Малышка от отца жениха

Глава 7 Матвей

— Карим, — тяну его имя в ответ.

Выдавливаю приветливую улыбку. Говорить ни с кем сейчас не хочется, но, видимо, буду вынужден.

— Поговорим? — предлагаю ему первым и, не давая и слова промолвить, продолжаю: — Но не здесь. Не будем пугать дам. Я знаю тут одно укромное место.

— Поговорим, — соглашается он.

— Папа! — восклицает Маша за моей спиной, явно начиная волноваться за кого-то из нас. Мой внутренний эгоист желает, чтобы за меня. Но после всего того, что я ей сказал минуту назад — это вряд ли. — Папа, пожалуйста, не надо!

— Мы вернёмся, — говорит мужчина, глядя на меня.

Его взгляд даже слегка пугает, но я не собираюсь поддаваться страху. Я заслужил такой взгляд от мужчины, чью дочь обидел. И я уверен, что этим все не закончится.

— Папа! — повторяет Мария.

— Карим! — вторит ей мать.

— Де! — кричит Эля, а затем звонко хохочет. Хохотушка. Как её мать.

Не реагируя на их мольбу в голосе, Карим делает шаг назад, выпуская меня из палаты.

Принимаю приглашение и выхожу. Придерживаю дверь для матери Маши, впуская ее. И только после этого оборачиваюсь к своему собеседнику.

— Здесь тоже не стоит говорить. Лишние уши, — мотаю головой и указываю в сторону конца коридора. — Вон там есть прачечная. Там нам никто не помешает, — оповещаю его и первым иду.

— Ты хоть на секунду представляешь, что я хочу с тобой сделать? — шипит Карим, следуя за мной.

Не вытерпел. Начал уже в коридоре.

— А вы представляете, что я сам хочу сделать с собой? — кидаю ему в ответ, хмыкнув и даже не обернувшись. — Я проклинаю себя за то, что не проконтролировал тогда ничего. За то, что доверился чужим людям.

Дёргаю за ручку и захожу в чистое и практически пустое помещение. Раньше здесь прачечная была, а сейчас словно комната после ремонта.

Карим идет следом за мной, не отставая.

Оборачиваюсь к нему, чтобы оповестить, что здесь можно поговорить спокойно. Но стоит мне сделать половину оборота, в мою правую щеку прилетает кулак.

Втащил. Неожиданно.

Хотя я оборачивался, чтобы предложить ему это сделать, спустить пар и спокойно меня выслушать.

— Заслуженно, — признаю и делаю шаг назад. Потираю ушибленную часть лица. Горит все. — Я не хотел Маше зла, Карим.

— А чего ты хотел?!

— Не знаю, — пожимаю плечами и, опершись на подоконник, заговариваю. — Я давно ничего не хотел. Работал на автопилоте. Ради сына, по сути, жил. Обещал жене, что выращу его достойным человеком и научу всему. Так и было, а затем в моей жизни появилась Маша. Такая же, как все, но чем-то зацепила. Трудолюбивая, честная, не боится грязной работы. Я о том, что она из богатой семьи, узнал, лишь когда она меня с вами познакомила. У вас прекрасная дочь, Карим. Я говорил вам об этом и повторю. Разве я мог не влюбиться в неё?

— И это должно меня разжалобить? — прыскает он со смеху. — Ты бросил её, урод!

— Бросил, — не отрицаю и в глаза ему взглянуть боюсь. — Пытался сделать больно. Заставить ненавидеть меня до такой степени, чтобы от ребёнка моего избавилась. И вы знаете, почему я не хотел этого ребёнка! Всё случилось так, как я и предполагал. Ребёнок болен.

— А просто аборт предложить нельзя было?!

— А на просто аборт она тогда не согласилась, — сердце начинает колоть и болеть от нервов. — Я настаивал. Я молил её. Но она меня не услышала, — принимаюсь ходить из одного угла в другой. — Тогда я решил, что лучше будет, если она со злости избавится от ребёнка.

— Маша не такая! Она бы не стала со злости что-то делать, — выгораживает дочь, так и не заметив главное.

— Маша в вас, Карим, — глаза ему открываю на правду. — Она человек-эмоция. Она может что-то сделать в порыве импульса, а затем уже думать. Мой план должен был сработать. Я ведь даже в клинике подкупил человека, чтобы он мне сказал, когда придёт Маша и сделает аборт. Мне сказали, что всё получилось, и лишь тогда я уехал из города. Убедившись, что Маша не родит больного ребёнка и не искалечит себе жизнь. Но кто же знал?..

— Дурак!

— Мягко, — хмыкаю на его слова. — Карим, я виноват. Я знаю. Я это понимаю. Я готов ответить за свои поступки. Я готов взять всю опеку над ребёнком на себя. Я могу освободить Машу от сложностей.

— Маша знала, что ты болен? — игнорирует моё предложение.

— Нет, — мотаю головой. — Я… — начинаю, но замолкаю, прежде чем признаться в своей слабости. — Я никому не говорю о том, что болен. Больной бизнесмен — плохой бизнесмен.

— Но Маше плевать, какой ты бизнесмен…

— Не смог я ей сказать. Не то стыдно было, не то… — не знаю, как выразить и описать свою слабость. — Карим, я знаю, что с детьми делает моё заболевание. Я видел это! Я похоронил сестру, когда мне было одиннадцать. Мать больна была, но в лёгкой форме. Даже не лечилась. Болезнь лишь изредка давала о себе знать. Она и передала нам с сестрой эту заразу. Мне повезло, и заболевание сразу не проявилось. Лишь через два года после смерти Тани. А вот Таню маленькой похоронили. В год обнаружилось, и ещё несколько лет боролись. Матери предлагали отправить её на лечение за границу или оставить в клинике. Да, опыта у врачей не было. Но они могли хоть что-то сделать. Только мама захотела забрать её. Смотреть за ней сама. Она ведь мать. Она ведь может почувствовать…

— Но не усмотрела, — догадывается.

Мне часто снится ее крохотное личико. Ее улыбки. Ее смех. И дурацкий медведь, которого я сохранил.

— Узнав побольше о той болезни, я решил, что не хочу иметь детей. Из детского дома думал взять в будущем, — продолжаю рассказывать ему. Он единственный, не считая Царёвых, кто правду будет знать. — Себе же вазэктомию сделал даже. Влюбился в девушку с ребёнком. Всё было круто, и я думал, что поймал Бога за бороду. А потом бац — и у Олеси две полоски. Думал, изменила. Даже скандал закатил. Всю мебель в доме сломал. Но она клялась, что не предавала меня. Продолжала мне твердить это даже после того, как я спустя столько лет брака признался, что болен и сделал специальную операцию. Но она на своём стояла. Поехали к врачу. Проверились. А у меня восстановилось всё, оказывается. Редкий случай, но бывает. Мы долго с Олесей думали, что делать. Я настаивал на аборте, а она — на том, чтобы родить. Ведь есть небольшой шанс на здорового малыша. В общем, я поддался ей. Не смог устоять, когда она так плакала. А спустя какое-то время к нам приехал Царёв-старший. Сказал, что его друг сейчас лекарство одно испытывает. От диагноза моего. Чтобы плод вылечить. Я был против. Олеся же нет. Втайне от меня колоть себе стала. Замершая беременность, интоксикация организма матери. Органы стали по одному отказывать. А потом она… — дышать становится тяжело от навалившихся воспоминаний. — Она…

— Я понял. Не продолжай, — мужчина выглядит убитым. — Я перед тем, как у меня Маша появилась, четырёх сыновей потерял и жену. Понимаю твои чувства. Сестра, жена, ребёнок…

— А после смерти Олеси я хотел опять вазэктомию сделать, но моя болезнь на фоне стресса начала меня есть. А когда уже выздоровел, то подумал — зачем? Всё равно жены нет. А с женщинами отношения заводить я не собираюсь. Клятву жене покойной дал перед смертью. Что всегда её любить буду и детей не заведу. А тут Маша…

— И ты не мог сделать эту операцию, когда встретил её? — недовольно бросает.

— Да мог я, — вздыхаю. — Но мы недолго вместе были. Мы же больше просто общались, а не… — неловко мне обсуждать такое с отцом Маши. — Я собирался сделать операцию, когда понял, что долго держаться рядом с ней не смогу, но мой врач был в отпуске. Тогда я решил, что на то время, пока его нет, противозачаточные помогут нам. Да и защита резиновая, — описываю свою глупость. — Но Маша отменила себе таблетки. И всё вышло из-под контроля. Всего два раза было без… защиты с моей стороны. Я ведь думал, она таблетки пьёт. И всё будет чисто.

— Но это тебя не оправдывает! — рычит он на меня. — Ты же понимаешь?

— Понимаю, — шепчу, глядя на свои руки. — Я лишь хочу сказать, что не хотел навредить Маше. Да и знаете, у вашей дочери характер моей жены. Если даже небольшой шанс на чудо есть — она за него ухватится. Я думал, что всё просчитал, но оказался ду-ра-ком… — заключаю и сам мечтаю себе несколько раз врезать. Лишь за то, что кое-что всё же от него скрыл. Маленькую, но личную деталь…

Мария

— Мам, папа его убьёт! — хожу по палате с Элей на руках, пока мама постель малышке заправляет. Каждый пытается привести нервы в порядок по-своему. Я — тем, что паникую, а она — тем, что делает что-то руками.

— А ты за него переживаешь? — бросает родительница, явно решив пошутить и подловить меня на том, что я лгала. Минут десять твердила ей, что мне плевать на Воронцова, и я хочу, чтобы папа его придушил.

— Да. За папу, — кидаю ей резко. — Посадят же. А как мы без папы будем? Нам нельзя без папы!

— Дядя Назар отмажет, — подмигивает она мне. — Но да, волнительно. Я тоже переживаю.

Дверь палаты открывается, и мы с мамой испуганно бросаем на неё взгляд, ожидая увидеть папу и мёртвое тело Матвея. Но входит Олег.

— Вы чего? — останавливается и по очереди смотрит то на меня, то на мою маму. — Случилось что? Чего такие напряжённые? Папа где? — последнее у меня спрашивает. — Эй, вы чего такие… странные?

— Воронцов? — доходит до мамы, и она оборачивается ко мне. — Отец Олега — Воронцов? Он же…

— У меня фамилия матери, — отвечает сам Волков, вероятнее всего, устав от этого вопроса. — Так где папа?

— Он с моим вышел, — отвечаю ему.

— А-а, ясно! Ну, пусть поговорят, — успокаивается и проходит вглубь палаты. Кладёт на стол какую-то бумагу и продолжает: — Им есть о чём поговорить. Всё же мой отец знает много об этой болезни. А твой сейчас всё будет рыть, чтобы хоть что-то понять. Найдут общую тему и язык. Это даже хорошо. Быстрее сблизятся.

— Мам, возьми Элю, — прошу её и передаю дочь. Собираюсь с духом и иду к Волкову. — Мы так и не договорили, Олег! Я должна тебе кое-что сказать!

— Маш, да мне плевать, кто отец Эли! — уверяет он меня раздражённо. — Правда! Главное то, что папой она будет называть меня. И ко мне будет прибегать клянчить деньги на новое платье или выпрашивать куклу. Что я буду отгонять от неё женихов и называть всех, кто к ней подкатывает — козлами…

— Олег! — прерываю его.

— Маша, это неважно!

— Важно! — выкрикиваю, чем пугаю его и даже маму. Всё же от папы у меня что-то есть. Командный голос. — Важно, потому что отец Эли — твой отец! Матвей Воронцов!

— Чего?.. — не сразу доходит до него.

— Того! — тона не понижаю. — Эля — твоя сестра! Дочь твоего отца!

И он зависает, перерабатывая информацию в своей голове.

— Ты шутишь? — наконец заговаривает и улыбаться начинает. — Мне непонятен этот юмор, Маша. Не шути так со мной.

— Нет! — отвечаю и прикрываю глаза. — Два года назад у нас с твоим отцом роман был. Я стажировалась у него в ресторане. Как всегда, пыталась во всё вникнуть, а твой отец был не против мне объяснить всё, что я хотела знать. Он был единственный, кто мог ответить на все мои вопросы. Частые встречи, шутки порой, совместные приёмы пищи, и как-то… в общем, я беременной осталась, а твой отец уехал, бросив меня. Вот, — заканчиваю и взгляд на него поднимаю. Олег выглядит как замершая кукла без эмоций внутри. Ни злости, ни шока, ни даже радости… сестра как-никак появилась.

Пока он молчит, я кусаю губы и нервно жду его реакции. Заламываю себе пальцы, лишь бы немного убрать волнение. А он сидит и не двигается. Замер.

Да что с ним такое? Где хоть какая-то реакция? Хоть что-то?

Таким я Волкова впервые вижу.

А что, если в обморок упадёт? Вдруг у идеального мужчины есть такая неидеальная особенность?

— То есть мой отец — тот козёл, который бросил вас? — доходит до него через минуту где-то.

— Да, — киваю. — Он тот самый человек, которого ненавидит мой папа.

— И сейчас они там вместе?

— Да.

— Где? — встаёт с кровати и смотрит на дверь.

— Прости меня, Олег. Я должна была тебе сказать, но не знала как, — хватаю за руку в попытке заставить его посмотреть на меня, но он уже выбрал себе цель.

Вырывает свою руку и шагает на выход из палаты.

Боже! Боже, что я натворила?! Сейчас обязательно что-нибудь будет! Боже!

А вдруг он убьет Матвея? Хотя не думаю, что он тронет своего отца. А если полезет защищать его и моего папу ударит? О нет!

Дверь палаты распахивается прямо перед носом Олега, являя нам Воронцова и моего папу. Матвей впереди, мой папа позади. Оба грустные, но целые.

— Ну и козёл же ты, батя, — звучит от Волкова, прежде чем его кулак прилетает сначала в левую щеку, а затем в нос Матвея.

Ой, господи!

Матвей

— Олег! — испуганно вскрикивает Мария, когда Олег бьёт мне в нос.

Сломал, кажется, гаденыш.

Взглянув на злого сына и шокированную Марию, понимаю, за что получил. Она все ему рассказала. О том, что у нас был роман, и что у нас, оказывается, есть дочь.

— Тихо, — произношу и перехватываю его очередной удар. — Угомонись, Олег! Включи голову и выключи эмоции!

— Ты бросил Машу с Элей! — шипит он на меня. — А еще чему-то меня учить хочешь! Да твое слово теперь и копейки не стоит. Рыцаря из себя строил! Я на тебя пытался равняться, а ты, оказывается, последнее дерьмо!

— Я не знал про дочь, — говорю ему. — Не знал, что Маша родила!

Хотя как-то допустил такую мысль. Но тут же ее отбросил.

— Поэтому ты хотел нашего расставания, да? — продолжает он на меня нападать. — Потому что она мать твоей дочери? Потому что ты с ней был?!

— Нет! Потому что она…

— Уходи, — просит Маша, ворвавшись в наш разговор.

Кидаю взгляд на нее и ловлю ее — равнодушный.

— Я не хочу и дальше продолжать этот цирк, Матвей, — ломает меня собственными словами. Мстит за мои. — Ты сделал свой выбор тогда, а я его сделала сейчас. Я хочу быть с Олегом и Элей! В тебе мы не нуждаемся!

— Хорошо, — соглашаюсь, взглянув сначала на нее, а затем на сына. — Не хочешь поговорить дома? Вместе уехать и поговорить?

— Нет! — выкрикивает. — Ты мне больше не отец! У нас нет общего дома! Мой отец умер в тот момент, когда умерла мама. Дальше меня воспитывала его тень! Ты жалкая тень того, кого я любил и уважал!

— Олег…

— Уходи, — повторяет он слова Маши и выталкивает меня из палаты. — И деньги за лечение Эли я тебе все верну. До копейки. Я сам могу обеспечить своих девочек! Ты не уберег мою маму, поэтому я тебя не подпущу к своей жене и дочери!

— Не перебарщивай!

— Твои слова для меня больше ничто, — убивает меня своими словами и толкает со всей силы.

Последний раз взглянув на Карима, получаю от него молчаливый кивок, просящий сейчас уйти. Поэтому, развернувшись, я ухожу прямиком в кабинет Царёва.

В душе злость и тоска. На сердце камень, который режет изнутри. Выталкивает из меня все, за что я обычно хватался.

— Мне нужно его увидеть, — прошу Сашу, только войдя в кабинет. — Пожалуйста.

— Он в реанимации, Матвей, — напоминает мне. — Ты ведь привез его, потому что ему стало хуже. Он слабый. Твоей дочери повезло больше! Ее болезнь не так съела…

— Я хочу увидеть своего сына! — рычу на него. — Отведи меня к моему сыну!

— Это не твой сын, Матвей, — хватает меня за плечи и трясет. — Это лишь то, что осталось от того, что мы вытащили из Олеси! Он даже не понимает тебя! Он не говорит! Тебе нужно согласиться на эвтаназию! От него ничего не осталось!

— Это все, что осталось у меня, — шепчу ему. — Отведи! Сейчас же!