Мариелена

Глава 10

Единственное, что могла сделать для подруги Мариелена, — это привести ее к Хавьеру, который, по крайней мере, может внести в возникшую ситуацию ясность: подтвердить беременность Челы или, напротив, рассеять ее подозрения.

Хавьер осмотрел Челу и сказал ей, что она беременна. Чела, рыдая, вышла из кабинета, а Хавьер, не понимающий причины столь глубокого отчаяния, перевел недоумевающий взгляд на свою невесту.

— Зачем так сокрушаться, — пробормотал ОН. — В конце концов, беременность может ускорить замужество Челы.

— Она не может выйти замуж, — опустив голову сказала Мариелена.

— Не может? — поднял брови Хавьер, — Но почему?

— Человек, которому отдалась Чела, женат, — пришлось сказать Мариелене.

Хавьер чуть не подпрыгнул на стуле.

— Да она сошла с ума! Как могла Чела связаться с женатым мужчиной!

— Она полюбила его, Хавьер! — вступилась за подругу Мариелена.

— Не думая ни о чем? Ни о себе самой, ни о матери? Ведь ты представляешь, какой это будет позор для ее семьи, когда все откроется? — беспощадно сыпал вопросами Хавьер.

— Но она полюбила его без оглядки, — больше оправдывая саму себя, чем подругу, возразила Мариелена. — И я не могу ее осуждать.

— Как это не можешь? Никто лучше тебя не посоветует ей… не будет для нее примером, которому она должна следовать.

— Ах, — Мариелена горько усмехнулась, — какой я пример!

— Конечно, пример, — подтвердил Хавьер. — Ты девушка серьезная, достойная, с твердыми жизненными принципами, а не сумасшедшая, которая приходит в восторг от первого встречного, наболтавшего ей красивых слов.

— Хватит, Бога ради, хватит! — Мариелена зажала уши руками.

— Но что с тобой? — недоумевал Хавьер.

— Я не совершенна, пойми это, ради Бога, я не совершенна! Я не хочу причинить тебе боль!

— Ты и не способна никому причинить боль, — проникновенно сказал Хавьер. — Ты слишком для этого хороша… благородна… Ты не способна на предательство.

Слова его как отравленные стрелы летели в самое сердце Мариелены.

— Раз она не хотела иметь ребенка, — вернулся к прежней теме Хавьер, — надо было предохраняться. Известно много способов…

— Чела легкомысленная, — ответила Мариелена, — и потом, она была влюблена и забыла об осторожности.

— И вот результат, — саркастическим тоном сказал Хавьер. — Но неужели она на самом деле думает избавиться от этого ребенка?

Мариелена кивнула.

— А ты разве согласна с ее решением? — спросил Хавьер.

— Нет, конечно, я считаю, что, раз уж так случилось, пусть дитя родится на свет. Но Чела сама должна принять решение…

— Бедный ребенок, — Хавьер сокрушенно развел руками. — Он не должен отвечать за безответственность своих родителей. Он имеет право на жизнь!

Чела разыскала Камачо в бильярдной.

Когда она увидела, что он беззаботно гоняет шары, в то время как она не находит себе места от ужаса, ею овладела такая ненависть, что захотелось вцепиться ему в глотку, бить его, вырвать волосы… Увидев ее, Камачо как ни в чем не бывало сказал:

— Ты? Отлично, ты пришла, чтобы поднять мне настроение?

— Мне надо поговорить с тобой, — выдавила из себя Чела.

— Тогда смени, дорогая, выражение лица. Оно что-то очень кислое, будто ты объелась алычи. И поцелуй меня, — Камачо потянулся к ней.

— Остановись, Камачо, — Чела предостерегающе подняла руку. — Выслушай меня. Я беременна. И это твой ребенок.

Камачо оторопел.

— Чела, этого не может быть!

— Как «не может быть»? — закричала Чела, уже совсем не владея собой. — Я беременна. Скоро у сеньора Камачо будет маленький Камачито.

— Никаких Камачито! — лицо Камачо исказилось от злобы. — Если ты действительно беременна, поищи для своего ребенка другого отца. Этот ребенок не мой!

Услышав эти слова, Чела, как кошка, бросилась на него и вцепилась ему в волосы. Камачо ударил ее, и Чела отлетела в угол. К ней поспешили на помощь, подняли, поставили на ноги.

— Ну, прошипела Чела, — ты мне за все заплатишь, подонок! За все!

C синяком под глазом Чела явилась домой. По счастью, мать ее еще не вернулась. Дома была одна Тете.

Увидев Челу, Тете ахнула:

— Это тот мужчина тебя ударил, верно?

Она бросилась за мешочком со льдом, чтобы приложить его к месту ушиба.

— Я упала, споткнулась на улице и упала. — ответила Чела.

— Не ври. Я знаю, ты встречалась с мужчиной. Об этом судачит весь наш квартал!

— Меня не волнует, что говорят сплетники!

— А меня волнует. — Тете и в самом деле волновалась. — Ты моя сестра, и мне больно, когда о тебе говорят плохо… Теперь я понимаю, почему ты не приводишь его домой. Потому что мужчина, который может поднять руку на женщину, — это животное. Почему ты позволяешь ему, чтобы он так поступал с тобой? Неужели ты его так любишь?

Чела долгим, измученным взглядом посмотрела на сестру:

— Да, люблю, — ответила она. — И эта любовь как проклятие. У меня нет никакого желания жить. — Чела в изнеможении прикрыла глаза.

— Но любовь не может быть такой Чела. Любовь — это когда тебя переполняет радость и ты дрожишь, как листок, кажется, что ноги не держат, а сердце готово вырваться наружу.

Чела скорбно усмехнулась:

— Поначалу так оно и было. Но все это иллюзии. А потом приходится столкнуться с реальностью. И это страшно, Тете, страшно!..

Иоли, пошатываясь, вышла из больницы и, не помня себя от горя, побрела по улице. Только что врач сообщила ей результаты обследования: у нее никогда не будет детей. Это так страшно, что не умещалось в голове…

Иоли только и жила мыслью о детях, о семье в которой будет много детишек, о доме, заполненном детскими голосами, игрушками, о милых детских вещичках. И вот результаты обследования показали, что она — пустой, высохший сук, безводная пустыня, одинокая скала, о которую бьются волны ледяного безбрежного моря.

Боже мой, как сказать об этом Альфредо? Мужу, который ни о чем так страстно не мечтает, как о детишках? А дону Руфино, который грезит внуками? При этой мысли Иоли зарыдала. Нет, она ничего не сможет им сообщить, она не в силах повторить эти роковые слова, которые только что произнесла врач:

— У вас не может быть детей!

Ничего более страшного с Иоли и не могло случиться… Она сидела в парке на скамейке, а вокруг нее играли маленькие дети. Матери с безмятежным видом, переговариваясь друг с другом, поглядывали на своих деток. Счастливые! Они даже не понимают, какие они счастливые! Она, Иоли, так мечтала иметь дитя, что временами ей казалось, будто она чувствует, как мягко ребеночек шевелится в животе или ударяет в него своей крохотной пяточной! И вот конец всем мечтам, всему конец!

Ей было трудно дышать, слезы не переставая текли из глаз.

Но к кому прийти со своим горем? Альфредо ничего не должен знать, мама — тоже, Мариелена… У Мариелены свои проблемы, ей не до Иоли.

Иоли пришла в церковь к отцу Иларио.

Когда она все рассказала ему, священник вымолвил:

— Такова Божья воля, дитя мое.

— Но разве это справедливо? — воскликнула Иоли. — Я, которая только и думала о детях, не могу их иметь! И я, и Альфредо…

— Дочь моя, это промысел Божий, который мы не в силах постичь своим умом. Но жизнь на этом не кончилась. Скажи все своему мужу.

— Нет, никогда, — закричала Иоли, — никогда я не смогу ему это сказать!

— Дочка, нет ничего хуже тайн, которые встают между супругами. Вы должны доверять друг другу.

— Нет, падре, нет. И вас я умоляю ничего не говорить ни Альфредо, ни моей маме…

— Но ты же не сможешь долго скрывать от них истинное положение вещей? — сказал отец Иларио.

— Да, конечно, — согласилась Иоли, — но пока… пока я буду молчать. И вы — обещаете, что не раскроете никому моей тайны?

Отец Иларио ласково провел рукой по ее волосам.

— Я священник, дочка. Я никогда не выдаю тайн своих прихожан.

От отца Иларио Иоли направилась к Хавьеру. Хавьер был потрясен. Совсем недавно перед Ним рыдала женщина, для которой беременность заключала в себе позор и ужас, и вот пришла другая, которая с ума сходит потому, что не может забеременеть.

Хавьер тут же затребовал результаты обследования Иоли.

Ознакомившись с ними, он сказал:

— К сожалению, все так, Иоли. У тебя не может быть детей. Но ведь жизнь на этом не кончается, — как будто повторил он слова священника.

— Для меня кончилась, Хавьер, — произнесла Иоли. — Я — конченый человек.

— Милая, у тебя муж, дом… Ты можешь вернуться на работу…

Иоли покачала головой:

— Для меня жизнь кончена, Хавьер.

— Иоли, найди в себе силы и расскажи все Альфредо. Ты должна это сделать, — настаивал Хавьер. — Должна ради вашей любви.

— Он разлюбит меня, Хавьер, когда узнает, что я не могу иметь детей, — убежденно сказала Иоли. — Но скажи… ты врач… неужели ничего, нельзя сделать?

Хавьер опустил глаза:

— К сожалению, нет дорогая. Нет Мне очень жаль…

С каждым днем Луис Фелипе все больше и больше привязывался к Мариелене.

Девушка не переставала удивлять и даже восхищать его. Мало того что она давала ему очень ценные советы. Мариелена втайне от своего шефа взялась подготовить один рекламный ролик самостоятельно, — в этот секрет она посвятила только Рене.

После просмотра ролика Луис Филиппе воздел руки и закричал на весь смотровой зал:

— Ура! На нашем рекламном небосклоне взошла новая звезда!..

Особенно окрыленным и гордым почувствовал себя Луис Филиппе, когда заказчик не только одобрил рекламу, сделанную Мариеленой, но и заказал новую. Луис Фелипе не стал скрывать от заказчика, кто автор ролика. Успех девушки очень радовал его.

Мариелена тоже чувствовала себя счастливой, но только тогда, когда могла отбросить мысли о Хавьере и своей семье, а это удавалось ей только на работе.

Она чувствовала, что рано или поздно их с Луисом Фелипе связь откроется и она станет притчей во языцех. Уже сейчас Сесилия предостерегала ее, что о них с Луисом Фелипе ходят разные сплетни. Путира заимела привычку в разное время заходить к Луису Фелипе под тем или иным предлогом — что-то вынюхивала.

Как-то Луис Фелипе выразил желание, чтобы они пообедали в своем гнездышке, и Мариелена спустилась в супермаркет, чтобы купить продукты. Сумка ее уже была полна всякой всячины, когда она столкнулась в Пуритой, забежавшей купить для офиса кофе и галеты.

— Ты что, собираешься стать поваром своего шефа? — полюбопытствовала Пурита.

— Нет, это я домой… — ответила Мариелена.

— Давай я подвезу тебя, — предложила Пурита. — О нет… — замялась Мариелне, — мне еще надо на работу…

— Но здесь мясо. Куда ты его денешь?

— У нас в офисе есть холодильник, — нашлась Мариелена.

Луис Фелипе и Мариелена замечательно проводили врем в своей квартирке, и Мариелена стала привыкать к такому положению вещей, что после работы они сразу поднимаются наверх.

Но она понимала, что это не может долго продолжаться.

Когда-нибудь у Клаудии лопнет терпение, с которым она каждый день ждет мужа после работы, а он является поздно вечером и старается всячески уклониться от выполнения супружеского долга — в этом Мариелена не сомневалась. Рано или поздно должно произойти объяснение Луиса Фелипе с женой, но вот чем оно закончится для нее, Мариелены?..

Летисия испытывала потребность в обществе Кике, и сама не отдавала себе отчет, что означает эта потребность.

— Я для вас как отдушина, — как-то сказал Кике.

Они в это время ходили по магазинам. Летисия отпросила Кике у своего мужа, для того, чтобы паренек помог ей нести пакеты.

— Вначале так оно и было, — призналась Летисия, — но теперь все иначе. Я чувствую себя счастливее, моложе, чувствую себя женщиной. Ты заставил меня вспомнить об этом.

— Вы не должны так говорить, сеньора, — стыдно заметил Кике.

— Почему, ведь ты мне как сын! Впрочем, к счасть, ты не мой сын! — воскликнула Летисия.

— Почему вы так говорите?

— Потому что тогда ты бы был со мной таким же грубым и эгоистичным, как мои дети, — объяснила Летисия.

— Мама нас воспитывала по-другому. Она всегда была очень ласковой, но в тоже время очень строгой. И ей не нравится, что вы все время пытаетесь что-то мне подарить. Да и мне это, признаться, беспокоит, — чистосердечно сказал Кике.

— Беспокоит? Почему? — не поняла Летисия.

— Что может сказать ваш супруг обо всем этом? Ему бы это не понравилось.

— А что ему может не понравится? В том как я к тебе отношусь нет ничего плохого. Наоборот.

— Ну раз вы так считаете, — вздохнул Кике.

— Конечно. Все хорошо. И мы с тобой друзья, — проговорила Летисия.

Знакомство Андреаса с Никонором Негретти оказалось не только полезным, но и приятным.

Это загадочный, уравновешенный, очень умный человек быстро завоевал симпатию Андреаса тем, что внимательно и терпеливо вникал во все его семейные неурядицы и давал хорошие советы.

Так, например, очень дельный совет дал Негретти в отношении Энди.

— По чему бы тебе не перевести его в наш университет? — как-то сказал он Андреасу.

— Да, но в Бостоне я учился сам… — начал было Андреас, но Негретти продолжал:

— Дело в том, что здесь тебе было бы удобно контролировать мальчика… Он был бы под твоим неусыпным надзором. Я мог бы переговорить кое с кем в университете, что бы его оформили переводом из Бостона.

— Спасибо нИканор, — с чувством сказал Андреас, — я подумаю. А что ты мне посоветуешь в отношении Мелиссы?

— А что Мелисса? — не понял Никанор. — Она прекрасная девушка. Я надеюсь увидеть Мелиссу женой своего сына.

— Разве Ники не отказался от этой идеи после того, что он увидел на приеме? — немного растерянно спросил Андреас.

— Напротив, этот случай помог ему понять, что он любит твою дочь. И она ответит емуна это чувство… со временем. Я уверен, если они проведут день на моей яхте, то обо всем договорятся. Энди, разумеется, тоже приглашен.

Вечером Андреас пригласил детей на семейный совет.

— Садитесь, — сказал он им. — Я хочу поговорить с вами. Вы уже не маленькие и должны работать на этот дом.

— Как это? — в один голос спросили Энди и Мелисса.

— Делать то, что устраивало бы всех, — объяснил Андреас и. обернувшись к сыну, сказал: — Я сегодня говорил о тебе с Никанором. Он убедил меня, что будет лучше, если ты будешь учиться в здешнем университете.

Энди даже подпрыгнул от радости.

— Да, — заметив его реакцию, продолжил Андреас, — только не думай, что и здесь ты будешь бить баклуши. Я стану следить за твоей учебой.

— Хорошо папа, с готовностью согласился Энди.

Андреас перевел взгляд на дочь.

— У Ники не пропало желание познакомиться с тобой поближе. Как это ни странно, — добавил Андреас. — Итак, он приглашает тебя на прогулку на яхте. Вместе с Энди.

— Папа, но я не переменилась по отношению к Ники, — проговорила Мелисса.

— Ты изменишь к нему свое отношение. Ники прекрасный парень, умный, воспитанный. — Андреас посмотрел на дочь взглядом, не предвещавшим ничего доброго в случае ее отказа, — в отличие от тебя. Будешь вести себя с ним как настоящая сеньорита. И имей в виду, я не потерплю больше от тебя подобных выходок.

— Хорошо, — согласилась Мелисса.

Когда отец ушел, Энди спросил сестру:

— Ты и правда будешь паинькой? Там, на яхте…

— Сам увидишь, — загадочно усмехнулась Мелисса, — у тебя же место в первом ряду…

Фуча сидела у Кармелы и занималась составлением кляузы.

«Как матери семейств и достойные женщины, — произносила вслух и усердно записывала свои слова Фуча, — мы должны объединиться, чтобы выбросить из квартала этот притон греховности, где устраиваются оргии…»

Она так увлеклась, что не замечала недоуменного взгляда подруги и Мече.

— Фуча, не преувеличивай, — наконец не выдержала Кармела, — это простой бар, где девушки обслуживают клиентов. И лично я не хочу вредить этой Тельме.

— Даже несмотря на то, что Тельма вредит всем? Что она совращает наших мужей и сыновей? — взвилась Фуча.

— Все можно уладить по-другому, стояла на своем Кармела.

— Нет-нет, мы обязаны подготовить это письмо и направить его властям, чтобы они убрали отсюда эту женщину, — не сдавалась Фуча.

— Я считаю, такую бумагу должен составлять адвокат, — подала голос Мече. Фуча не согласилась:

— Я напишу черновик, а потом его кто-нибудь проверит, добавит кое-что, исправит… Это можно поручить Кике.

— И все же мне это не нравится — покачала головой Кармела.

Возле больницы маршировала по кругу толпа митингующих женщин с плакатами в руках. Они дружно скандировали:

— Мы — против абортов! Мы — против абортов! «Против они, — злобно подумала Чела, — вы против, потому что ни одна из вас не была в моей ситуации».

Ей надо было срочно пробраться сквозь эту толпу, перекрывшую вход в больницу, потому что врач, с которым она договорилась, уже ждал ее.

У самого входа стоял человек с микрофоном и вещал в него:

— Мы ведем репортаж с демонстрации участников движения за запрещение абортов… Сеньорита, а что вы скажете по поводу запрета на аборты? Он сунул микрофон Челе.

Чела с ужасом посмотрела на микрофон. Ноги ее как будто приросли к асфальту. Еще немного — она переступила бы порог больницы… Но что-то оказалось на этот раз сильнее ее. Резким движением оттолкнув от себя человека с микрофоном Чела бросилась бежать — прочь от этих демонстрантов, от больницы, где ее уже ждал врач.

— Хорошо, что ты этого не сделала, — выслушав сбивчивый рассказ подруги, сказала Мариелена. — Ты растеряна и не знаешь, что делать.

— Да, в тот момент я почувствовала себя преступницей, Мариелена.

— Не переживай, дорогая. Вот когда родится ребенок…

— Нет! Он не должен появиться на свет! — вскричала Чела. — Нет, ни за что!

— Чела, это дитя имеет право на жизнь, это твой ребенок…

— Нет, Мариелена, нет. Он не должен родиться, нет не должен, — не желала и слушать Чела.

— А кто ты такая, чтобы решать это? — рассердилась Мариелена. — Ты не имеешь права решать, должен кто-то родиться или нет…

— Мариелена…

— Нет, выслушай меня, — горячо заговорила Мариелена, — ты всегда была доброй, отзывчивой, неспособной причинить зла даже дворовой собаке… А сейчас ты хочешь убить собственное дитя.

— Замолчи, — Чела зажала уши руками.

— Нет, — еще громче заговорила Мариелена, ты — будущая мать. Внутри тебя крохотный комочек, но он уже чувствует, он переживает твою нелюбовь, твое неприятие. Не делай этого Чела, не отнимай то, что ты сама уже дала ему, — право на жизнь.

— Но если он родится, Мариелена, то будет обречен на страдания. У него не будет отца, — снова заплакала Чела.

— А ты поговори с Камачо. Постарайся по-хорошему с ним поговорить, а не так, как тогда. Он должен почувствовать свою ответственность за этого ребенка…

— Ты думаешь? — с надеждой глядя на нее, спросила Чела.

— Попытайся, Чела. — Мариелена положила руку на плечо подруги. — Уверена, в конце концов Камачо полюбит этого ребенка.