Мой бывший пациент

Глава 10

Больничные дела накрыли лавиной. Поступившие вчера дети с пожара в доме Стаса были повесткой номер один. Отец Князевых — второй по важности. Третья проблема была в режиме усиленной охраны больницы. Остальную текучку Маркович разрулил блестяще, и я сразу умчалась по повесткам.

Осмотр детей и отчет об их терапии заняли большую часть времени. Но все, к счастью, были стабильны. Даже Семен. Несмотря на ожоги и сильные обезболивающие, парень держался молодцом. Само собой, регенерация его спасала не хуже усилий врачей.

А вот отец Князевых вызывал опасения. Он временами приходил в себя, но был еще слаб, поэтому его держали на седативных. И природная регенерация ему не помогала вовсе. Она просто не включалась от кровотечений, которая случалась уже два раза после первой операции. Когда Игорь говорил мне, что его отец стабильно-тяжелый, я надеялась на лучшее и была уверена, что опасности нет. Но она была.

В общем, когда я случайно глянула на часы в мобильном, обнаружилось, что Стаса я не видела уже три часа. Не говоря о том, что все еще была в спортивном костюме, перепачканном сажей. И не позвонить же ему.

Выйдя в коридор, я прислонилась к стене и набрала Игоря.

— Освободилась? — отозвался он.

— Частично. Где Стас?

— У отца.

Я тяжело вздохнула.

— Как раз хотела поговорить с тобой о нем. Ты где?

— В ординаторской на третьем, — устало выдохнул он. — Кофе будешь?

Когда я, наскоро переодевшись, показалась в ординаторской, меня ждали кофе и хмурый Игорь.

— Как ты? — заглянула я ему в глаза, усаживаясь на стул за стойкой. Игорь отложил планшет:

— Я в норме. Стас, что очень удивляет, тоже. — И он подтолкнул мне папку с отчетом. — Функция сердечной мышцы восстановлена. Анализы крови в норме. Осталось понять, какая цена.

И он прямолинейно посмотрел мне в глаза.

— Узнаю — сообщу. Давай об отце…

— Я не знаю, что тебе сказать. — И он откинулся на спинку стула, переводя взгляд в окно. — Я сделал все.

Злился.

— Не сомневаюсь в этом.

— Он будто не хочет жить, — цедил Игорь. — Или не хочет, чтобы я его спасал. Или еще что-то… Но там, где я даю хорошие прогнозы, все летит к чертям. Ткани рвутся, лопаются сосуды. Уже два раза экстренно оперировали.

— Я знаю. Игорь, — я дождалась, пока он посмотрит на меня, — так бывает. Ты не виноват.

— Я знаю. Мне просто жаль, что я не нашел в себе силы вернуться к нему раньше. А теперь может стать поздно.

Я поднялась, подошла к нему сзади и обняла за плечи, прижимаясь к его щеке:

— Держись.

Он обхватил мои запястья на своей груди:

— Ну а ты?.. Как у вас со Стасом?

Я усмехнулась, выпрямляясь:

— Хороший он у тебя. Я не устояла.

Игорь усмехнулся.

— Еще несколько дней назад я бы ему не позволил к тебе приблизиться. А теперь…

— Что?

— Теперь я благословил его на отношения с тобой, — изумленно покачал он головой, улыбаясь. — Мы действительно будто все немного сошли с ума в эти дни.

— Что тебя заставило изменить свое мнение? Еще позавчера ты рычал мне в трубку.

— Когда ты сказала о приемных детях, это прозвучало очень странно. Настолько, что я решил, что у меня глюки и надо выспаться. Я считал Стаса махровым эгоистом. А потом, я же общался с этими детьми все это время, пока они тут. Мальчишки много всего рассказали. О жизни до того, как их вытащил Стас, и как им хорошо теперь. Все они стараются отплатить за новый шанс, учатся, работают. У них — настоящая стая, семья. И ведь эти его дети из приюта — лишь часть от тех, кого ему удалось изъять. Их просто не смогли никуда пристроить. — Он помолчал немного, опустив взгляд на планшет. — И мой отец все это знал. Он помогал Стасу.

— Отец не мог просто прийти к тебе и сказать, что Стас не такой, каким хочет казаться. Это всегда было ваше личное дело…

— Конечно, не мог, — нахмурился Игорь. — Да я и не испытывал никогда особой злости на брата. Пока он не положил на тебя глаз, по крайней мере.

Я усмехнулась, а Игорь улыбнулся.

— Когда это все закончится, может, соберемся все вместе? Вы и мы с Яной. Или это вообще полное безумие?

— Нормальное такое безумие, — улыбнулась я. Только даже Игорь не мог предсказать, по какому все же поводу мы соберемся, если вообще сможем… Стало беспокойно настолько, что сердце уже привычно разогналось в груди. — Я пойду поищу Стаса.

— Я с тобой, — тяжело поднялся он.

— Как Яна?

— Спит в моей комнате тут. Я только что ее проведывал.

— Ох, Князев, — усмехнулась я. — Ты из тех, кто берет дом на работу, а не наоборот.

— Зачем выбирать, если можно этого не делать? — улыбнулся он, открывая мне двери. — У нее как раз выходной.

И я только тут заметила, как легко мне стало говорить с Игорем о Яне. Я настолько привыкла к тому, что тема его личной жизни сжимает мне сердце, что и не сразу заметила, что это прошло.

Но и теперь сердцу не было покоя — оно сжималось от тревоги за Стаса.

***

Я смотрел на отца, чувствуя незнакомое спокойствие. Дурное, отчаянное, затхлое спокойствие, от которого будто вот-вот перестанет биться сердце, и я свалюсь в погребальную яму. И виной тому совсем не дурные предчувствия…

Горький позвонил на мобильник Игорю, когда тот закончил перевязку. Откуда узнал, что я рядом — второй вопрос. Главное — он попросил меня ждать. Понятно, что Давид не может быстрее, иначе информация о нем где-то всплывет, и Марку придет конец. Также было понятно, что ждать возможно придется долго.

Я соврал, что подожду.

Потому что не знал, сколько у меня времени.

Игорь сказал, что мое сердце в норме. Но Ива не стала бы просто так искать мне доноров. Значит, это не гарантия, и неизвестно, когда я снова окажусь между этим светом и тем.

— Пап, — хрипло позвал я, — ты должен поправиться. Может так случиться, что за моими беспризорниками будет некому больше приглядывать. А мы с тобой не можем оставить их одних…

Я потянулся к кушетке и взял его за руку.

— И с Игорем мы, кажется, пришли в норму. Правда, не моя это заслуга, но все же. Думаю, дальше будет все хорошо. Ты должен это увидеть.

У кого-то все точно должно наладиться.

Но не у меня.

Потому что мне нужно вытащить своего щенка. И воздать твари, которая решила, что может стрелять в тех, кто мне дорог, по заслугам. Задача непростая, но для того, кто уже ничего не боится — вполне подъемная.

Найти Данила Ветлицкого будет не сложно. Горький же сказал, что тот из кожи лезет, изображая примерного гражданина. Ветлицкий уверен, что я до него не дотянусь. Что все, на что меня хватило — выжить после пулевого и куда-то сбежать от распоряжения о задержании. Скотина ведь только поэтому разорил мою нору, уверенный, что я уже не заступлюсь за своих. Но сдохнуть и не объяснить ему всех его заблуждений я не могу.

Я сжал ладонь отца крепче и следом выпустил, поднимаясь. Оставалась одна задача — незаметно уйти из больницы тем самым черным ходом, через который меня вела Ива. Ключи от ее машины я подло спер.

Простит ли она мне, что я ни во что не поставил ее трогательное предложение «жить долго и счастливо» вместе? Надеюсь, нет. И еще хотелось надеяться, что она делала его серьезно.

Я вышел из палаты отца в коридор, погруженный в мрачные мысли, и едва успел осознать, что внутри снова застучал стук ее шагов. Прямо как в первый день, когда ее увидел. Скользнув за угол, я замер, прислонившись к стенке и прислушался. Ива и правда объявилась на этаже — кажется, направлялась к отцу. Я слышал ее шаги, запах и частое напряженное дыхание и еле сдерживался, чтобы остаться на месте. Но вот она взялась за ручку дверей палаты отца и вошла внутрь. Щелкнул замок, а я оттолкнулся от стенки и быстро зашагал к противоположной лестнице.

***

Сегодня город казался особенно нервирующим. Резкие сигналы авто, нервные водители и слишком яркие огни будто играли на воспаленных нервах. В салоне пахло Ивой, а сам я все вспоминал ее слова, голос…

«Я не дам тебе умереть. Слышишь? Не дам…»

В глотке пересохло. Я остановился у какого-то магазина и купил бутылку воды. Ко всему прочему, пошел мокрый снег.

План мой был весьма прост и незатейлив.

Одинокого волка, загнанного в угол, мало кто может остановить из своих. Это очень особенное состояние отчаяния и решительности. Я зачем-то опустил взгляд на руки и раскрыл ладони. Никогда раньше не приходило такой мысли, но как же много всего можно сделать этими руками противоречивого. Еще вчера я держал Иву, чувствовал ее рядом и гладил ее кожу…

…а сегодня я буду убивать.

Грудь наполнилась тяжестью, сердце набрало обороты.

Ива меня потеряла?

Я улыбнулся, поднимая голову к небу, вздохнул… и сердце, сбившись с ритма, будто приняв сообщение по нашему личному каналу связи, успокоилось.

Охрана Ветлицкого почувствовала меня задолго до того, как увидела. Но это не было неожиданностью. Они встрепенулись у машины, заозирались… Все же сметающее чувство опасности для городского волка — явление не такое привычное, как холод оружия в ладони. Только они не успели схватиться за пушки. Я даже не прятался. Быстро прошел между мусорным баком и грузовиком и направился к ним, не давая шанса опомниться. Когда в мозгу взрывается животный страх, его топит в панике. Такая она — наша природа. И эти крепкие ребята не стали исключением. Когда Ветлицкий с мобильником у уха показался с черного входа своего клуба, его ждал только я. Но он этого не видел, занятый какими-то перепалками с собеседником на том конце связи. И даже удивиться не успел, когда получил по морде и полетел рожей в салон своего же автомобиля.

— Ну что, Даня, — усмехнулся я, усаживаясь за руль, — куда едем?

Ветлицкий собрал на своей лысой башке столько складок, будто был шарпеем во второй ипостаси, а не волком. Он полулежал на переднем сиденьи, вжимаясь в спинку кресла, и тяжело дышал, слизывая кровь с разбитых губ. Но это не тянуло даже на пробник того, что я планировал с ним сделать к концу этого всего.

— Князев?! — наконец, прохрипел он удивленно, проморгавшись. — Ты совсем охренел?!

На это я схватил его за воротник хрустящей рубашки и красноречиво сжал пальцы, перекрывая ему кислород:

— У меня нет времени на твой блеф. Где мой щенок?

Данил попытался схватиться за мои запястья, хрипя и дергаясь, но я непринужденно их стряхнул, впечатывая его рожей в парприз.

— Стас, — забулькал он, выпучив глаза, — я не знаю!..

Парприз безнадежно испортился от очередного акта убеждения Ветлицкого в том, что он очень неправ.

— Он где-то у тех, кто…

— … Жег моих детей в приюте! — рыкнул я. — Быстрее, Даня! Шевели мозгами! Куда едем?!

— Ладно-ладно! Но я там не управляю!

— Это мы потом обсудим. А если там не будет моего щенка, я с тебя шкуру спущу!

Говорить ему, что я спущу ее в любом случае, я не стал. Вскоре у меня была точка на навигаторе и Ветлицкий, хрипящий на переднем сиденьи. Он постоянно сглатывал кровь, заплевывая ей светлый дорогой салон, а меня начинало тошнить от этого запаха.

— Так с чего ты решил, что я прощу тебе покушение на меня? — решил разбавить я вонючую тишину.

— Я не покушался на тебя, — прохрюкал он, запрокидывая голову и тяжело дыша. — Знаю, ты думаешь, что это мои в тебя стреляли на стоянке. Но нет. Да и мои бы не промазали. Я таким шансом разбрасываться бы не стал. Сам был удивлен.

— Как интересно, — усмехнулся я невесело. — А все остальное — тоже не твоих рук дело?

— Ну почему же? Остальное — моих. Грех было тебя не добить, раз кто-то другой не смог.

Что-то он оборзел. Но снова бить я его не стал. А то прибью еще ненароком.

— И то верно, — процедил я.

— Тебя не оставят живого, Князев, — снова усмехнулся Ветлицкий. — Даже если меня прибьешь…

— Ну нам с тобой не привыкать расплачиваться шкурой за свои ошибки. Ты с потерей своей, смотрю, смирился. Даже торговаться не будешь?

— А есть смысл? — растянул он окровавленные губы в кривой усмешке, и я отвернулся.

Нет, надежд я не питал. Там, куда вел меня Данил, так легко не будет, как с его охраной на рабочем месте. Кроме того, его псам уже наверняка доложили обстановку. Меня будут ждать.

— Звони давай своим и булькай, что я оставлю тебя в живых в обмен на своего волчонка. — Хмурое молчание Ветлицкого в первые секунды мне не понравилось. Но потом я понял, что он просто едва ли не отъезжает от моих усилий с его допросом. — Звони давай! — рявкнул я.

Он встряхнул башкой и принялся набирать номер трясущимися руками.

— Обернешься — пристрелю как собаку, — неприязненно процедил я.

Пока он что-то мычал в трубку, я смотрел на дорогу, осознавая то, что действительно начал торговаться. А этого в моих планах не было. Но Марка так все же будет проще вытащить живым. А потом, я не хочу так умирать. Как собака, в перестрелке с теми, кого не успею привалить сам. У них всяко пуль больше, чем осталось у меня. Я же теперь хотел вернуться к Иве и сдохнуть с ее рукой в своей, уж если суждено. И гори огнем этот Ветлицкий. Пусть Горький с ним разбирается.

— Здесь направо сверни, — подал голос Данил. — У лесополосы тормози. Ребята привезут щас твоего щенка.

— Ты дебил? — глянул я на него, хватая за горло. — Один! Кто-то один!

— Само собой! Само собой! — заорал он.

— Придурок!

— Один! Привезет один!

А вот это было плохо. Я сдавал у него на глазах. Черт. Жажда жизни — она такая, толкает на компромиссы. А компромиссы демонстрируют слабость.

— Я все равно найду тебя позже и стяну с тебя шкуру, Даня, — отвернулся я, сбавляя скорость.

Только он задышал свободнее, растекаясь по креслу. Как-то быстро регенерирует. И не хрипит уже почти.

Я съехал с трассы, и машину затрясло на гравийной дороге. В лучах фар заскакали снежные мухи, и показалась лесополоса с остатками каких-то разваленных построек. На фоне открывшегося вида даже кладбище Горького уже не казалось таким унылым. Выйдя из машины, я прислушался — тишина.

— Звони, — коротко приказал Данилу, а когда он сообщил в мобильный, что мы на месте, схватил его за шкирку и вытянул из салона.

Он взвизгнул, стоило заломить ему руку и вжать мордой в землю.

— Тебе все равно не победить эту систему, Князев, — захрипел он, отплевываясь от грязи. — Ты ведешь себя тупо! Работал бы по шерсти, а не против, не стоял бы тут…

— Я хоть стою.

— Это пока. Нам с тобой не выжить. Ты меня не оставишь в живых, а другие — не дадут жить тебе. Не с таким послужным, Князев.

— Так ты выслуживался перед вышестоящим начальством? — презрительно усмехнулся я.

— Куда нам без начальства, Князев? Ты-то тоже не сам по себе…

Что за тупость он несет? Разве что с какой-то целью.

— Где мой щенок? — нетерпеливо потребовал я и замер. И тут же резко рухнул на землю аккурат за секунду до того, как раздался выстрел. И почему я позволил Ветлицкому раскрыть рот вообще? Понятно же было, что не просто так он разговорился! А еще стало ясно, что никаких переговоров со мной вести не собирались.

Ветлицкий дернулся куда-то в сторону развалин, а я вскинул пистолет.

— До скорой встречи в аду, Даня, — прохрипел тихо, и уже через вздох он рухнул с пулей в затылке, нелепо запрокинув голову. Я подобрался и окинул периметр взглядом, готовый кинуться в любую сторону. Дайте мне только один звук…

— Стас! — разорвало вдруг тишину отчаянным криком Марка, и меня подорвало пружиной.

Прошлогодняя трава хлестнула по лицу, когти вспороли сырую холодную землю, и вскоре ноздри заполнились чужим запахом пота, когда резкий порыв ветра сменил направление. Марк уже не кричал, но этого было и не нужно. Верзилы Ветлицкого и так завозились достаточно громко.

Сколько их было — я даже не стал считать. Первому порвал глотку, тут же выстрелил в открытый живот второго. В вены выплеснулась такая злость с адреналином, что на несколько вздохов потерял контроль над зверем, но и тот не терял времени. Рот наполнился чужой кровью, в глотке задрожало рычание, и где-то в темноте послышался чужой скулеж.

Но их было слишком много.

Да, стрелять в общем месиве не удобно. И, как бы я не давил на психику своим авторитетом, шавки все же были в стае, а я — один. Кроме того, хорошо обученные шавки — никаких «перегавкиваний» не по делу. Они напирали, прижав меня к полуразваленной кирпичной кладке. Когда ногу прошило резкой болью от всаженного в бедро ножа, я запрокинул голову, роняя пистолет, и зарычал. Меня тут же сбили с ног, а темное небо надо головой закрыло широкой тенью.

Их осталось двое.

— Где Ветлицкий? — потребовал пес хрипло, наставляя на меня пушку.

— Позвони спроси, — усмехнулся я криво.

Глупо. Но делать было нечего. Переговоры кончились, не начавшись.

***

— Моей машины нет! Стас забрал ее и уехал спасать ребенка! — выпалила я, завидев Игоря в коридоре. Только он глянул на меня как-то слишком отчаянно. — Игорь?..

— У отца снова кровотечение, отказывает печень, почки, — сообщил он, тяжело дыша. — Я — в операционную.

— Я с тобой! — решительно заявила я.

— Наберешь Давида?

— Да, иди.

Я бросилась переодеваться, выхватывая мобильник. Горький ответил сразу.

— Стас пропал, — задыхаясь, крикнула я.

Сердце зашлось в груди, и мне подумалось, что Стас должен сейчас это почувствовать.

— Когда? — подобрался Горький.

— Я уверена, что он поехал вызволять своего ребенка, которого похитили с пожара…

— Когда? — надавил раздраженно Давид.

— Я не знаю! Не видела его несколько часов!

Я вцепилась дрожавшими пальцами в шкафчик и прикрыла глаза.

— Черт, — процедил Горький. — Маячки на машине есть?

— Я же не спецагент, — опешила я.

— Зато твой мужик — иногда придурок. Придется обзавестись.

— Все вы одинаковые! — выпалила я с обидой. — Уверена, ты на его месте бы вел себя также!

— Ты ему что-то говорила? Ваши сердца же связаны, и он это знает. Разве он мог собой рискнуть?

Откуда он еще и это знает, выяснять было не время.

— Я сказала, что его сердце берет на себя весь удар в случае чего, — сдавленно сообщила я.

— Это правда?

— Нет.

— Понятно. Найду его, не переживай.

— Спасибо.

Когда я врала Стасу, не могла подумать, что он использует это по-своему. Это теперь становилось понятным, что он решил не терять даром времени и спасти ребенка, рискуя собой. Стас был уверен, что потери понесет он в любом случае. А еще он мне верил.

Только в груди вдруг потеплело, а сердце споткнулось и забилось уже спокойно. Будто коснулся его кто-то, согрел и пообещал, что все будет хорошо…

— Стас… — позвала я в тишине, хватаясь за ребра.

— Ива Всеславовна, — влетела в раздевалку медсестра, — Игорь Андреевич вас срочно зовет…

***

Он выстрелил в ту секунду, как я кинулся на него. Второй отшатнулся и упал, будто его кто-то сложил. Я рухнул следом, чувствуя, как в груди разливается знакомая пустота и стремительно заполняется жгучей болью.

— Стас?! — рявкнул вдруг кто-то рядом.

Горький. Вовремя, ничего не скажешь.

— Ну вот теперь тебе можно сунуться, — усмехнулся я.

— Идиот, — выругался он.

— Марк! — просипел я, когда он принялся меня осматривать. — Мой волчонок где-то тут, он кричал.

Давид бросил меня, выхватил мобильник и поднялся на ноги. Слышал, что параллельно вызывал помощь, а на фоне его брани скулили волки — не все отбросили копыта от моей расправы, успели обернуться и спасти свои жизни. Мелькнула мысль, что, может, и Ветлицкий порадует вторым шансом, и я все же спущу с него шкуру живьем. Я криво усмехнулся этой мысли, чувствуя, что как-то дышится все легче. И будто умирать я вовсе и не собираюсь. Оборачиваться — тоже. Сердце только сбивалось в груди, барабанило с надрывом, но останавливаться не собиралось.

— Сидеть тут, я сказал! — орал Горький на ползающих в ногах волков. — Все задницы прижали к земле! Оставаться на месте!

Я перевернулся на живот и тяжело сел. Может, пуля прошла вскользь?

— Марк жив, — вскоре сообщил Давид и бережно опустил пацаненка без сознания рядом. — Скорее всего черепно-мозговая…

Я потянулся к нему:

— Марк, держись…

— Это было глупо, Стас, — раздраженно вставил Горький.

— Зато у ребенка есть шанс. И ты не хуже меня знаешь, что слухи о твоем участии в судьбе моего приюта долго бы сдержать не удалось. Неизвестно, кто покровительствовал Ветлицкому.

— Зато есть шанс узнать.

— Он жив?

— Обернулся, но валяется без сознания. Я его стреножил.

— А говоришь, глупо. Хрен пристрелишь гниду… Скорая едет?

— Куда тебе попали? — вдруг тревожно потребовал Горький и дернул меня за плечо, вынуждая выпрямиться. Я опустил взгляд себе на грудь. Дырка на футболке была. Рана от пулевого — тоже. Кровь растеклась по ткани, но будто уже остановилась и запеклась. Давид напряженно сощурился на рану, а до меня дошло… Внутри все снова похолодело, а в области сердца сковало льдом. Я больше не чувствовал сердцебиения, которое раздражало все это время.

— Звони Игорю!