Малышка от отца жениха

Глава 6 Мария

— Ну, что Царёв сказал? — родители подлетают, стоит мне выйти из кабинета врача.

Когда мы были с Матвеем вместе, Воронцов много мне рассказывал об этой клинике. Владеют ею братья Царевы — Михаил и Александр. И Матвей близок с обоими.

После нашего расставания я старательно избегала этот район. И не только потому, что клиника с Воронцовым связана, но и потому, что мне здесь якобы аборт делали.

— Что говорит он?

— Сказал, что берётся, — объявляю им и аккуратно закрываю дверь, оставляя внутри Александра с моей девочкой. — Палату нам даст поближе к его кабинету. Приступ купируют, а затем уже определят план лечения на будущее. Лечение будет всю жизнь. Там ещё всё, правда, недолеченной пневмонией осложнено. Так что и её лечить будут.

— Так врач же была наша… — напрягается мама и оглядывает нас с папой. — Смотрела Элю. Сказала, что всё. Вылечились. Оказалось, нет?

— Так сказали, мам. Да, как видишь, они все пропустили. Царёв говорит, что могли и раньше обратиться, но ни один врач в нашей больнице и намёка на эту болезнь не нашёл. Пневмонию не долечили, болезнь наследственную не нашли… В общем, я туда больше ни ногой! Лучше в ту, куда нас отвезли сегодня, — отвечаю ей и на эмоциях развожу руками. После обхватываю себя в надежде немного успокоиться. — Где Олег? — не вижу того, кого мне сейчас не хватает. И кому по гроб жизни теперь должна.

Пусть у меня нет к нему великой любви, но я благодарна этому мужчине за всё. Он весь путь до клиники Царева успокаивал меня и смешил Элю. Благо температура спала, и дочка почти такой же, как обычно, стала. И вновь вернулась её любовь к Олегу.

Волков сейчас для меня просто идеал мужчины. Меня поддерживает, сам не унывает, с дочерью моей носится, как с родной. При этом еще и все вопросы с клиникой на себя взял.

Думаю, стоит ему рассказать всю правду об Эле. И если он примет это, то мы распишемся.

Я хочу, чтобы такой человек, как он, был рядом со мной и моей дочерью. И он этого хочет.

— Кофе пошёл взять, — отвечает мама, укутанная в его кофту. Даже здесь он заботится о ком-то. Не могу перестать им восхищаться. — А что сейчас делать надо с Элей?

— Мы ложимся в клинику с ней, — рассказываю родителям. — Под наблюдение. Царёв говорит, что всё хорошо будет. Что он обучался у лучших врачей и эту болезнь знает изнутри. Он спасёт нашу Элю и будет её наблюдать. Добиваться такого состояния, чтобы она перестала ощущать себя больной. Жила как все.

— А сейчас она почему с ним наедине? — вступается папа. — Что-то не так? По закону они не имеют права осматривать ребёнка без родителя.

— Царёв попросил выйти, чтобы осмотреть её хорошенько, — отвечаю совершенно спокойно, потому что сама этот вариант предложила. — Рядом со мной она вертится и постоянно отвлекается. И плачет. А когда она не видит меня, то он спокойно её слушает.

— А, ну, как всегда, — хмыкает. — Это хорошо. Значит, на поправку идёт. Ты им сразу скажи, чтобы палату самую лучшую дали! Я всё оплачу!

— Олег уже обо всём договорился, пап, — посылаю ему максимально довольную улыбку, на какую сейчас способна.

— Маша! — восклицает Волков и выходит из-за угла с двумя стаканчиками кофе. — Что там? — один стакан отдаёт моей маме, второй отцу.

— В больницу нас кладут, — объявляю ему.

— Ну и правильно! — поддерживает он решение Царёва. — Здесь хорошие врачи! И Царёв специалист от бога! Да и вообще я в нём уверен. Он дотошный до мелочей!

— Говорит, что сможет её вылечить, — продолжаю говорить.

Я даже воодушевилась от тона, каким Олег хвалит врача Эли. Внушает надежду и веру в лучшее.

Да! Надо определённо рассказать ему всю правду. И тогда угрозы Воронцова мне будут нипочём. Думаю, Волков сможет поставить отца на место.

Но из-за нашего брака с Олегом придётся очень многое уладить. Папе сообщить, что Волков сын Воронцова. Да и Воронцов про дочь узнает. Правда, Эля семимесячной родилась, так что можно сказать, что это другая беременность, не от него. Но любой ДНК-тест — и вся правда вскроется.

В общем, впереди настоящая клоака. И я в самом центре.

— Ты не переживай, — Волков заключает меня в свои объятия и целует в висок. — Дядя Саша — хороший врач! Самый лучший! И это заболевание от и до изучил. Папу же лечит. И до такой степени, что никто не догадывается, что он болеет. Так что и Эля будет жить полноценно!

— Царёв — твой дядя? — папа делает шаг вперёд.

— Ну… дальний, — кивает Олег. — Дядя Саша и дядя Миша дальние наши родственники с папой. Поэтому без слов приняли сегодня.

— Хорошие родственники, — хмыкает родитель и приобнимает маму. — Так, Маш, мы с мамой поедем за вещами для вас. Ты нам в сообщении напиши, что нужно для тебя и для Эли. Может, постельное бельё даже привезти?

— Я напишу, — соглашаюсь. — Постельное не надо, наверное. Но подушку Эли привезите.

— И если нужно что-то платное, ни от чего не отказывайся! — не успокаивается папа.

— Не волнуйтесь, Карим, — вступается Олег. — Лечение Эли уже оплачено наперёд здесь. Никаких дополнительных платежей не надо. У них будет всё самое лучшее. Одноместная палата с удобной кроватью, телевизором и санузлом. Личная медсестра. Питание здесь отличное. Я, когда полгода назад здесь с ковидом лежал, обожал их еду. Так что лучшие условия!

— Молодец, парень, — пожимает отец руку Олегу, но тот смущается от похвалы. — Ладно, мы туда и сюда! — кидает и, вновь приобняв маму, ведёт к лифту.

Провожаем их взглядом, и, когда створки закрываются, Волков оборачивается ко мне.

— Маш, это не я оплатил лечение, — объявляет он мне. — Мой отец. Твоим не сказал, потому что… он похвалил, а мне стыдно стало, что я сам это сразу не сделал.

— Что ты сказал? — не верю собственным ушам.

Ад наступил раньше задуманного срока…

О господи! Только этого мне сейчас не хватало!

— Папа лечение оплатил, а не я, — виновато опускает взгляд. — У меня не очень отношения с дядей Сашей, а у отца близкие. Благодаря его звонку нас приняли. И это он уже оплатил всё. И палату, и лечение. И всё необходимое.

— Ты… ты сказал ему? Сказал ему об Эле? — испуганно шепчу.

И без того бешеный пульс становится безумным. Свет ламп кажется слишком ярким для моих глаз. Хочется закрыть глаза и… исчезнуть. Убежать от проблем.

— Да! Но ты не переживай! — Олег пытается подбодрить меня, поняв причину моего шока немного иначе. — Ему плевать, что у тебя есть дочь! Он не разозлился, как я и сказал. Наоборот, волноваться больше стал за Элю! Тысячами вопросов меня закидал о ней!

— И где он сейчас? — с трудом заставляю себя спросить это, потому что знаю ответ.

— Здесь, — доносится из-за угла, откуда вышел недавно Олег.

А после мужчина сам появляется.

И слезы застилают мой взгляд.

Матвей

Наверное, мы бы долго смотрели в глаза друг другу. Причиняли бы боль. Терзали общими воспоминаниями, которые передавали бы по очереди, как мячик.

Но вышедший с передвижной детской кроваткой Царёв прерывает наш зрительный контакт и перехватывает всё внимание на себя.

Только мой взгляд цепляется за маленькую крошечку с огромными голубыми глазами, тонкими коротенькими волосиками и нежной фарфоровой кожей, с пухлыми щёчками и лёгкой улыбочкой на губах.

Всё внутри переворачивается от вида этого комочка. Этого маленького нежного ангелочка.

Я люблю детей и всегда мечтал о том, что однажды в моих руках будет кто-то родной, а главное — здоровый. В моих мечтах это был ребёнок Олега. Моя внучка или внук.

Но смотреть на собственную дочь, о которой узнал совсем недавно, — что-то одновременно болезненное и восхитительное.

У меня есть дочь! Но ей не повезло, потому что её отец — это я. Потому что ничего лучше своей болезни я передать ей не мог.

Ненавижу себя!

— Эля, — шепчет Маша и берёт дочь на руки.

— Ма-ма, — отвечает она и обнимает её своими пухлыми ручонками.

Малышка убеждается, что всё внимание родительницы сосредоточено исключительно на ней, и выпячивает нижнюю губу. В одну секунду плакать начинает и словно бы жалуется на что-то.

— А кто это у нас капризничает? — заговаривает Олег и становится так, чтобы он и малышка могли видеть друг друга. — Это что за маленькая красавица? Маленькая капризуля, которую я сейчас укушу? — клацает зубами.

Девочка мигом перестаёт плакать. Отталкивается от мамы и тянется к Олегу, который берёт её на руки и отходит в сторону, продолжая играть с ней.

Не сразу удается взгляд от них отвести. Где-то глубоко в груди ревность одолевает. Но я быстро смахиваю это чувство.

Олег всегда ладил с моими племянниками. У него талант их увлекать.

— В общем, мы вовремя успели, — начинает Саша, щёлкнув пальцами. — Да, лечение этого заболевания у детей сложное. Потому что они элементарно не могут сами себе диагностировать начальные признаки приступа. Но у меня уже были под наблюдением семь детей с таким диагнозом. Я научился сам контролировать и распознавать первичные признаки. Я пишу докторскую на эту тему, — добавляет он для Марии. — В общем, как я и сказал, вначале мы купируем имеющийся приступ. Вылечим пневмонию по пути. А после подберём поддерживающую терапию для девочки. Но обследования на этом не заканчиваются, Мария. Мы будем ещё обследовать, чтобы понимать степень сложности заболевания в её конкретном случае. Вы на это готовы? Это не день, не неделя, не месяц и даже не год.

— Конечно! Я на всё готова, — делает она шаг к нему. — А ей больно? Сейчас?

— Ей плохо, — отвечаю я. — Ей чертовски плохо. Больно только во время приступов.

— О боже! — шепчет она, громко и прерывисто выдохнув весь воздух из лёгких, чтобы не заплакать. Но эмоции сильнее. — За что ей такое наказание? — голос дрожит, и мне хочется ее обнять. Утешить. Попросить прощения.

— Мария, не плачьте, — Царёв протягивает ей свой платок. — Можете брать Олега и дочь. Вам готовят палату номер пять. Можете сами дойти. Олег знает, где это. Но не смейте плакать! Всё будет хорошо с вашей дочерью! Я вам даю слово! Не показывайте девочке свои слезы. Это может усложнить ее лечение. В любой терапии важно спокойствие пациента и лишь положительные эмоции. А какое будет ей спокойствие, если ее мама плачет?

— Хорошо, — кивает она.

Даёт себе несколько секунд, чтобы убрать слёзы с лица, и оборачивается к Олегу. Показывает в сторону коридора, и вместе они скрываются в поисках палаты.

— Саш, — обращаюсь к нему я, когда вокруг становится совсем тихо. — Что там с девочкой?

— Та же разновидность, что и у тебя, — отвечает он сочувственно. И, облизнув губы, решается говорить прямо. — Скажи мне, что это случайность, Матвей. Что эта маленькая девочка — не твоя дочь.

— Моя.

— Бог мой!

— Я не знал! — злюсь на его осуждение. — Правда не знал! Несколько минут назад от Олега узнал о том, что моя бывшая родила всё же.

— А они вместе? — интересуется и сводит брови к переносице. — Твой сын и мать твоей дочери — они…

— Да.

— Олег не знает о твоём нарушении целибата? И с кем именно? — бьёт он словами, безошибочно попадая в цель.

— Да.

— Весело.

— Саш, спаси её, — прошу его. — Не повтори ошибку своего отца. Третьей могилы мне не нужно.

— В отличие от отца, у меня есть опыт, Матвей, — обиженно кидает. — И я сделаю всё, что в моих силах.

— Извини…

— Но дочь у тебя классная, старик, — позволяет себе улыбнуться и меня подколоть. — На тебя похожа. Но если ты словами кусаешь, то она зубками, — руку мне свою показывает с улыбкой. — Хватка твоя. Воронцовская, — подмигивает и уходит.

— Пап, — окликает меня Олег.

— Олег? — испуганно оглядываюсь.

Вдруг он что-то услышал из разговора с Царевым? Вдруг он теперь все знает? Не хотел бы, чтобы он сейчас и вот так узнал правду.

Олег возвращается ко мне через несколько секунду после ухода Саши. Царев ушел, оставив на моих губах улыбку от его слов.

Дочь на меня похожа!

Приятно, несмотря даже на то, что последним подлецом себя чувствую.

Я смерти ей пожелал! Машу отправил убить ее!

Но я просто не хотел ей того, что сейчас происходит. Малышке больно и страшно.

Я знаю.

Я сам это чувствую.

И всё же, несмотря на это, в душе тепло от мыслей, что в этом мире у меня есть продолжение в виде маленького солнечного комочка счастья. С огромными глазами и моим цветом волос. Тёмненькая.

— У меня к тебе разговор есть один, — отводит в сторону, подальше от медсестёр, которые выходят из кабинета. — Серьёзный.

— Где Маша?

— Они с Элей уже в палате, — отвечает он и мнётся.

Не решается задать мне интересующий его вопрос. Но судя по поведению Олега, он ничего не услышал из моего разговора с Царевым и так ничего и не знает.

— В общем, мы когда в больнице первой были, и Эле диагноз поставили, то врач сказал, что болезнь наследственная, — закусывает губу и ждёт от меня подтверждения, словно я врач и знаю все нужные ему ответы.

— Ну да, — киваю.

— Слушай, а если бы мама тогда не умерла, то ваш ребёнок родился бы больным, да?

— Да, — киваю и виновато опускаю глаза. — Прости.

— Мама поэтому на сохранении лежала? — копает он всё глубже и глубже, подбираясь к тому, что я от него скрывал по просьбе Олеси. Она боялась, что он возненавидит меня и оттолкнёт. Не позволит мне быть с ним рядом. Он ведь гордый — в неё.

Правда могла лишить его единственного родного человека, а меня — сына.

— Вероятность родить здорового ребёнка тоже была, Олег, — всё же признаюсь ему, открывая правду на свою надежду. — Мы не могли знать наверняка. Твоя мама была здорова, и её гены могли передаться ребёнку. В общем, мы ждали, пока малыш родится, и тогда узнали бы.

Если бы мы просто ждали…

— Ясно, — вздыхает Олег и обнимает меня, словно это мне его утешение нужно, а не ему моё. — Это всё, что я хотел узнать. Пойдём к Маше? Мы должны её поддержать, пап. Её ребёнок болен. Она пусть и кажется сильной, но ранимая очень.

— Ты иди, — хлопаю его по плечу. — Мне нужно ещё оформить кое-какие бумаги по оплате и попросить, чтобы они по всем вопросам финансовым ко мне обращались. Я подойду к вам позже. Хорошо?

— Ладно! И спасибо тебе ещё раз за то, что помогаешь, даже несмотря на то что Маша тебе не нравится, — благодарит меня с улыбкой. — Мама бы гордилась тобой. Знай об этом.

Мария

— Постельное бельё для девочки своё будет или могу принести наше? — интересуется медсестра, закончив с моей подушкой и кратким инструктажем.

— Родители сейчас привезут. Я сама всё застелю, — отвечаю ей. — Не переживайте. Спасибо, что мою застелили. С дочерью на руках это неудобно было бы.

— Уборка в палате у нас с восьми до девяти утра, пока детки с родителями на процедурах. Но в случае чего нажимаете сюда, — указывает на две кнопки над кроватью. — Одна вызывает врача, а вторая — меня или мою сменщицу. И там мы уже с уборщицей договоримся. Хорошо? — одаривает меня широкой улыбкой.

— Поняла.

— Остальное я вам всё, в принципе, объяснила, — оглядывается вокруг в поисках чего-то, но не находит. — В случае чего вы знаете, как меня позвать.

— Спасибо, — провожаю её взглядом и опускаю Элю на свою кровать.

Дочери явно стало легче после укола, который ей сделал Царёв. Улыбается теперь и даже кажется обычной. Здоровой. Без всех этих ужасных, пугающих диагнозов.

— Уже всё? — Олег аккуратно входит в палату и первым же делом обращает внимание на малышку. Не на меня, а на мою дочь. Порой я даже ревную. — Эля, куколка, медвежонок мой! Ползаем уже? — опускается рядом с ней и кидает печальный взгляд на окно. — Твои чувства мне понятны, Эля. Я когда здесь лежал, тоже о побеге думал. Но не в первый день. Ты меня обыграла, — признаётся он ей, а она, увидев его, хохотать начинает и тянется к нему.

— Не так уж здесь и плохо, — говорю ему. — Вон какие приветливые врачи и медсестры.

— Они тебе приятны, пока твоя попа первый укол не почувствует, — кривится в мою сторону. — Я как представлю, что эту маленькую попу, — касается подгузника на Эле, — будут колоть, даже хочется украсть её из больницы. Ну куда там укол ставить?! Крошечка, а не попка, — жалуется мне. — Моя сладкая булочка, — целует её ещё, заставляя моё материнское сердце трепетать от умиления.

— Ома, — отвечает ему Эля и, как только он тянется, чтобы чмокнуть её в щёчку, она кусает его за подбородок. А отпустив, смеётся так, будто это самое смешное в её жизни.

Молча наблюдаю за этими двумя, что играют и даже ворчат друг на друга. Олег ещё ругается на неё шутя, а она на него обрушивает весь свой словарный запас, смешивая всё в одну кучу и гневно причитая.

У него обязательно должен быть ребёнок! Иначе это самая большая несправедливость на свете.

Он говорил, у него есть одна попытка? После того как ситуация с Элей образуется, мы обязательно ей воспользуемся. Пойдём к лучшим врачам, и они подарят ему ещё шансы.

Но захочет ли он попытаться со мной, когда узнает правду?..

— Олег, мне нужно тебе кое-что сказать, — дёргаю его за ногу и заставляю отвлечься от моей дочери.

— Что? — отзывается, сев напротив меня, но продолжая заботливо придерживать Элю за ногу. Чтобы не уползла и не упала.

— Я понимаю, что должна была тебе сказать это раньше, — беру его вторую руку. — И обманывала тебя столько времени. Но я очень боялась за наши отношения. Сейчас я понимаю, что ты должен знать.

— Что знать?

— О том, кто отец Эли.

Матвей

Подписываю необходимые документы и поднимаюсь наверх, на этаж, где палата Маши и Эли. С документацией остался всего один нерешенный вопрос, но его лучше решить Олегу.

Мне же нужно поговорить с Машей. С матерью моей дочери, чёрт возьми! Моей дочери!

В голове не укладывается!

Номер палаты я запомнил сразу же, как только Саша его назвал. Поэтому найти ее не составляет труда. В этой клинике на каждом этаже своё отделение, но расположение и нумерация одна и та же. Я же здесь частый гость.

— К вам можно? — интересуюсь у ребят и, не дожидаясь ответа, вхожу. — Я вам, надеюсь, не помешал? — спрашиваю, заметив напряженное лицо Маши и то, как она держит Олега за руку. Будто боится, что он сбежит.

— Не волнуйся, отец. Мы после с Машей договорим, — кидает мне сын и касается Лебедевой. — Мне плевать, кто он. Честно! Всё будет хорошо, потому что я с тобой рядом. Мы все с тобой рядом. Даже мой отец, несмотря на то что тот ещё ворчун, — подбадривает свою девушку.

— Олег, тебе нужно спуститься на ресепшен и заполнить пропускной список для Маши, — говорю и прохожу в палату. — Вписать все имена, кто без ограничений сможет навещать их. Впиши себя, родителей Марии и двух подруг. Ограничение на посещения безграничные — всего пять человек.

— Я тогда Кристину и Рустама запишу? — предлагает он, и Маша кивает. — Маша, я быстро! Не скучайте, мои конфетки, — отзывается он и, встав, уходит, предварительно поцеловав вначале свою невесту, а затем и мою дочь в ножку.

Пытаюсь скрыть свою ревность за приветливой улыбкой, но эти картины меня начинают раздражать. Особенно то, что он целует Элю, а у той улыбка до ушей появляется.

Он может их касаться, признаваться в любви и даже целовать!

Я же этот шанс профукал!

Обидно, мать твою!

Олег выходит, и палата погружается в тишину, и даже неловко как-то становится. Дабы казаться спокойной, Маша поднимается, чтобы зашторить окна.

Будто это сейчас так важно! Будто нет у нее сейчас дел важнее.

— Когда ты собиралась сказать, что у меня есть дочь? — кидаю ей в спину, сверля её взглядом.

— Она не твоя дочь, — отвечает, даже не оборачиваясь. Гордая. В отца пошла. До последнего пойдёт, но своего не отдаст.

— А чья же?

— Моя, — бросает и, повернувшись, в глаза мне пытается уверенно взглянуть. Но не выйдет. Я её знаю. — Твой ребёнок погиб от денег, которые ты дал мне на аборт, Матвей. А Эля — только моя дочь.

— Но гены у неё от меня, — напоминаю с горечью в голосе.

— К сожалению, — бросает она уверенно. Только вот глаза выдают всю её боль и сожаление. — Но знаешь, глядя на Олега, я надеюсь, что не всё потеряно. Если уж твой сын нормальным стал, то Эля тоже сможет вырасти хорошим человеком. Хотя есть вероятность, что это у Олега гены матери доминировали.

Если бы она знала…

— Все же матери, — говорю ей и подхожу к огромной кровати, на которой лежит моя дочь. — Знаешь, я собирался отпустить тебя. Позволить быть с Олегом. Допускал такую мысль. Отменить угрозы. Уехать обратно. Но теперь я не уеду.

— Почему?

— Потому что без дочери ты не сможешь жить, — придаю голосу серьёзности и жёсткости. — А я всегда забираю своё. А значит, и дочь свою я заберу. Не хочу её лишать тебя.

— Твоя дочь умерла! Эта — моя! — хватает дочку на руки и к себе её прижимает, словно я уже прямо сейчас её собираюсь у неё отнять.

— Если ты и дальше будешь упорствовать, то твоя тоже умрёт, — говорю, встав напротив неё.

— Чего ты хочешь, Матвей? — спрашивает, а слёзы по ее щекам катятся. — Я не отдам тебе её! Тебе мало того, что мы в больнице, потому что моя дочь больна? Ты хочешь добить меня?

— Нет, не хочу, — чеканю. — Всё, о чём я прошу: бросить Олега и дать парню жить. Потому что в этой Санта-Барбаре ему не выжить. Я не отпущу дочь, а значит — тебя. Он не выдержит, — говорю чётко и по фактам. — Я всё оплачиваю и привожу в эту клинику лучших врачей, чтобы нашу дочь вылечили. После ты и Эля переезжаете ко мне. Моя дочь будет жить под моим присмотром, чтобы я мог её спасти, если начнётся новый приступ. Поверь, человек, незнакомый с этой болезнью, не сможет распознать её первичные признаки. Как бы ты ни старалась и ни смотрела за ней, ты не сможешь!

Потому что я уже видел, как одна пыталась, а потом мы стояли на кладбище. Под дождём. И молча смотрели на крест на могиле ребёнка, которому три исполнилось бы через месяц.

— Мы не переедем к тебе!

— Ты можешь не переезжать, но она переедет, — заявляю и встаю, направившись на выход. — Мне плевать на тебя. Я лишь даю тебе шанс быть с дочерью, а ей — выжить.

— Я ненавижу тебя, Воронцов, — рычит она мне в спину.

— Я бы тоже этого хотел, — вздыхаю и открываю дверь с намерением выйти.

Но в дверном проёме встречаюсь взглядом с тем, кто готов мне глотку разорвать в клочья. С Каримом. Отцом Маши.

— Ну, здравствуй, Воронцов, — злорадно смакует он мою фамилию.