Когда Луис Фелипе вернулся домой после встречи с Мариеленой. Клаудиа спросила его как ни в чем не бывало:
— Ну что, дорогой, удалось встретиться с клиентом?
— Да, все в порядке, мы поговорили, — рассеянно отвечал Луис Фелипе, потирая щеку, горевшую от пощечин Хавьера.
Он был у нее, но она ему ничего не сказала, поняла Клаудиа. Ну что ж, может быть, это и к лучшему. Мариелена оказалась опасной соперницей, и борьба с ней предстояла нелегкая, но Клаудиа уже объявила войну, и отступать было поздно. Она продумала свои действия на ближайшие дни. А там, как знать, подойдет время и для генерального сражения.
На следующее утро она отправилась в офис следом за Луисом Фелипе, чтобы застать парочку в нале рабочего дня. Они, действительно, были вместе в кабинете и, похоже, любезничали, перед тем как она вошла. Первое, что сделала Клаудиа, — нежно поцеловала мужа на глазах у Мариелены. Поцелуй был долгим и страстным. Луис Фелипе не посмел отстраниться.
— Извини, любовь моя, сегодня я проспала и ты ушел на службу без поцелуя. Вот он! — Клаудиа обвила руками его шею и прильнула щекой к его щеке, стараясь затянуть сцену, — Мариелена, надеюсь, нас простит. Я просто очень любвеобильна, а Луис Фелипе страстен.
Последняя реплика относилась уже к Мариелене. Краем глаза Клаудиа видела, что у той вытянулось лицо и от гнева потемнели глаза. Ах, ты еще и ревнива, голубушка, обрадовалась Клаудиа. Она нащупала уязвимое место соперницы и собиралась побольнее бить именно по нему. А вызвать ревность не так уж трудно.
— Ты не забыл, дорогой, что вечером мы ужинаем у Урбано? Я уже дала согласие, — напомнила Клаудиа.
Луис Фелипе поморщился, вечно Клаудиа решает за него, и забеспокоился, поймав взгляд Мариелены. Значит, сегодня вечером обычного свидания на квартире на будет, поняла она. Поняла, что Клаудиа начала свои иезуитские игры с целью разлучить их. По крайней мере, на ннешней вечер ей это удалось.
Это был первый удар. Второй Клаудиа нанесла непосредственно Мариелене. Дождавшись, когда Рене уведет Луиса Фелипе на очередной просмотр, она вернулась, чтобы поговорить с ней наедине.
— Ты видишь, какие большие преимущества у законной супруги, — весело говорила она сопернице. — Я имею право целовать своего мужа при людях, когда и где захочу. А ты только по темным углам, тихо, украдкой, как воровка. Но это еще не все. Сегодня ночью Луис Фелипе сделал меня счастливейшей из женщин. Да, не удивляйся. Ты думала, что тебе одной он дарит свою любовь? Я очень любвеобильна, а он страстный мужчина и никогда не отказывает мне в ласках.
Клаудиа торжествовала. Она и не ожидала такого эффекта от своих слов. Мариелена побледнела и отпрянула, как от удара. Она была уверена, что ни с кем не делит Луиса Фелипе, даже с женой. О, лучше бы Клаудиа залепила ей пощечину, чем слышать эти острые, как бритва, слова.
Кто бы мог подумать, что эта тихоня такая ревнивая, удивлялась Клаудиа. Итак, начало очень хорошее. Уже сегодня Мариелена встретит Луиса Фелипе с недовольным лицом, не удержится от ревнивых упреков. А он этого не любит, очень не любит. И если такие мелкие стычки будут повторяться изо дня в день, — никакая страстная любовь не выдержит подобного испытания и станет медленно угасать.
Но после разговора с Мариеленой Клаудиа не собиралась покидать офис. Ей предстояло нанести один удар, довольно уязвимый и болезненный для соперниы. В фирме у Клаудии было немало друзей и приятелей. Кое с кем из них она спешила повидаться. В первую очередь с Энрикетой, женой Урбано. Энрикета сделает все, о чем она ни попросит. Не только из дружеского расположения, но еще и потому, что Клаудиа владела самым большим пакетом акций фирмы и, по существу, была ее главной владелицей.
— Я в курсе твоих проблем, дорогая, и очень тебе сочувствую, — начала Энрикета, когда они заняли столик в кафе и официант подал им два бокала белого вина. Она имела в виду конечно же историю с Татьяной.
Энрикета — решительная и властолюбивая супруга одного из владельцев фирмы — правила в ней по своему усмотрению. Урбано покорно выполнял все ее приказы. Это она распорядилась уволить Татьяну, что и было тут же исполнено. Клаудиа одобрила изгнание этой вертихвостки: другим неповадно будет покушаться на ее мужа.
— Ах, если бы меня волновала только эта модель, Энрикета. К сожалению, она не единственная женщина на пути Луиса Фелипе, — вздохнула Клаудиа. — Меня больше беспокоит его секретарша, а теперь ассистентка Мариелена. Она молода, красива и целый день у него на виду, с ним в одном кабинете.
— Так в чем дело, Урбано ее завтра же уволит, — недолго думая предложила Энрикета.
— Если бы все было так просто, — улыбнулась Клаудиа. — Луис Фелипе ни за что не позволит.
Он считает ее ценным работником. Но вы с Урбано можете мне помочь. Попроси мужа понаблюдать за Мариеленой. Нет безупречных людей. Я уверена, она тоже допускает ошибки. Хорошо бы устроить все так, чтобы она сама вынуждена была уйти из агентства.
Энрикета с полуслова поняла подругу и одобрила. Она сама поступила бы так же, если бы какая-нибудь красотка угрожала ее мужу.
— Рассчитывай на нас, Клаудиа, — торжественно заверила она. — Мы с Урбано добьемся, что девушка вынуждена будет уволиться по собственному желанию.
Клаудиа знала въедливый характер Урбано и настойчивость Энрикеты. С этой минуты Мариелена будет работать под неустанным придирчивым контролем. Любые ее ошибки, просчеты, даже опоздания Урбано станет отмечать и ставить ей в вину.
Клаудиа была довольна собой: уже в первый день после объявления военных действий она успела многое сделать и заметить первые результаты. Дух борьбы опьянил ее. Посмотрим кто кого, Мариелена!
Альфредо все-таки настоял на том, чтобы отправиться вместе с Иоли на прием к Хавьеру. Иоли нервничала и пыталась ему втолковать, что эти визиты к гинекологу очень интимны, поэтому мужья никогда не сопровождают к врачу своих беременных жен.
— Ничего, я подожду тебя в коридоре, а потом зайду к Хавьеру и поговорю с ним, — упорствовал Альфредо.
Иоли шла к Хавьеру со своими проблемами, Фредди мешал ей. Но как не дать им с Хавьером встретиться? Она тайком выскользнула из дома, когда муж еще допивал кофе, и помчалась в больницу. Иоли вовсе не походила на будущую мать. На лице у беременных женщин словно лежит печать спокойной, уверенной силы и счастья. Иоли же всегда была чем-то обеспокоена, раздражена. Наверное, поэтому Альфредо так хотелось поговорить с Хавьером о ее состоянии.
Иоли была рада, застав Хавьера одного, без коллег и больных, потому что разговор касался вовсе не ее здоровья.
— Прошу тебя, Хавьер, только ты один можешь помочь мне. — Иоли не скрывала, что ее план, похоже, проваливается. — Вчера Чела мне заявила, что не может отдать своего ребенка. Ее семья против. Мать смирилась с тем, что скоро появится нежданный внук.
— Это очень хорошо, — одобрил Хавьер. — Чела все равно рано или поздно опомнилась бы. Да и я не стал тебе помогать. Почему ты решила, Иоли, что сможешь всех обмануть, даже собственного мужа? Как ты собиралась изображать передним беременность? К какой бы лжи еще прибегла?
— Я готова на все! — как безумная повторяла Иоли. — Неужели ты бросишь меня в такой момент? Помоги мне найти другого ребенка. Наверное, здесь, в больнице, найдется женщина, желающая оставить своего ребенка?
Но тут в дверь робко постучали. Альфредо хватился жены и понял, что его обманули. Он был деликатным человеком и не любил навязываться, но что-то заставило его отправиться вслед за Иоли в больницу. Какое-то смутное предчувствие подсказывало ему, что с ней не все в порядке и она нуждается в его помопди.
— Мне можно войти? — робко спросил Альфредо. — Как дела, Хавьер? Прости, Иоли, но я догадался, что ты здесь. Мне очень хотелось узнать о результатах обследования, Хавьер.
Для Хавьера неприемлема была любая ложь, даже во спасение. Он ненавидел мелкие хитрости, увертки, умолчания. Сам он никогда не лгал и знал по опыту других, что ложь невыгодна: она рано или поздно открывается и приносит только горе и страдания. Глаза Иоли молили о пощаде. Хавьер заглянул в эти глаза и понял, в каком аду живет эта бедная женщина, запутавшись во лжи по вине своих близких. Он быстро принял решение. Как хирург скальпелем отсекает злокачественную опухоль, так он решил раз и навсегда покончить с ложью. Это будет мгновенная боль, зато потом наступить выздоровление.
— Альфредо, мне очень жаль говорить тебе об этом, но Иоланда не беременна. — сказал он, глядя прямо в глаза Фредди. И заметив, что тот онемел и не верит своим ушам, постарался смягчить удар: — Такие случаи бывают. Это называется «психологической беременностью», когда женщина так страстно желает иметь ребенка, что начинает вести себя, как будто она действительно беременна.
— Я все понял, — вдруг поник Альфредо. — Это мы виноваты. Я виноват. Я так часто говорил ей об этом ребенке, расспрашивал ее, покупал одежду и игрушки для нашего будущего малыша.
Альфредо понял даже то, что Хавьеру не хотелось бы говорить. О том, что Иоли постоянно ощущала давление всей семьи. А ей так хотелось угодить родным.
— Не сердись на меня, Иоли. Я не мог поступить иначе. — Хавьер все-таки чувствовал себя виноватым. — Сейчас постарайся отвлечься, найди себе занятие, заполни чем-нибудь жизнь. Не говорите пока о ребенке. Наберитесь терпения.
Вначале Иоли показалось, что это разоблачение ее окончательно добило, она потеряла все — семью, надежды на счастье. Но вдруг она почувствовала огромное облегчение, как будто тяжелая упала с плеч. В самом деле, почему ее родные в ней только механизм для продолжения человеческого? Она еще и женщина, супруга, человек. Ей очень захотелось найти себе какое-нибудь интересное дело, вернуться на службу, где ее уважали. И не думать, не вспоминать большео своем несчастье.
Энди ничего не оставалось, как отправиться за деньгами к отцу. Он уже выклянчил сколько мог у теток, знакомых и дальней родни. В конце концов ему перестали давать и в долг и на развлечения. Оставался только один источник. Так как отца редко можно было застать дома. Энди отправился в банк.
Андреас был, как всегда, страшно занят, торопился на встречу с акционерами, принимал клиентов. Ему было не до Энди.
— Потом, потом, дома поговорим, — отмахнулся он.
— Но отец, деньги мне нужны именно сейчас, — канючил Энди, У меня были больпше расходы — машина, одежда, пластинки, развлечения. Я не могу пригласить девушку в бар, не на что.
Но Андреас уже исчез за дверью, оставив сына в обществе Никанора, просматривающего в мягком кресле очередной шедевр — речь Андреаса перед избирателями. Через час они собирались на встречу депутата с народом. Никанор невольно слышал разговор отца с сыном и почему-то заинтересовался затруднительным материальным положением Энди. Во всяком случае. Энди вначале удивило его участие.
— В чем дело, Энди? — отечески заботливо расспрашивал он его. — В твои годы денежные затруднения — обычное дело. Я помогу тебе, хочешь. Ты — сын моего лучшего друга, значит, все равно что мой собственный сын. Ты и похож на моего Ники, такой жедобрый, доверчивый.
Никанор умел нравиться людям, вызывать у них доверие. А завоевать Энди было не так уж и трудно. Тем более что впервые в жизни он не просил денег, их ему предлагал, казалось бы, совершенно посторонний человек. И Энди рассказал доброму дяде Никанору все или почти все. О том, что все началось с увлечения девушкой. Ее зовуг Ненси. Из-за нее он залез в долги. И вдруг явились какие-то люди и потребовали немедленно эти долги отдать. Избили его.
— Это страшные люди, — с содроганием вспоминал Энди. — Они обещали убить меня и сделают это, уверен, если я не найду денег.
Энди ушел очень довольный, получив нежданно-негаданно довольно значительную сумму. А Никанор, оставшись один, задумался. Ведь он запретил Роберто трогать Энди. Неужели этот упрямый осел посмел ослушаться? Его и раньше не раз уличали в чрезмерной самостоятельности. Очень хочет выбиться в большие шишки, это с его-то мозгами. Никанор не терпел неповиновения и никогда не прощал его.
Вечером он позвал Эсекьеля — свою тень, верную слугу. которому доверял безраздельно, и попросил разобраться с этим делом.
— Бедняга Роберто, как видно, решил действо самостоятельно и мог сильно навредить мне с Андреасом. Узнай, брал ли он с мальчишки деньги и где они. Накажи по собственному усмотрению, в зависимости о тстепени вины — или проучи или убери.
Эсекьель кивнул. У него были свои методы добывания сведений. Он уже планировал взяться за одного из людей Роберте, который был ему обязан. Над Ненси и Роберто собирались черные тучи. Но сами они пока и не подозревали об этом. Роберто по-прежнему тешил себя честолюбивыми планами выдвинуться в шефы, а Ненси мечтала, как бы побольше выколотить денег из Энди и утаить их.
Прошло несколько дней, и Иоли совершенно успокоилась и свыклась со своим новым состоянием: ребенка у нее не будет, все родные знают об этом и меньше донимают ее заботами. Она уже решила поскорее вернуться на службу, потому что не привыкла к праздности. Ее деятельная, сильная натура требовала все новых и новых занятий, забот, планов.
Наконец-то она могла позволить себе заняться Мариеленой, ее судьбой. Иоли считала, что она просто обязана это сделать по долгу сестры, пока отношения Мариелены с шефом не зашли слишком далеко. Иоли даже мысли не допускала, что Мариелена, скромница и тихоня, позволила бы перейти границы приличий.
Начала она с того, что попросила Альфредо подыскать Мариелене новую работу. Она якобы не ладит с шефом и хотела бы уйти. Фредди с готовностью бросился выполнять поручение жены. Иоли уже собралась серьезно поговорить с сестрой и потребовать от нее сменить службу и не видеться больше с шефом. Ведь сердце забывает то, что не видит глаз. И Мариелена забудет этого гнусного волокиту и обольстителя и помирится с женихом. Но тут открылись новые обстоятельства, которые ошеломили Иоли и заставили ее действовать еще решительней.
Как-то за чашкой кофе они с матерью обсуждали разрыв Мариелены с Хавьером. Это был страшный удар для Кармелы. Она все еще не могла успокоиться. А сколько упреков ей пришлось выслушать от Фучи в том, что современным девицам дают слишком много воли. Во времена их молодости не принято было так бесцеремонно отказывать хорошим женихам.
— Воспитание здесь ни при чем. Разве я не держала вас в строгости? — обиженно говорила мать Иоли. Виновата ее работа. Мариелена проводит на работе слишком много времени, совсем не бывает дома, не встречается с женихом. Даже на вечеринку она ходила одна, без Хавьера. Наверное, он узнал об этом, обиделся, и они поссорились.
— Какая вечеринка? — насторожилась Иоли.
И Кармела рассказала ей о дне рождения Сесилии о поездке в Лос-Кайос, где Мариелена даже отставалось на ночь — вещь неслыханная. Но Кармела не могла ей отказать, потому что девочка так много работает и нуждается в отдыхе. Кто знает, может быть, Хавьер узнал, что его невеста не ночевала дома, и возмутился.
Эмоциональная Иоли едва заставила себя еще полчаса посидеть и побеседовать с матерью. Она вся горела от нетерпения немедленно бежать к Сесилии и выяснить все обстоятельства этой загадочной вечеринки. Во-первых, день рождения у Сесилии зимой. Это она точно знала. Альфреде очень внимателен к своим подчиненным, а секретаршу он обязательно поздравляет с праздниками и днем ангела. Во-вторых, у Сесилии нет родственников в Лос-Кайосе. И в-третьих, Сесилия никуда не уезжала и была на месте до позднего вечера в тот день.
Попрощавшись с матерью, Иоли бросилась к Сесилии, как буря ворвалась в приемную мужа и застала Сесилию врасплох. Это и входило в планы Иоли — неожидакиость и напор. Она учинила Сесилии строгий допрос. Сесилия краснела, бледнела. С первых минут Иоли поняла, что она не умеет лгать, что вечеринки вовсе не было.
— Ты была в тот день на работе и никуда не выезжала — это я выяснила у Аяьфредо. В Лос-Кайосе у тебя нет родни. Ты думаешь, меня так легко обмануть? Где была, моя сестра той ночью. Сесилия?
— Я не знаю, Иоланда, правда не знаю. — лепетала испуганная девушка.
— Говори! — требовала Иоли. — Я не оставлю тебя в покое, пока не узнаю все.
— Клянусь тебе! Мариелена попросила меня сказать это. Я не виновата, — со слезами оправдывалась Сесилия.
Но Иоли уже поняла все и перестала терзать Сесилию. Разумеется, она не виновата, просто не могла отказать Мариелене в такой малости — подтвердить ее выдумку о вечеринке. Виноват этот негодяй, из-за которого сестра так переменилась и совершает чудовищные поступки. Их Мариелена — образец кротости, примерного поведения. Ну, я еще доберусь до тебя, обманщик, совратитель, пообещала про себя Иоли. Она вся кипела от возмущения и в эту минуту способна была на все — рассказать матери о безрассудном поведении Мариелены, ворваться к Луису Фелипе и устроить скандал.
Через час Иоланда уже входила в кабинет Луиса Фелипе. С высоко поднятой головой, твердо и решительно. Она чувствовала себя абсолютно правой, защищая сестру, разоблачая этого повесу.
— Чем могу служить, сеньора? — учтиво осведомился Луис Фелипе.
— Я сестра Мариелены. Мне нужно поговорить вами. Я требую, чтобы вы немедленно оставили ее в покое! — с ходу заявила Иоли. — Вы женаты и ничего не можете предложить ей, кроме стыда и унижения.
— Я люблю вашу сестру, Иоланда. И это не легкое увлечение, а настоящее чувство, — тихо возразил Луис Фелипе.
— Если вы ее действительно любите, — с сомнением перебила его Иоли. — то порядочнее будет немедленно разорвать ваши отношения. Надеюсь они еще не зашли слишком далеко. Найдите какой-нибудь предлог, например ревность вашей жены, и увольте ее. Мой муж уже нашел ей другую работу.
— Вы просите о невозможном, — покачал головой Луис Фелипе.
Этого нужно было ожидать, думала Иоли, с ненавистью глядя в красивое, холеное лицо этого любимца женщин. Ведь он эгоист, привыкший потворствовать любой своей прихоти. Разве он добровольно откажется от любимой игрушки, пока она сама ему не надоела? Бесполезно взьшать к благородству и честности этого любителя похождений.
Иоли только раскрыла рот, чтобы высказать Луису Фелипе все это, как пришла Мариелена. Она занималась с Рене новым роликом и очень удивилась, застав в кабинете шефа сестру. Мариелена давно ждала от нее чего-нибудь подобного: уж очень Иоли импульсивная и властная, обо всем на свете имеет свое собственное мнение и не колеблясь навязывает его ближним.
— Что ты здесь делаешь? Что это значит? — возмутилась Мариелена, поспешно уводя сестру из кабинета.
— Я пришла помешать твоему безумию, потребовать от этого сеньора, чтобы он оставил тебя в покое. Признайся, как далеко зашли ваши отношения? — испытующе глядя сестре в глаза, вопрошала Иоли.
— Ты не имеешь права ничего требовать и вмешиваться в мою жизнь. Мои отношения с Луисом Фелипе — это мои отношения, — выговаривала ей в сердцах Мариелена. — Я скажу тебе правду — мы давно близки с Луисом Фелипе.
Иоли была поражена. Бедная мама, что будет с ней, когда она узнает? Она уверена, что ее дочки хорошо воспитанные, порядочные сеньориты… И главное, Мариелена — самая рассудительная из них.
— Сначала я не понимала, что со мной происходит, Иоли, — взволнованно говорила Мариелена. Ей так хотелось исповедаться перед сестрой и быть понятой. — Когда я видела его, весь мир кругом исчезал, мы оставались вдвоем — только он и я. Я отдалась ему и не жалею об этом, не раскаиваюсь. Я была и буду с ним, потому что Луис Фелипе делает меня невероятно счастливой…
Мариелена чувствовала, что не может остановиться. Как будто эти слова давно лежали у нее на сердце и вот вырвались наружу. Иоли внимательно слушала и вдруг заплакала. Может быть, снова вспомнив о матери и пожалев сестру, которая по своей воле губит свою жизнь. А может быть, наконец поняла Мариелену, потому что сама любила была любима.
У Мариелены появился в агентстве настоящий друг. Она поняла это проработав с Рене несколько месяцев. Теперь они проводили немало времени вместе, обсуждая рекламные ролики и снимая с оператором и моделями на улице и в студии. Рене был человеком тонкой душевной организации, умным, проницательным и очень снисходительным к слабостям окружающих. Он никогда никого не осуждал, не сплетничал, не проявлял излишнего любопытства. А когда сослуживцы изливали ему душу внимательно выслушивал их, утешал старался дать дельный совет.
Рене сразу заметил, что с Мариеленои происходит что-то неладное. Она потеряла покой, стала грустной и встревоженной.
— Что с тобой, девочка? У тебя такое лицо, как будто по тебе утюгом проехали, — как-то спросил с сочувствием Рене.
— У меня проблемы, Рене, — пожаловалась Мариелена.
Она знала, что на Рене можно положиться. Луис Фелипе — его близкий друг и очень откровенно делится своими заботами. Ей тоже нужно кому-то излить душу. И она рассказала Рене о том, что сестра Иоли узнала ее тайну и приходила к Луису Фелипе с требованием оставить ее в покое. О постоянном страхе, в котором она живет, — страхе огласки и скандала.
— В чем дело, девочка? Ты взрослая и самостоятельная женщина и не совершаешь никакого преступления! — Рене не поучал ее, а просто высказывал свое мнением. — Если ты не преодолеешь этого страха перед будующим, перед своей родней, если позволишь и дальше своей семье вмешиваться в ваши отношения с Луисом Фелипе, ты его потеряешь.
Рене знал и любил Луиса Фелипе, считал его редким человеком с творческой натурой и большой душой. Он не выносил житейских дрязг и трудностей. Это жена может докучать ему жалобами и требованиями. Но Мариелена всегда должна быть улыбающейся, красивой, божественной. Такая женщина ему нужна — оазис покоя, любви и наслаждения.
Мариелена с грустью понимала, что Рене прав. Наверное, она старомодная маменькина дочка. Привыкла подчиняться семье. Родные всегда давили на нее, заставляли жить по устоявшимся, дедовским законам. Она слабо, но сопротивлялась, этому давлению, расторгла помолвку с Хавьером. Она имела на это право. И все же почему-то не могла избавиться от чувства вины.
Только наедине с Луисом Фелипе, в часы их свиданий, она ненадолго забывала обо всем на свете, о своем страхе, сомнениях.
— Тебя не должно волновать, что будет через дня. Может быть, через три дня мы с тобой умрем. Научись жить настоящим, — учил ее Луис Фелипе — Сегодня, сейчас, только этот миг! Счастье вьшадает так редко, нельзя отказываться от со страхом думать о последствиях. А вдруг потом ты пожалеешь, что упустила возможность быть счастливой? Любимая, то, что мы имеем сейчас, — наше навсегда!