводили с ума, а когда к ним присоединились губы и язык, я задрожала в горячем экстазе. Пока удовольствие ещё пульсировало в теле, он вошёл снова, поставив мои стопы себе на грудь и гладя щиколотки.

Божечки-кошечки, я и не знала, что у меня там эрогенная зона. Когда Эрер начал целовать сначала свод стопы, а потом пальчики ног, я на секунду смутилась. Ощущение было новым, немного странным, но вскоре я прониклась вкусом этой необычной ласки и отдалась ей до конца.

К утру на моём теле не осталось ни одного незацелованного места.

Оказалось, что секс до упаду — это не когда у него упал, а когда тебя не держат ноги. А ещё оказалось, что я вообще слабо себе представляла, каким бывает этот самый секс. Считала, что всё знаю, а на самом деле я не знала ни черта. Эрер наглядно это продемонстрировал.

Прижалась к нему, совершенно потерянная в новых ощущениях и уверенная только в одном: эта ночь перевернула все мои представления о близости с мужчиной, и этого самого невероятного мужчину я больше никуда не отпущу.

Шельма разделяла моё настроение — пришла и легла нам на ноги пушистым якорем, намекая на то, что покувыркались и ладно — пора ложиться спать.

Эрер уткнулся носом мне в шею и сопел, как огромный, сытый ягуар, а потом вдруг спросил:

— Я только одного не могу понять. Ты говорила, что я сам не захотел отношений с тобой. Чем дольше я об этом думаю, тем невероятнее это кажется. Ты потрясающая. Нежная, умная, с прекрасным чувством юмора, сдержанная и сильная. И пахнешь просто умопомрачительно. И это даже если не считать того, что у тебя самые сексуальные на свете ноги и удивительная улыбка. Почему я отказался? Как я мог сделать такую огромную глупость?

Я не знала, что отвечать. Разнеженную удовольствием, вопрос застал меня врасплох.

Сказать правду? А если он развернётся и уйдёт или разозлится, что я переспала с ним, зная, что это уничтожит его карьеру? Соврать? А если он вспомнит и не простит ложь? Да и не хотела я его обманывать. Не после того, что между нами только что было.

Вот только отмолчаться под пристальным взглядом однозначно не получится…

Эрер не торопил меня с ответом, но смотрел выжидательно, и стало понятно, что он не отстанет.

Голова работать отказывалась — вся кровь благополучно от неё отлила и прилила к другим более склонным к авантюрам и менее способным к аналитическим размышлениям местам.

Одно было очевидно: лгать ему нельзя. Почувствует, догадается, найдёт нестыковки и спросит снова. И снова. И снова.

Кроме того, он очень болезненно реагирует на недоверие — достаточно вспомнить, как сильно его задело моё предположение, что он ушёл, оставив меня одну. Другой бы, может, перевёл в шутку, а Эрер воспринял очень близко к сердцу.

Божечки-кошечки, что же мне теперь со всем этим счастьем делать?

— Ответ сильно зависит от того, пришёл ты на одну ночь или хочешь остаться насовсем.

— Ни то, ни другое, — спокойно отозвался Эрер, уверенно глядя мне в глаза. — Я пришёл позвать тебя переехать ко мне. Сначала я хотел добраться домой, разведать обстановку и потом вернуться к тебе, уже зная все обстоятельства, но потом подумал: если ты за это время найдёшь другого, то я сам буду виноват в том, что упустил такую девушку. Ты же не обещала меня ждать и хранить верность. Поэтому я решил всё переиграть и сначала поговорить с тобой. Предлагаю тебе переехать в Лоарельскую Империю, тем более что язык ты прекрасно знаешь. Учитывая обстоятельства, при которых ты спасла мне жизнь, там для тебя будет безопаснее, чем здесь. Семьи, как я понял, у тебя нет, в этом селе ты явно живёшь недавно. В Лоарели я постараюсь обеспечить тебя всем необходимым… — он сделал паузу, а потом неожиданно экспрессивно ругнулся: — Твою мать! Ты бы знала, как сильно бесит, что я ничего толком не помню! Одна мешанина из обрывков даже не воспоминаний, а ощущений. Однако уверен, что я не нищенствую. А если нищенствую, то найду способ заработать денег.

— В каком качестве ты предлагаешь мне переехать с тобой в Лоарель? — вкрадчиво спросила я.

— В качестве сначала невесты, а потом — жены.

Я безумно хотела услышать эти слова, вот только они делали наше с Эрером положение ещё хуже и сложнее.

— Я не могу вернуться в Лоарель, — обречённо вздохнула я.

— Почему? — пытливо смотрел он.

— Боюсь, что правда отвратит тебя от меня, — честно призналась ему. — И если ты уйдёшь снова, то на этот раз мне будет гораздо больнее.

Он перехватил мою кисть и поцеловал.

— Это же не связано с твоим происхождением? Не мог же я стать настолько узколобым снобом?

— Ну… не совсем.

— Ты кого-то убила?

— Нет, конечно, — фыркнула я. — И даже не покалечила, хотя признаюсь честно, пару раз такое желание возникало. К примеру, в нашу первую встречу мне очень хотелось тебя пристрелить.

— Не могу тебя за это осуждать, — улыбнулся он. — Я отличненько умею… нервировать.

— Ты много чего умеешь делать отличненько, — нежно поцеловала его, пытаясь отвлечь и съехать с темы.

Ну что он в самом деле? Нормально же лежали…

— Думаю, всё остальное мы можем обсудить и как-то… решить? Договориться? Найти компромисс? Преодолеть? — тихо спросил он.

— Это вряд ли.

— Зря ты так думаешь. После сегодняшней ночи я крайне мотивирован искать компромиссы, преодолевать и договариваться, — он упёрся носом мне в ухо и принялся щекотно фыркать, вызывая отключающую критическое мышление мурашечную эйфорию.

А у меня и без неё с этим самым критическим мышлением не то чтобы очень хорошо дела обстоят.

— Так какова же причина? — мягко продолжил допытываться Эрер.

Я ласково провела пальцами по его губам, очертила подбородок, глубоко вздохнула и рухнула в ледяной омут с головой:

— Я — чужемирянка, Эрер. Мы познакомились, потому что ты меня… допрашивал.

— В Лоарели?

— В Лоарели, — признала я, продолжая его гладить.

— И как же ты оказалась в Эстрене?

— Нарушила предписание о домашнем аресте и сбежала.

Пришлось рассказать ему всё с самого начала, исключая лишь эпизод с приездом особистов. Он слушал внимательно, не отодвигался, но и не привлекал меня к себе. Осторожничал, как затаившийся хищник. Теперь я знала это выражение лица, эту готовность действовать, помноженную на способность выждать.

Кажется, я всё перепутала. У меня в зверинце дикий особист и домашний леопард — так будет правильнее.

Когда я закончила рассказ, Эрер несколько минут обдумывал мои слова, затем снова перехватил мою руку и поцеловал:

— Знаешь, мне всегда хотелось создать семью, но было сложно сходиться с девушками. То не нравился характер, то раздражал запах. Казалось нереальным найти такую девушку, в которой меня бы привлекало и то и другое. Насколько помню, я так никого и не нашёл. До встречи с тобой. А теперь слушай внимательно, конфетка. Моё решение вернуться к тебе было взвешенным и осознанным. Я много думал о том, как оказался там, где оказался, какой жизни хотел и какую получил. Вероятно, в прошлом я каждый день на шаг отклонялся от пути к цели и теперь внезапно обнаружил себя стоящим настолько далеко от неё, что она кажется невозможной. Вероятно, если бы я помнил этот путь, он выстроился бы в логичную последовательность, но теперь я ощущаю лишь диссонанс и неправильность. Однако рядом с тобой и Шельмой это ощущение растворяется и не корябает мне душу. Поэтому я хочу остаться с тобой, разделить твои сложности, вместе засыпать по утрам и загорать под луной ночами. И ты можешь не бояться: я сделаю всё, что в моих силах, чтобы тебя защитить.

— А если меня найдут СИБовцы?

— За подобное нарушение наверняка отправят в тюрьму. Гораздо хуже будет, если они сообщат о тебе в ЭСБ. Те церемониться точно не станут. Но не переживай раньше времени. Если бы ты оставила явные следы, уже бы нашли. А так — мы можем переехать. Спрятаться в другом месте.

— Мне нравится здесь, — неохотно признала я. — Тут у меня есть работа, крыша над головой, Луняша. А ещё не закончено лечение Дичика. Нет, уезжать без явной необходимости я не хочу.

— Тогда остаёмся. Я продумал схемку одну. Пока возвращался, прикидывал, как при необходимости через годик-полтора выйти на приличные доходы. Начинать придётся с нуля, но кое-какие деньги у меня есть, их хватит, чтобы вернуть долг тебе, купить материалы и инструментики.

— А как же налоги и отсутствие документов?

— Я поговорю со старостой и попрошу сделать документики ещё и мне, раз уж сделал их тебе. Скажу как есть, что потерял память и хочу остаться с тобой из-за возникших чувств, даже клятвы все необходимые принесу. Кроме того, мне есть что предложить ему взамен. И налог от моего имени пусть платит он, незачем мне со сборщиком встречаться лично. Кстати, ты знала, что я очень юн? Практически твой ровесник. Думаю, мне лет двадцать, не больше.

— Ты не выглядишь на двадцать даже с очень большой натяжкой, — улыбнулась я, ещё не веря, что он это всерьёз. — Даже на очень тяжёлые двадцать, полные лишений и потерь.

— Эй, не надо наговаривать на мою новообретённую юность! Да я, можно сказать, только с конвейера — не крашен и практически не бит! Чуть шлифануть — и буду как новенький. С минимальным пробегом, — картинно возмутился Эрер.

— Со скрученным пробегом, ты хотел сказать? — коснулась пальцами его шрама на шее.

— С утерянным техпаспортом и некоторым сбоем, произошедшим в результате небольшой технической накладки. Но всё ещё на ходу и с мощным мотором.

— И без тормозов, да? — ласково спросила я.

— В люксовой комплектации, ограниченной эксклюзивной серии, — навис надо мной он и нахально поцеловал. — И вообще, долго налог на безбрачие платить не придётся. Я же собираюсь жениться на тебе, конфетка.

— Это предложение? — голос дрогнул и сбился от переизбытка нежности.

— Это декларация намерений. А предложение я сделаю чуть позже, в подобающей обстановочке.

— И тебя совсем не пугает то, что я — чужемирянка?

Эрер ответил не сразу:

— Скорее вызывает даже больше интереса. Вероятно, местная девушка и не спасла бы меня. Испугалась бы пойти против особистов и однозначно не стала бы играть с ними в столь опасные игры. Ты — необычная. Решительная, самодостаточная и независимая. Это непривычно, ведь женщин в нашем мире воспитывают иначе. Учат во всём полагаться на мужчин, не принимать самостоятельных решений и уж точно не нести ответственности за результаты.

— Да, пожалуй. Но ты же понимаешь, что независимая женщина никогда не будет любить так слепо и растворяться в мужчине так полно, как это может делать зависимая? Если ты хочешь быть центром мира своей женщины, то нужно выбирать ту, у которой этого центра нет.

— Знаешь, конфетка, эту мысль мне нужно заесть, — после паузы признал Эрер. — На голодный желудок она воспринимается сложно, но я, кажется, понял, что ты пытаешься объяснить.

— Идём, покормлю тебя, — поднялась с постели, но одеваться не стала.

Было в этом нечто бунтарское и сумасбродное — есть в середине ночи голышом, впервые открывшись друг перед другом и выстраивая бесконечно прочные и невероятно хрупкие мостки доверия.

— А если вернутся те особисты и обнаружат тебя?

— Скажем так, я их отвлёк, так что некоторое время им будет не до нас.

— Как именно отвлёк? — с тревогой спросила я, а затем всё прочитала по лицу Эрера.

Он действительно их «отвлёк», но не скажет, каким образом. И я даже поняла почему — чтобы не ставить меня под удар знанием подробностей. А ещё он понял, что я поняла, и в этот момент я почувствовала невыразимую близость между нами, которая была, пожалуй, даже круче, чем крышесносный секс.

Мы долго смотрели друг на друга, принимая новую реальность. Начиная с этого момента против всех сложностей и опасностей этого мира мы с ним — вдвоём. Спиной к спине.

— Дальше — решим. Вероятнее всего, переехать всё же придётся, но для начала мы подкопим денег и всё тщательно спланируем.

Я прижалась к горячему боку Эрера и спросила:

— Почему тебя настолько сильно задело, когда я подумала, что ты ушёл?

Он на секунду перестал жевать, а потом ответил неожиданно эмоционально:

— Ненавижу, когда меня несправедливо обвиняют в какой-то дряни! Просто ненавижу!

Так как обычно Эрер был насмешлив и достаточно сдержан, я поняла, что нащупала болевую точку и осторожно поинтересовалась:

— Были прецеденты?

— Да. Много, — он замолчал, а потом выдохнул, словно смиряясь с неизбежным: — Я не люблю об этом говорить, но никакого секрета нет. У меня всегда были очень сложные отношения со старшим братом. Он постоянно выставлял меня виноватым перед родителями за то, чего я не делал. Например, стащил у матери шкатулку, то ли случайно разбил, то ли специально сломал и спрятал у меня под кроватью, а потом наябедничал. Сказал, что это я испортил торт на празднике сестры, хотя я к нему даже не приближался. Он на три года старше, и эти подставы длились до тех пор, пока я не научился давать магические клятвы. Но к тому моменту родители уже привыкли считать меня каким-то больным на голову отщепенцем, который только и ждёт, как бы нанести вред семье. А братец всегда оставался неуловимым, как лунный свет на воде. Мне ни разу не удалось доказать, что это именно он меня подставил.

— За что он так с тобой?

— Ревность и зависть. К счастью, последние годы перед академией они сошли на нет, но раньше он старался отравить мне жизнь, насколько только возможно. Дело в том, что магии ему почти не досталось, даже височную печать видно едва-едва. Не как у тебя — местами поярче, местами пробелы. Она просто вся тусклая и выглядит, как нарисованная. Способности у него настолько незначительные, что он ни одного заклинания сотворить не может. А у меня неожиданно сильный дар — самый сильный во всей семье.

— И как отреагировали родители, когда ты впервые доказал, что он на тебя наговаривает?

Эрер зло хмыкнул:

— Да никак. Его даже не наказали. Он сделал шокированное лицо и принёс фальшивые извинения, утверждая, что искренне заблуждался. Это было давно. Гай обвинил меня в том, что я спалил одежду служанки, все домашние на меня ополчились, мать не разговаривала, отец назвал выблудком и порченой кровью. Видимо, от злости у меня и получилось принести первую клятву. Я тогда долго кричал на него. Это был тяжёлый разговор, после которого отец наконец начал мне верить, а Гай отстал и больше не пытался подставить. Через пару лет мы даже помирились, но близкими так никогда и не стали.

— Дети бывают жестокими… Особенно если ревнуют родителей к братьям и сёстрам.

— Я не понимаю, зачем Гай вёл себя подобным образом. Ему и так всегда доставалось больше внимания от отца. Первенец, наследничек, красавчик. Пусть магии у него почти нет, но мозгов достаточно, дураком он никогда не был — даже в детстве. Гай всегда умел изловчиться и найти какую-то лазейку, неочевидное решение, необычный способ. Когда я уезжал в академию, он уже вовсю рулил семейным делом, и отец полностью ему доверял. А я всегда словно плыл в соседней лодке, понимаешь? Будто вся семья сидела в одной, а я — в другой. Вроде и рядом, но как-то… за бортом. Наверное, именно поэтому мне так сильно хочется иметь свою собственную семью.

— Мне очень понятно желание иметь семью.

— Ты не подумай, отец не скупился на моё образование, у меня были хорошие преподаватели, но всегда предполагалось, что я уеду из дома на службу к Разлому и уже не вернусь. А у Гая в доме имелось собственное крыло, и все с самого рождения знали, что оно его и что в нём будет жить его семья. Как-то так.

— Понятно. Твой брат — типичный золотой ребёнок, а родители — типичные потакатели всем его выходкам. Очень сочувствую, — я обняла его за плечи и погладила по спине. — У меня тоже есть брат, но мы никогда особо не пересекались. Он был уже довольно взрослым, когда я родилась, так что делить было нечего. Наоборот, он иногда привозил игрушки и подарки, но сидеть со мной отказывался, так что мы тоже не близки. А потом у меня началась школа, а он переехал в другой город, завёл семью и детей. Мы никогда не ссорились, но практически чужие друг другу.

— Я теперь даже не помню, в каких мы с Гаем отношениях. Помню только, что от меня отрёкся отец, но не знаю причины. Думаю, без брата тут не обошлось, он имеет большое влияние на отца.

— К сожалению, я ничего не знаю о твоей личной жизни.

Эрер болезненно сморщил нос и потёр виски. Я запоздало поняла, что ранение снова даёт о себе знать. Так и было. Я сняла боль и предложила вернуться в постель.

Мы говорили и говорили до самого утра. Словно поминали прошлое, потому что хотели его похоронить и начать всё заново. Но эффект получался обратный. Вместо того чтобы дать былому покоиться на дне минувших дней, мы разворошили его.

И в глубине души я знала, что оно вернётся.