Мой бывший пациент

Глава 11

Все было дерьмово.

Игорь оперировал, как дьявол. Я еще не видела его таким. Казалось, он только убрал руки от одного сосуда, а уже прижигал другой. Команды звенели в раскаленном от напряжения воздухе операционной, и даже у меня от них противно подрагивали ноги. Каждый боялся лишний раз вздохнуть. И все понимали — эта операция для отца Игоря будет последней.

— Еще крови!

— Давление падает…

— Фибрилляция. Будет остановка!

— Заряд!..

— Есть пульс!

Я видела, как льется пот ручьем со лба Игоря. Наверное, ни в кого он еще так не вцеплялся. И понимала, что именно мне предстоит уговорить его отступить. Но мне было страшно.

— Что там со Стасом? — глухо поинтересовался он, пристально глядя в раскрытую полость.

— Горький обещал, что найдет его, — сдавленно сообщила я.

Все ждали, не откроется ли нового кровотечения. Последнего. От запаха крови тошнило все сильней. А когда перед глазами вдруг потемнело, я только и успела, что отшатнуться от операционного стола. Кто-то вскрикнул, и все смешалось в кровавом калейдоскопе. Взвизг приборов, обозначивших новую остановку сердца, донесся до меня откуда-то издалека, а грудь вдруг как-будто прошило раскаленным ножом…

— Ива!

— Игорь! — вскрикнула я, и пол окончательно ушел из-под ног, голова закружилась и наступила темнота.

***

Игорь трубку не взял. И невозможно было выяснить, что там вообще в больнице происходит. Но ясно было, что ничего хорошего.

— Как он? — нетерпеливо поинтересовался я у врача, осматривавшего Марка в карете скорой.

Тот стонал, глядя на нас мутным взглядом.

— Нужен рентген, пока что сложно сказать, — хмурился доктор. — Вы — отец?

— Опекун.

Меня тоже осмотрели. От пулевого осталась только царапина, будто в меня не выстрелили, а пырнули чем-то не особенно острым. Все, что мне осталось — лишь тупая боль в ребре.

— Стас, — улыбнулся Марк разбитыми губами, наведя на мне резкость.

Крепко твари его уделали. Кроме травмы головы на нем было не счесть синяков и царапин.

Я взял мальчишку за руку:

— Ты — молодец, мелкий. Все будет хорошо.

Он судорожно кивнул.

— Наши как?

— Все живы.

— Везем! — скомандовал доктор, и я выпустил руку Марка, пообещав, что мы скоро увидимся.

Когда Горький организовал работу своих оперативников, мы прыгнули в машину и помчались в Москву. Только чувство, что никуда уже не успеть, наполняло грудь холодом, будто вместо бьющегося сердца у меня теперь дыра. И было странным образом не согреться.

— Не дозвонился? — поинтересовался я.

Закралось подозрение, что Давид уже что-то знает — уж слишком выразительно он давил на педаль и стискивал руль.

— Ива в критическом состоянии, — процедил, не глядя на меня.

Тусклый свет города вдруг стал слишком ярким, и я зажмурился, для надежности спрятав лицо в ладонях. Но стоило оказаться в темноте, сразу увидел ее. Картинки наших с Ивой нескольких дней замелькали калейдоскопом, рождая приступ мигрени. Только все перестало крутиться, и я отчетливо увидел, как Ива стоит с сигаретой на крыльце Горького. В ошметках тумана, бледная… Будто докурит и шагнет за забор…

И, главное, никого тут не обвинить, как я привык. Ну, разве что самого себя в том, что поверил ей. Хотя, может, и она не знала всех последствий… Но в это мне уже тоже не верилось. Ясно было одно — она приняла этот выстрел на себя. И я не понимал почему. Нет, такого не совершают ради неразделенной любви. Или да? Ива же знала, кому отдает сердце, еще до того, как мы стали кем-то друг для друга.

Эти мысли выматывали. В основном своей бесполезностью. Я готовился услышать, что Ивы нет больше… но не был к этому готов. Поэтому уж лучше думать о чем-то менее важном и достаточно назойливом, лишь бы не смотреть в глаза самому страшному.

Когда мы добрались до стоянки перед больницей, я выскочил едва ли не на ходу. Но на проходной чуть не вырубил охранников, попытавшихся меня скрутить. К счастью, Горький подоспел вовремя.

— Выдали бы мне уже пропуск, мать вашу! — заорал я на придурков, высвобождаясь из их лап. — У вас склероз?! Мы утром только здесь были с Ивой!

— Стас, — позвал Горький мрачно, качая головой. — Пошли.

Да, я был вообще не в себе. От усталости и отчаяния подгибались ноги, а нервы звенели как стеклянные. Вместе с Давидом мы добрались до хирургического, и нас провели в ординаторскую.

И потянулось время.

Я расхаживал вдоль дивана к двери и обратно, как загнанный зверь. Горький стоял у окна, буравя взглядом город. Прошел час, потом второй, и силы метаться из угла в угол сошли на нет. Я опустился на диван и уронил голову на руки. Давиду периодически звонили, и он делился новостями, но те особенно не трогали. Да, Ветлицкий выжил. С места встречи с его головорезами вывезли два трупа и четыре волка в намордниках. Дети мои были в порядке. Все — и те, что остались в доме отца, и пострадавшие, которых лечили тут. Мне об этом отчитался молодой врач, который не пустил меня к отцу. Он просто не дал мне сделать шагу из ординаторской, умоляя подождать. Я слушал его, а зубы стиснулись в какой-то судороге. Начинала колотить усталая дрожь…

Когда двери ординаторской вдруг открылись, и на пороге появился Игорь, я даже не сразу его узнал. Он будто постарел на десяток лет. Черные волосы, мокрые от пота, показались выцветшими до серого, лицо застыло изможденной маской, и только черные глаза лихорадочно блестели. Горький оказался рядом и подхватил его под руку, а я даже не нашел в себе силы шевельнуться.

— Говори, — выдавил, не спуская с него взгляда.

— Подожди, — глухо отбрил Давид и помог Игорю усесться.

Брат распластался по дивану, тяжело опустив голову на спинку, и прикрыл глаза. Он даже не переоделся, так и был в хирургической форме, взмокшей насквозь.

— Отца нет больше, — выдал он незнакомым голосом.

И мне стало нечем дышать.

Повисла такая тишина, что собственный судорожный вздох оглушил.

— А Ива? — задал кто-то вопрос, и сначала подумалось, что это мне удалось открыть рот.

Но я так и не смог шевельнуть онемевшим языком. Вопрос задал Давид.

— Иву спасли, — еле слышно сообщил Игорь.

— Где она? — прохрипел я. — Ее можно увидеть?

Игорь поднял на меня взгляд, и я с трудом смог его выдержать. Да, я не мог вместить в себя сейчас все то, что услышал. И к жизни меня возвращало лишь то, что Ива еще жива.

— Да, можно, — медленно, будто через силу произнес Игорь.

— Давай, я отведу тебя в твою комнату, — предложил Давид. — Тебе нужно отдохнуть…

— Просто дай мне посидеть, — выдавил хрипло Игорь и спрятал лицо в ладонях. — Стас, третий этаж, палата интенсивной терапии. Скажи, что Князев разрешил…

Я поднялся и направился в указанном направлении. Только ощущение было таким, будто продирался через кладбищенский туман Горького. Он кружил вокруг, затягивая плотным саваном и сжимал грудную клетку тисками, мешая дышать. В какой-то момент я обнаружил себя стоявшим у стены со сжатыми кулаками.

— Вам плохо?

— Нет… Мне нужна Ива. Где она лежит?

— Вам нельзя…

— Брат сказал, что можно. Князев. Игорь Князев.

Показалось, я остался один на один со стенкой. Надолго. Но вскоре локтя коснулись твердые уверенные пальцы, и послышался мужской голос:

— Я вас провожу.

Показалось, что отец. Голос такой знакомый…

В голове немного прояснилось. Туман отступил. Я повернул голову и обнаружил, что меня ведет под руку какой-то мужчина. Оборотень. Врач. В форме, как у Игоря. Хирург. От него пахло кровью, хоть он и выглядел идеально. С меня ростом, взгляд темный, режущий и немного знакомый.

— А что с отцом моим случилось, знаете?

— Я еще не успел изучить его дело. И, честно сказать, не собирался — сомнений в действиях Игоря у меня нет. А меня вызвали на экстренную пересадку сердца.

— Кому?

— Иве. Ее спасло сердце твоего отца.

Снова стало сложно дышать. Неподъемная потеря и такое необходимое для собственной жизни спасение слились в одну болезненную эмоцию.

— Вы пересаживали сердце моего отца Иве? — повторил я больше для того, чтобы хоть немного осознать произошедшее.

— Да.

Незнакомец подвел меня к палате и толкнул двери внутрь:

— Она справится. Сердце Андрея ей идеально подошло. А я раньше считал, что такое невозможно…

Я замер на пороге, вглядываясь в мутный утренний полумрак палаты. В горле пересохло.

— А вы кто? — спросил еле слышно.

— Ярослав Князев. Я — брат твоего отца.

Я замер, прислушиваясь к приборам, звук которых мерно наполнял тело меланхолией.

Ярослав Князев. Брат отца. Я сто лет его не видел. С детства.

— Вы ведь жили в Америке.

— В Канаде. Прилетел вчера.

Я медленно повернул к нему голову. Выглядел он чуть старше Игоря. И похожи они были бесспорно.

— Вы тоже хирург. И вы собственноручно вынули сердце моего отца… — вырвалось у меня глухое.

— Да, — кивнул он вроде бы спокойно, но взгляд его застыл. — Иначе пришлось бы Игорю. У Ивы было слишком мало времени…

Я тяжело сглотнул, щурясь и пытаясь навести на нем резкость сквозь влажную пелену.

— Спасибо. Что спасли Иву. И Игоря. Нам всем повезло, что вы оказались здесь.

Он рассеянно кивнул.

И вроде бы надо было выразить соболезнования, но… мне ему? Он вынул сердце отца. Ему мне? Опять же, это он вынул его сердце… и спас Иву.

— Она будет жить? — переспросил я.

— Думаю, да.

Наконец, удалось сделать более менее глубокий вдох.

— Если что, я буду здесь.

Он коротко сжал мое плечо, и послышались шаги. А я остался один.

Все внутри рвалось от какой-то необъяснимой потребности куда-то бежать, искать ответы, просить прощения и выть на луну от бессилия… Но я смог сделать шаг в палату и закрыть за собой двери. Несколько шагов, которые разделили нас с Ивой, показались самыми тяжелыми за всю жизнь. Я опустился на стул рядом с кушеткой и сгорбился, глядя на лицо Ивы.

Навалилась тяжесть такой вины, что захотелось сдохнуть.

— Ну и зачем ты мне наврала? — прошептал, морщась, будто лимон сожрал. Звучало жалким оправданием. Но я бы сделал все точно также, будь возможность переиграть. Марк бы не протянул долго. Отец не перенес ранения… И только Ива не должна была тут лежать. Но она лежала. И приборы мерно пикали в такт сердцебиению, на которое мое собственное сердце уже не отзывалось, хоть и привычно разгонялось в груди будто в надежде достучаться.

— Я ведь знал, что ты мне врешь…

Ее рука в моей ладони показалась прозрачной и ледяной. Я сжал ее тонкие пальцы, пытаясь согреть, и прижал их к губам.

— Держись, Ив, — прошептал я сдавленно. — Это так странно, что в твоей груди бьется сердце моего отца… Хотел бы он этого? Думаю, да. Он был бы счастлив узнать, что спас тебе жизнь. Я надеюсь, что он это знает.

А еще странно то, что я всю жизнь обвинял Игоря в смерти матери, а теперь самому предстоит жить с памятью о том, что, если бы не я, отец бы не словил пулю. Мой дерзкий вызов Ветлицкому привел меня к потере… Меня и Игоря.

— Я отвел Игоря к Яне… — Как и когда Горький оказался в палате, я даже не понял. — Прими соболезнования.

— Спасибо.

— Я только сейчас узнал, что пересадку делал не Игорь.

— Не представляю, что бы ему пришлось пережить…

Мы помолчали немного.

— Держи меня в курсе, — попросил Давид. — Я бы не хотел сейчас Игоря беспокоить.

И он протянул мне мобильник Ивы.

— Ладно. Ты тоже…

— Если захочешь сам разобраться с Ветлицким… — Давид замялся перед тем, как закончить столь неоднозначную фразу. — Я еще не оформил его «живым».

Он вышел, не дождавшись ответа, а я остался в тишине с этими его словами. Нет, никакой жаждой мести кровь не вскипела. Это не вернет отца. Не отменит собственных ошибок. Не спасет сердце Иве. Я больше не хотел об это мараться. Я просто хотел держать Иву за руку и не дать уйти, если она вдруг надумает.

— Я не отпускаю тебя, поняла? — И я сжал ее руку крепче. — Даже не думай об этом. Ты мне должна объяснить все. Какого черта пожертвовала собой ради Игоря. Или не ради него. И зачем врала, что тебе ничего не будет… Черт. Я несу бред какой-то, не слушай. — Тут я с удивлением обнаружил, что по щеке скатилась слеза. А последний раз я плакал, когда умерла мать. — Мне еще отца нужно похоронить… Но сначала я дождусь тебя. Поняла? Ты проснешься и пообещаешь, что никуда не уйдешь.

Я просидел в палате весь день. Временами являлись врачи, осматривали Иву и оставляли нас снова одних. Я ничего у них не спрашивал, не было сил. А к вечеру явился Ярослав. Кажется, я задремал сидя и едва не упал, когда он подхватил меня за плечи:

— Осторожно…

— Черт, — мотнул я головой и тут же спохватился: — Она дышит?

— Конечно. — Ярослав подошел к Иве, взглянул на приборы и взялся за стетоскоп. — А скоро должна очнуться…

— Не затянула она с этим? — тихо поинтересовался я, остервенело потирая лицо.

— Нет, все нормально, — покачал он головой, принимаясь за обследование. Я нетерпеливо ждал, подглядывая за движением его руки. — Все нормально. Ива стабильна, анализы в норме, сердце… оно идеально подошло.

— А то, что отцу было шестьдесят лет…

— Его ресурса хватит на целую жизнь. Это обусловлено регенерацией. И, хоть у Ивы сердце регенерировать больше не будет, это не доставит проблем. На черном рынке на сердца оборотней огромный спрос. В Канаде запрещена пересадка органов оборотней.

— Тут я не в теме…

— Тут тоже запрещена, — вдруг послышалось хриплое, и я резко обернулся к Иве.

Она еще не открыла глаза, но уже повела головой в мою сторону и сжала пальцы в моей руке. Я сдавил их сильней положенного, но желание вцепиться в Иву мертвой хваткой было непреодолимо.

— Князев, мне руки еще понадобятся, — прошептала она и открыла глаза, часто моргая.

Ярослав склонился к ней с другой стороны:

— Ива, как себя чувствуете?

— Сносно, — скосила она взгляд на него. — Вы кто? Еще один Князев?

— Да, — усмехнулся он. — Ярослав Князев, кардио- и нейрохирург.

— Игорь рассказывал о вас, — слабо улыбнулась Ива. — Вы его дядя.

— Точно.

— А выглядите, как старший брат.

— Я ненамного старше.

Повисла пауза, в которую Ива перестала улыбаться и перевела на меня тревожный взгляд.

— Все хорошо. — И я сжал ее ладонь обеими руками.

— Ива, — Ярослав замялся, подбирая слова, — ваше сердце не выдержало, и пришлось сделать пересадку от донора. Операцию провел я.

Грудь Ивы судорожно дернулась, и она болезненно поморщилась.

— Откуда донор? Так быстро нашли?

— Вы были в приоритете, — спокойно отозвался Ярослав, готовый к этому допросу.

— Кто-то умер в больнице…

— Да. И сердце идеально подошло.

А я слушал Ярослава и думал, что, видимо, врачебная ложь во благо за обычную не считается. Иву сейчас тревожить нельзя, а правду о ее новом сердце ей будет непросто принять. Только мои руки взмокли, и сердце снова ощутимо забилось в груди, будто мы с Ивой еще были на привязи ее колдовства.

— Спасибо, Ярослав. — Она кивнула, принимая услышанное. — А как вы тут оказались? К брату прилетели?

— Да, — идеально ровно прозвучал его голос.

— Как он? — встревожилась Ива.

— Как раз собираюсь к нему после вас. — И снова его голос не дрогнул.

Во рту пересохло. Становилось понятным, что с врачами мои детекторы сбоят. Подумалось, что, может, и у отца с матерью так было? И пришло осознание, что мне уже многого не узнать. Я прикрыл глаза, пытаясь не подвести родственника в его достижениях.

— А Игорь как? Мне стало плохо в разгар операции…

— Отдыхает. И вам тоже нужно отдыхать.

— Когда я очнулась, вы говорили о донорах-оборотнях…

— Потому что беседовали о приюте Стаса и детях, которым повезло в нем оказаться. А не на черном рынке донорских органов…

— Мое сердце… — нетерпеливо перебила она.

— Ива, закрой рот, — тихо прошипел я, открывая глаза. — Заткнись и расслабься. Ты должна расслабиться, чтобы поправиться. Тебе ясно?

— Да, — тихо выдохнула она.

Ярослав еле заметно кивнул и удалился, оставляя нас одних.

— Ну вот ты и попалась, — усмехнулся я, пытаясь скрыть растерянность. — Теперь я буду командовать тобой за кофе.

— Я вся в предвкушении, — слабо улыбнулась Ива.

— Правда нормально себя чувствуешь? — всмотрелся я в ее лицо.

— Для пациента, которому вынули сердце — да.

Наши взгляды встретились, и Ива улыбнулась:

— Прости, Князев.

— Ты соврала.

— Нет. Просто не договорила.

— Ты сказала, что вся отдача прилетит мне! — взорвался я. — Ты искала мне сердце!

— Последствия не всегда предсказуемы…

— Хватит врать!

— Я спасла тебе жизнь! В первый раз неправильно, защищая Игоря от потери, но во второй я спасала тебя ради себя! Потому что ты стал небезразличен!

Я упрямо замер, испепеляя ведьму взглядом, но она не сдавалась. Протянула ко мне руку, и я взял ее пальцы в свои, тут же едва не задыхаясь от нежности, которой она научила. И ведь не упрекнула в том, что я поперся играть в рулетку со смертью.

— Что бы я без тебя делал, если бы тебя не спасли?

— Неужели так быстро забыл, как был без меня все время? — усмехнулась она.

— Да, забыл, — хрипло выдохнул я.

— Как твой приемный ребенок? Ты спас его?

— Горький. Спас меня и Марка, — угрюмо ответил я.

Ива всмотрелась в мои глаза, настороженно щурясь.

— Ты когда спал последний раз, Князев?

— С тобой.

— Слушай, мне все равно валяться здесь долго. Я никуда не денусь. И не умру. Пойди в мою комнату поспи. И кота заодно покормишь. Игорю вряд ли было до него последние сутки.

Я вздохнул и протер лицо, чувствуя, как вместе с напряжением с меня стекают остатки сил.

— Не хочу тебя оставлять.

— Ладно. Только… чем ты пахнешь так? — И сучка сморщила нос. — Князев…

— Замолчи, а? — закатил я глаза. — Это я должен тобой сейчас вертеть, а не ты.

— Но я тебя не пытала запахом пота и всего того, где тебя возили в твоей спасительной операции! — усмехалась Ива. — Как тебя вообще сюда пустили?

— Связи! — поднялся я. — Душ там у тебя есть?

— Есть, — довольно улыбнулась она. — Поднимаешься на последний этаж, по узкому коридору через прачечную до конца…

— Через прачечную? — моргнул я недоуменно.

— Да. Шмотку выбери себе на сушке, там всегда что-то висит от медперсонала.

— Надеюсь, твое белье было не оттуда?

— Сволочь ты, Князев! — веселилась Ива. — Вали давай!

— Спи давай. Скоро вернусь…

— Стас, ну серьезно. Поспи на моем диванчике, пожалуйста. Там в шкафчике все есть.

— Горький мне твою мобилку оставил, — вспомнил я. — Просил держать его в курсе.

— Раз оставил тебе — забери. И поцелуй меня сначала.

Я усмехнулся.

— Может, вымоюсь сначала?

— Иди сюда.

Она всхлипнула и вцепилась в мою футболку, притягивая меня к себе. По ее щекам покатились слезы, и поцелуй вышел соленым. Ива хватала губами мои губы, подбородок, целовала скулы и прижималась лбом к моему.

— Ив, все хорошо, все позади, — обещал я, позволяя ей все. — Спасибо…

— Не благодари, — взвыла она вдруг отчаянно. — Никогда меня за это не благодари!

Ее хватка на моей футболке ослабла, и она сползла в подушки. Черт бы побрал эту женщину! И вот как ее понимать? Но я решил, что как-то справлюсь с этим. И отправился искать ее комнату где-то под крышей с котом, которого нужно покормить.