Мой бывший пациент

Глава 6

Нет, проблемы у нас бкыли.

Первая — попытка меня уобить. И это тоже был повод баыстрее встать на ноги. Ветлицкий боялся мёеня в здравии, значит нужно ему доказать, что я — все тот же, и его покушение никаких последствий не имело. Только эти мысли выматывали. Я будто постарел за эти несколько дней. Мне больше не хотелось жизни на острие. Я устал.

И тут начиналась вторая проблема — Ива. А, точнее, то, чем она меня спасла. Это ее ЭЭМ имело странные побочные эффекты. Пока Ива спала, я слушал тишину вокруг и биение ее сердца. Сначала подумал, что мне показалось. Но через некоторое время убедился, что наши с Ивой сердца бьются одинаково. Ритм не разбежался ни разу за все время, что я его слушал. И это наводило на множество мыслей, но главное — Ива совершенно точно связала свое сердце с моим.

И тут становилось тяжело дышать от мысли, насколько она готова на все ради Игоря. Принести себя в жертву моей жизни? Серьезно? Ради чего? Игорь ведь не ее… Да что вообще у этой ведьмы в голове? Не похожа она на полную идиотку. А, может, она ради исследований? Это было бы принять гораздо легче. Хотя, разве одержимую работой женщину легче вылечить, чем одержимую другим мужчиной? Моя мать предпочла хирургию семье. Но, может, она не смогла полюбить отца, и ей просто ничего другого не осталось?

Последнее время мысли о прошлом переплетались с настоящим. Я вынужден был вспомнить, когда во мне поселилась эта глухая ярость на брата и не только. Я терпеть не мог выскочек-любимчиков ни в школе, ни во взрослой жизни. В школе задирал таких мальчишек, а повзрослев, избегал иметь с ними дела. Но когда завел себе стаю беспризорников, увидел будто со стороны, что моя злость стала до боли карикатурной. Я посмотрел на себя иначе, как если бы был собственным отцом. Когда все видишь, но не от всего можешь защитить… И это по-своему больно. Беспомощность перед обстоятельствами бесит гораздо больше.

Вот и сейчас предложение Горького сидеть тут и не отсвечивать нервировало.

Я слышал, как Ива то замирает в тишине дома, то включит воду, то включит чайник… Эти обрывки ее присутствия успокаивали. Я провалился в сон через неопределенное время, а проснулся весь мокрый от пота.

— Ты как? — послышалось хриплое.

— Пить хочу… Ты спала?

— Нет. — Она поднялась с кровати, а я еле разлепил глаза.

Чувствовал себя гораздо лучше. Плечо предсказуемо болело и почти не шевелилось, но к этому не привыкать. Когда Ива вернулась, я залюбовался ей. В растянутой выцветшей футболке она мне нравилась не меньше, чем на каблуках.

— Что ты так смотришь? — смутилась она, заправляя прядь за ухо, и подала мне чашку воды.

— Ты красивая очень. Мне нравится смотреть. Спасибо. Что ты дикая такая?

— Я — не дикая. Ты просто…

— Что?

— Думаешь, отвесишь комплимент, и все станет нормально?

— Думаю, надо довести тебя до оргазма, а то ты напряженная какая-то с утра.

— Черт, сколько тебе лет? — усмехнулась она нервно.

— Тебе хватит. То, что ты старше, не чувствуется, поверь. Даже наоборот.

— Ну конечно! — Ива собралась подскочить с кровати, но я сцапал ее за футболку и дернул себе в руки. — Ну что ты делаешь?

— С каких пор признаком зрелости для тебя является эмоциональная черствость, равнодушие и импотенция? — Я навис над ней, серьезно глядя в лицо.

— Что? — вдруг прыснула она, а я снова залюбовался. Улыбка у нее была ну очень притягательная. Хотелось поцеловать ее, пока улыбается, но это пока что недосягаемая цель. — Ты так буквально все понимаешь.

— Ты не объясняешь, чтобы я понимал. Ты меня хочешь завести, вывести из себя, наорать, подраться… Ну и нарваться на предсказуемый ответ — чтобы я тебя оттрахал до звезд, потому что сама ты со своими эмоциями не справляешься.

Усмешка сползла с ее лица, и в глазах застыло удивление. Я сгреб ее в объятья и прижал к себе. Ива не сопротивлялась. Уткнулась мне в грудь и затихла.

— И откуда ты такой взялся? — поинтересовалась хрипло.

— Какой?

— Ты… не знаю… дерзкий слишком. Прешь напролом.

— Это плохо?

— Ты не понимаешь слова «нет».

— Ты не говоришь мне «нет». Ты пробуешь меня на прочность.

Ива только задышала реже, принимаясь бороться со своими одержимостями. А мне захотелось спросить, чувствует ли она себя сейчас такой же уверенной в своем решении спасать меня любой ценой. Но я не стал. Хотелось передышки. Да, обстоятельства загнали Иву в мои лапы, но разве будет еще такой шанс? Нет.

— Откуда столько шрамов? — вдруг поинтересовалась она, приподнявшись на локте. А когда коснулась пальцами груди, я прикрыл глаза, стараясь не дернуться. Ее интерес слишком взбудоражил. Я бы сказал — нездорово. Ива ничего не обещала этим вопросом и касанием, но зверь внутри чуть не взвизгнул от счастья и не принялся вилять хвостом. Он считал эту женщину запредельно недосягаемой. И мне это очень не понравилось.

— Не помню, — проворчал я.

— И кто из нас дикий? — Ива убрала пальцы. — Объясни, что сейчас вообще происходит? Кто хотел тебя убить в больнице?

— Мне мстят за то, что мешаю незаконному бизнесу, — рассеяно отозвался я.

— Это — твоя работа. Ты же не один такой.

— Я изымаю у этого бизнеса подростков, которых они воспитывают для своих целей. Это просто уже дело принципа — наказать меня за это.

— Мы с тобой не так уж и похожи. Я не ищу смерти.

И снова сквозь зубы едва не просочился вопрос, почему тогда наши сердца стучат одинаково.

— Я не ищу смерти. Я просто не позволяю распоряжаться чужими жизнями.

Я сел на кровати, оценил свое состояние как более-менее сносное и направился в душ. Стоя под струями, я думал, что если бы можно было выдрать из себя зверя, я бы побил его головой о кафель. Радуешься от любого ее прикосновения?! Придурок! Она ради Игоря не пойми на что готова. И меня будет с ним сравнивать. Но я никогда этого сравнения не выдержу. Я всегда буду ему уступать в ее глазах.

— А Горький тут что, не живет? — поинтересовался я, входя в кухню в одном полотенце на бедрах.

Ива готовила завтрак. Но при виде ее голых бедер меня заполнило совсем другим голодом. Теперь мне хотелось ее взбесить, разогнать эмоции и выместить злость на ее шее.

— Нет. Он живет за городом. С семьей. — Ничего не подозревавшая Ива потянулась за чашками в шкафу.

— Вот как… — просипел я. — А свой дом сдает друзьям в розыске…

— И что теперь тебя укусило? — скосила она на меня взгляд. — Я поинтересовалась твоими шрамами, но ты рычишь и злишься. Это так ты себе отношения видишь?

— Это так я зол на то, что ты любишь Игоря. — И я направился к ней.

— Я не напрашивалась к тебе на метку, — равнодушно пожала она плечами, игнорируя мое приближение.

— Зато напрашивалась на член, — прорычал, склонившись к ее затылку.

— Только в твоих фантазиях, Князев, — усмехнулась она, явно провоцируя. — Тебе многому предстоит научиться.

— Научи. — И я обхватил ладонями ее бедра и скользнул выше. — Хм, а трусы твои где?

— Еще не высохли.

Я усмехнулся, едва не задыхаясь.

— Так ты скажешь мне «нет»? — Я вжал ее в столешницу и обхватил голую грудь ладонями.

— И ты послушаешь? — улыбнулась Ива, подставляя мне шею.

— Сучка… — И я сомкнул зубы на тонкой коже поверх своей вчерашней метки. Ива всхлипнула, вжимаясь бедрами в мои, ее грудь напряглась под моими пальцами. — Как тебе нравится? — прорычал ей в шею между укусами.

Но я никак не ожидал, что она стянет с моих бедер полотенце и схватится за член, испытывая выдержку. Хочет, чтобы я заткнулся и ни о чем не спрашивал? Не жалеет же ни черта наше общее сердце! Когда я нашел в себе силы стиснуть пальцы в ее волосах и сжать за запястье, Ива обернулась и впилась в мои губы с каким-то обреченным безумием. И это разозлило. Она обезболивала за счет меня свои душевные метания точно также, как я — физическую боль. Использовала меня, только и всего…

Стоило трудов не наказать ее за это. Хотя Ива нарывалась. От сопротивления, что устроила мне вчера, не осталось и следа. Она отвечала так, что о таком можно было только мечтать. Но фальшивила при этом, как старое пианино в музыкальном классе моей школы. Эта фальшь резала нервы, била по рукам, вынуждая выпускать когти и царапать ее сливочную кожу…

— Ай! — зашипела на особенно глубокую дорожку на своей заднице. — Князев, ты ошалел?!

— Мое имя Стас! — утробно прорычал я. — Перестань меня называть также, как зовешь Игоря!

Я звонко шлепнул ее по ягодице, и с этого момента все пошло, как надо. Ведьма взвилась и едва не выдралась из рук, но я усадил ее голым задом на столешницу, схватил за ноги и насадил на себя с размаху. Не оставалось сомнений, что теперь она точно видела меня. А когда собиралась закрыть глаза, я хватал ее за скулы и сжимал с силой, впиваясь в ее чертов рот!

— Смотри на меня!

Этот животный секс показался самым честным нашим диалогом. По крайней мере, теперь Ива кричала мне как по нотам, срывая голос до хрипа и сжимаясь вокруг члена так, что уже через несколько минут все стало неважным. Что там меня так взбесило, почему так хотелось метить кожу этой ведьме и от чего она так жалобно всхлипывает, хватаясь за мои плечи? Неважно.

На пол летело все, что стояло на столешнице — бились чашки, звенели по полу ложки и сыпался кофе.

— Стас, — позвала вдруг Ива, задыхаясь, и протянула мне презерватив.

Ну как же она хорошо тут знала каждый ящик! И меня уже тоже — даже резинки раздобыла! Но рычать на это было глупо. Я молча сделал, как она просила. Руки пачкались в крови с ее поцарапанных бедер, и это рождало предвкушение от предстоящей ласки — придется долго зализывать, чтобы потом оставить новые царапины. Ива не осталась в долгу — расцарапала мне все плечи.

Такими мы и пришли в себя на гладкой столешнице.

— Черт! — выругалась ведьма, обнаруживая новые выжженные следы от своих ладоней.

— Кто делает столешницу из дерева? — прохрипел я, стаскивая Иву в руки. — Тебе полегчало?

— А тебе?

— Не уверен.

Ива позволила мне на этот раз все — вымыть ее, прижать к себе под душем и касаться метки. И даже не терпела, на самом деле подставлялась под ласку.

— Как ты себя чувствуешь? — поинтересовалась, когда я выключил воду.

— Сносно, — пробурчал.

— Почему ты не позволяешь мне интересоваться тобой?

— Я позволяю.

— Нет. Ты злишься.

— Потому что мне это нравится, — прорычал я досадливо и сдернул полотенце с сушилки. — Но в твоих планах этого нет. У тебя это выходит просто так…

— У меня вообще нет ничего в планах, Князев, — передернула Ива плечами и отвернулась в зеркало. — Ты во многом прав на мой счет. Если не во всем.

— Но это тебя не удивляет.

Я осторожно вытирал ее, чувствуя, как от непривычной нежности к кому-то дрожат руки.

— Удивляет. Ты слишком молод для такой проницательности. И совсем не похож на Игоря, чтобы беситься от того, что я тебя называю Князевым. Я не сравниваю. Для меня фамилия Князев — это как знак качества. Ты — настоящий качественный Князев, а не моральный урод и неудовлетворенный жизнью придурок, каким я тебя считала.

— Смело, — хмыкнул я.

— Ты не представляешь, насколько… ай!

— Прости…

— Что ты с моей задницей сделал? — закатила она глаза.

— Не смог себе отказать…

Я подхватил ее на руки и отнес в спальню. Ива поддавалась. Уж не знаю, чем я заслужил, но это было очень кстати. И эти аппетитные царапины пускали по венам жгучее довольство, иллюзию принятия, подчинения. И ни у кого из нас не возникло вопросов, когда от зализывания я перешел к ласке — тягучей, пряной, острой…

— Ой! — дернулась Ива, когда укусил ее за ягодицу. — Да мать твою, Князев! Больно!

Ну как же не подраться со мной? Я усмехнулся на ее наивные попытки дать сдачи, вжал в кровать и поцеловал ее в губы. Да, аргументы у меня были свои, зато безотказные. И ей они нравились.

Ива подставляла мне шею, обещала, сдавалась, отвечала взаимностью и даже попробовала забрать инициативу. Я, недолго думая, позволил. Тем более, что вид снизу на возбужденную женщину оказался ни с чем несравним. Ей хотелось подчиняться. Она двигалась одержимо и брала с жадностью все, что ей было нужно.

Да, наверное, все события последнего дня стерли границы между нами. Я больше не был ее пациентом, она не была моим врачом. Мы оба стали тут никем. Без прошлого и будущего. Кто знает, что завтра? И это лишило всех препятствий. По крайней мере, мне хотелось так думать. Она давала мне повод думать, что сейчас она моя. Я смотрел в ее лицо, пока она кусала губы, дрожа и задыхаясь, и не мог удовлетворить этого чувственного голода. Мне впервые хотелось отдавать, ничего не получая взамен.

Я поймал ее рывком за шею, опрокидывая себе на грудь, и трахнул так жестко, как только мог. Когда ее взгляд, лихорадочно блестевший и невменяемый, встречался с моим, я скалился ей в ответ. Иве нравилось. И она сама впивалась в мои губы, будто стараясь удержаться из последних сил в себе. Но я не позволил. Довел ее до полного изнеможения, сделал слабой и беспомощной. Ведьма вся взмокла в моих руках, сорвала голос и оставила последние силы, сжимая в пальцах мокрые простыни…

— Черт, — прошипел ей в затылок. — Забыл резину…

— Она бы порвалась и задымилась, — фыркнула Ива и широко улыбнулась, сыто жмурясь.

— Ну и правильно. Родишь мне ведьму…

— Дурак, — прыснула она.

— Ты же только что говорила, что не придурок…

— Но дурак иногда. — И она скрутилась в моих руках почти также, как когда-то — на больничном кресле в моей палате.

— Забеременеешь — родишь.

Она покачала головой удивленно.

— Пользуйся резинками, Князев. И не забеременею.

— Я тебя предупредил. — Я куснул ее в шею и поднялся. — Кофе будешь? Или покурить снова?

Она подперла голову рукой — вся такая сытая и сонная, что не хотелось никуда уходить.

— Вернись в постель. — И я уже подумал, что она того же мнения, когда ведьма продолжила: — Я сама сделаю.

— Ты тут больше не командуешь. — Я проследил взглядом, как она поднимается и направляется ко мне.

— Вот как затянешь все свои пулевые, тогда я перестану командовать. — Она подошла ко мне вплотную и вздернула властно подбородок. — А пока что — в постель, Князев.

— Ты за это заплатишь, — оскалился я.

— Буду ждать, — усмехнулась Ива и вышла из спальни.

***

Я подхватила футболку с пола, натянула трусы и вернулась к приготовлению кофе. Внутри все дрожало. И я боялась, что вот-вот прорвутся эмоции, разнесут меня в пыль и оставят в осколках собственной души… Мне казалось, только пока я была в руках Стаса, он удерживал от этого…

И меня вдруг снова бережно заключили в объятья. Я замерла, всхлипывая и пялясь в стенку. Как он почувствовал?

— Я буду держать, сколько нужно… — Стас прижался щекой к моему виску.

— Тогда мы не попьем кофе, — прошептала я, поднимая лицо к потолку, чтобы сдержать слезы. А потом все же повернулась к нему и обняла в ответ.

— Ты можешь делать кофе, а я буду тебя держать, — спокойно предложил он, прижимая меня к себе.

На том и сошлись. Только это оказалось не очень удобно, а потом он фыркнул на то, как я случайно ткнула его локтем, и напряжение лопнуло. Я прыснула и рассмеялась. Стас только усмехнулся над ухом, перехватил чашку, придержал сахарницу… И все с таким спокойствием, будто бы он мог чувствовать только мое смятение, но сам при этом никаких сомнений не испытывал.

— А из тебя вышел бы неплохой хирург, — похвалила я смущенно.

— Мать с тобой бы не согласилась…

— Мне кажется, будь ты старше, ты бы стал кардиохирургом Князевым.

— Почему ты так думаешь?

— Она же не оценивала вас на профпригодность. Просто Игорь с детства крутился рядом с ней.

— Необычная версия. Режь хлеб. — Он придержал булку, а я взялась за нож.

— Страшно. У Горького ножи острые очень…

— Режь, не дрейфь…

Я надавила азартно на лезвие, ножик скользнул по хрустящей корочке и прошелся по пальцам Стаса. Я испуганно ойкнула.

— Черт, ну я же говорила.

— Да ничего страшного. — Он перехватил меня и прижал к столешнице, когда я засуетилась с его порезанной рукой. — Тише.

— Князев, мы так до вечера не поедим.

А он посмотрел на меня прямо, заботливо убрал волосы с лица и задумчиво улыбнулся.

— Ты мне нравишься… такой…

— Какой?

— «Не главной». Но и «главной» — тоже нравишься. А я думал, что это не сочетается.

— Это не сочетается, — погрустнела я. — Или я не умею.

— Может, тебе об этом просто не говорили? Моя мать, к примеру, не умела быть "не главной". Я теперь это понял.

— А, может, у нее не было подходящего мужчины, с которым это было бы возможно?

— Может, — нахмурился он.

Я сказала глупость, и Стас будто закрылся.

— Кофе остывает, — прошептала растерянно.

— Да.

Мы наконец накрыли стол и принялись за завтрак. Я так вообще набросилась на еду, а Князев только ехидно кривил уголки губ, глядя на меня довольно.

— Идешь на поправку, — улыбнулась я и облизала губы.

— Благодаря тебе, — задумчиво постановил он.

Я покусала задумчиво губу.

— Я… связала наши с тобой сердца. — Когда последнее слово затихло в тишине кухни, сердце разогналось в груди от страха.

Стас выпрямился с чашкой кофе и как ни в чем не бывало кивнул:

— Я так и понял.

Пульс пошел на спад.

— Понял? — задышала я чаще.

Сердце снова пустилось набирать обороты.

— Да. Когда ты спала, я услышал, что сердца у нас с тобой бьются в одном ритме. Подумал, что это и есть твое ЭЭМ…

— Да, это оно.

— Игорь вряд ли знает…

— Знает.

— Все ради науки или ради него? — Его голос стал злым и напряженным.

— Ради него, — призналась я честно. — Мне показалось, он не переживет твоей гибели. А мне терять было нечего. — Стас напряженно вздохнул, и мне показалось, что на грудь положили что-то тяжелое. — Стас, это не имеет к любви никакого отношения. Игорь — мой друг. Я видела, как он переживал смерть матери. Я не могла позволить ему пережить это снова…

Он буравил хмурым взглядом столешницу, напряженно щурясь.

— Глупо приносить себя в жертву, какая бы благая цель у тебя ни была, — произнес, наконец, поднимая на меня взгляд. — Тебе не стоило…

— Тогда бы ты не выжил.

— Чем это тебе грозит?

— Я не знаю точно. Это экспериментальная ЭЭМ.

Он стиснул зубы, качая головой.

— Отменить ее можно?

— Эффект неизвестный. Безопаснее ждать, пока манипуляция сама себя исчерпает.

— И как понять, когда и с какими последствиями ты столкнешься?

— Мы, — поправила я его. — Последствия будут для нас обоих.

Он усмехнулся, откидываясь на спинку стула.

— Мда, с тобой не соскучишься, — заметил растерянно. — И по жопе тебе не надаешь.

— Зато ты ее поцарапал так, что мне сидеть больно.

— Слабое утешение. Заживляющая мазь есть?

— Нет.

— Неужели залечить не можешь?

— Мне сейчас нежелательно. У тебя могу оттянуть силы.

— Да, сил ты оттягиваешь нормально…

Он улыбнулся, и я ответила ему на улыбку.

Вот бы также просто было бы ему признаться, что это я в него стреляла. Но эти мои откровения Стасу открыли мне неприятную правду о себе. То есть, еще одну, которую предстоит либо пережить, либо нет. Я не ради Игоря в него стреляла. Ради себя. Это мне было невыносимо снова пройти с Игорем по кругам ада, переживая и умирая от страха за него. А ведь Игорь — не моя ответственность. Да, он мой друг. И, наверное, сделал бы для меня все, что мог. Но как в моей голове поселилось это допущение — убить Стаса? Как же я устала и отчаялась спасти Игоря тогда?..

…Когда это вообще не было моим делом.

Все мы лезем в чужие жизни, не задумываясь вообще о последствиях. Я, Горький, Игорь. Для нас это также просто, как собрать анамнез или улики. Мы забыли, что есть границы… Всему есть предел. Но теперь Горький не понимает, что я — не его личная ответственность, как и Игорь. Как не понимала и я.

Только для меня уже поздно.

И что удивляться, если Игорь, как чувствовал, позвонил именно в этот момент?

— Будешь еще кофе? — поинтересовался Стас, бросив на меня взгляд.

— Угу, — кивнула я, стараясь не втягивать голову в плечи. — Сейчас вернусь…

— Можешь не оправдываться, — услышала я холодное в спину и направилась к двери.

Как и обещал Горький, тумана он напустил еще больше — я ничего не видела дальше второй ступеньки крыльца. Не понять, какое время суток, кроме того, что день. Жутко. И в этой тишине среди колышущегося облака голос Игоря из мобильника показался слишком громким:

— Ива, как вы?

Слышала, он напряженно дышит, как и всегда, когда ничего не может поделать с обстоятельствами. А что ему сказать?

— Нормально. Стас меня спас. А я вытащила пулю.

— Горький не сказал, где вы…

— С нами все нормально, Игорь. Стас на поправке.

— Пожалуйста, не рискуй собой больше.

Началось…

— Я сама разберусь, Игорь.

Как-то так случилось, что Игоря всеми этими событиями вынесло за скобки моего собственного уравнения. И это внезапно распустило крылья за спиной. Я медленно наполнила грудь воздухом…

— Ива, Стас тебе сделал что-то? — вдруг спросил он.

— Не поняла тебя сейчас…

— Когда мы говорили с ним в последний раз, он спрашивал о тебе и о наших отношениях. Ив, не подпускай его…

— Я взрослая, разберусь, — перебила его раздраженно.

— Он — манипулятор, Ив…

— Зачем ему я? Думаешь, чтобы тебе насолить?

— Думаю, он даже неосознанно лезет во все, что мне дорого.

— Ты когда с ним просто разговаривал по-душам последний раз? А выпить ходил в бар? У тебя была возможность узнать его ближе?

— Нет, — нехотя выдавил он.

— Ты его не знаешь, — вырвалось у меня банальное.

— Почему ты его защищаешь? — подобрался Игорь.

— Я заперта с ним двадцать четыре на семь. Мы разговариваем, представь себе.

— Только разговариваете?

Я сначала застыла внутри, а потом меня разобрало от злости:

— Ты что, хочешь знать, не переспала ли я с ним? — задохнулась я от гнева. — Переспала. И не один раз. Мне понравилось. Что-то еще тебя беспокоит на мой счет? А, не ради тебя ли это я сделала? Нет. Ради себя исключительно.

— Ива… — прорычал Игорь досадливо.

— Я просила тебя оставить меня в покое! Ты права не имеешь лезть ко мне в личную жизнь!

Тут я, конечно, дала маху — взывать к его правам. Сама-то я с благими намерениями вмешалась в его личную жизнь, и не раз. Но должен же хоть кто-то остановиться из нас двоих?

— Ладно, прости, — капитулировал он.

Мы помолчали немного. Я, в отличие от Игоря, с совершенно пустой головой. Это он там сейчас устанет думать, как меня спасти и вытащить из отношений со Стасом, а мне… Мне не стало до этого всего дела. Я уже ничего не решаю тут.

— Что еще? — нарушила я молчание.

— Давид сказал, что тебе могут понадобиться лекарства.

— Несколько комплектов для перевязки можешь передать.

— Понял.

— Игорь, Олег Маркович справляется?

— Да. Мы вдвоем взяли работу отделения под контроль. Не переживай.

— Ладно.

— Береги себя.

— Пока.

Я отбила звонок и посмотрела на окружавшее меня облако. Если постараться, можно даже подумать, что я — в долгожданном отпуске, который ни разу не брала. Ну а то, что провожу его на кладбище в тумане — так это просто новый современный формат.

Я усмехнулась мысли и совсем впала в детство.

— Ежик! — позвала я тихо, хихикая.

И мне неожиданно ответили, только не из тумана, а позади:

— Довели тебя, Лошадка…

Я обернулась и улыбнулась. Стас стоял на пороге дома в одних штанах и кривил губы в усмешке.

— И не говори.

— Что там "большой брат"? — склонил он голову на бок.

— Командует, — поежилась я.

— Ругается, что спишь со мной?

— А то!

— Интересно, а из твоих друзей меня хоть кто-то бы одобрил?

— Мой кот Аля.

— Неплохо. — И он протянул мне руку. — Пошли в дом, а? А то вид тут какой-то не располагающий к жажде жизни — кресты в тумане проступают. Горький тут правда жил?

— Правда.

Я поднырнула ему под руку, а он притянул меня к себе, и вместе мы вернулись в дом.

— Нет, наверное, этот дом у него был для встреч с женщинами, чтобы те на большее не рассчитывали…

Я прыснула.

— Это был бы грамотный ход.

— Я поставил стирку.

— Какой хозяйственный.

— А то. Вот начинаю вилять хвостом…

— Иди в кровать, а?

— Ты снова начинаешь командовать… — охрип его голос.

— Ты говорил, что тебе нравится.

— Пошли со мной?

— Пошли.

Когда Стас уложил меня к себе в объятья и затих, я осознала, что это все и правда стало напоминать экстремальный, конечно же, но отпуск. Мне никуда не нужно было бежать. Никто не звонил и не звал экстренно на операцию. Или решать проблемы отделения. Или готовить отчет и нестись с ним в главный отдел на ковер к начальству… Я всегда была убеждена, что без меня больница рухнет. Но с ней ничего не случится. Есть же мой заместитель Олег Маркович — отличный хирург и опытный управленец. Есть слаженная годами команда отделения. Есть Игорь, в конце концов!

И тут я спохватилась, схватила мобильник и принялась быстро печатать Игорю сообщение.

— Ну что там такое, неугомонная начальница? — проворчал сонно Стас.

— Попросила Игоря покормить моего кота.