Мой бывший пациент

Глава 12

Когда Стас вышел, я расплакалась уже не сдерживаясь. Лежала, глотая слезы, и пялилась в потолок. Даже не знаю, сколько провалялась вот так, когда двери тихо стукнули, и послышались шаги…

… Как же хорошо я знала их темп, хоть и были они почти беззвучны. Просто Игорь хотел, чтобы я его услышала.

— Ярослав сказал, ты в порядке.

А вот его голос я едва узнала. И смотреть было страшно. Мне казалось, что я и лицо его не узнаю больше. Но нет, Игорь был почти прежним. И только глаза его были потухшими, как уже случилось однажды.

Когда он потерял мать.

— Игорь, мне жаль… — прошептала я. Он кивнул, присаживаясь на стул, на котором сидел Стас. — Ты как?

— Нормально.

Я помолчала немного, прежде чем решиться на подтверждение догадки.

— Стас знает, что ты отдал мне сердце отца?

Он настороженно нахмурился:

— Кто тебе сказал?

Легкие заполнились судорожным вздохом, и я прикрыла рот, раскрывая в ужасе глаза.

— Ива, — рывком поднялся Игорь и навис сверху, — даже не думай сейчас усугублять свое состояние душевными метаниями! Иначе все будет напрасно! Ива! — Он обхватил мое лицо и заглянул в глаза. — Ему было уже не помочь, а я едва не потерял еще и тебя! Это чудо, что его сердце подошло!

И он прижал меня к себе рывком, а я уткнулась в его грудь, судорожно дыша.

— Дыши. Все хорошо. Ты должна жить. И ты будешь…

Его голос дрожал. Он уткнулся мне в висок, пытаясь справиться с эмоциями. Так мы и замерли, пытаясь примириться с произошедшим.

— А дядя твой тут… как оказался? — пропищала я, хватая воздух через слово.

Игорь вздохнул глубже и отстранился, снова усаживаясь на стул.

— Я позвонил ему, когда отец поступил. Повезло, что Ярослав прилетел вчера утром. И как раз был в больнице, когда я оперировал отца.

Действительно, повезло. Иначе вытаскивать сердце у собственного отца пришлось бы ему…

— Нам с тобой придется повоевать с бюрократией по этому факту, но, думаю, справимся…

— Справимся, — кивнула я. — Игорь, спасибо…

«Только это я… Я виновата в том, что тебе пришлось позволить выпотрошить собственного отца…»

— Ива…

Я сморгнула пелену с глаз и шмыгнула носом.

Я же не знала.

Правда? Не знала, что причиню Игорю новую боль, стреляя в Стаса? А его отцу, которого он потерял?..

— Ива!

Я вздрогнула.

— Чем ты себя накручиваешь? — требовательно смотрел на меня Игорь. — Ты себя что, виноватой считаешь? Из-за того, что спасла Стаса?

Я мотнула головой:

— Все сложно…

— Все просто. Принять то, что ты будешь жить. А если ты и ошиблась где-то в чем-то, так мы — хирурги, и нам не привыкать. Наши ошибки несут смерть. Этого не исправить. Но винить себя в них нет никакого смысла. Достаточно извлекать уроки. И жить дальше.

— Ты прав, — неубедительно согласилась я.

— Кроме того, у меня для тебя новости. — Он выжидательно посмотрел на меня. — Судя по анализу крови, ты скорее всего беременна.

— Что? — вырвалось у меня хриплое.

В ушах зазвенело.

— Я не хотел говорить. Думал, перепроверю для точности через пару дней, но, в случае с оборотнями, ты же знаешь, гормоны после метки реагируют молниеносно.

— Решил отвлечь меня от самоедства?! — возмутилась я на вдохе.

— Кажется, получилось, — довольно усмехнулся он.

— Вы, Князевы, все одинаковые… сволочи! — вырвалось у меня, и я расплакалась.

— Ивка, ну ты же этого хочешь, — усмехался Игорь над ухом. Он снова сел на край моей кушетки и притянул меня к себе.

— Я не знаю, чего я хочу! — ревела я.

Эта новость выбила все из головы — сомнения и чувства вины, безысходности и полной дезориентации. Все показалось таким мелким и незначимым! И это я даже не начала думать о Стасе! Новость о беременности потрясла пока что только мой мир! Но разве, черт возьми, так бывает?!

— Нет, ты можешь хотеть, чего душа пожелает, — гладил меня Игорь по волосам. — И никто не в праве тебя осуждать. Но мне кажется, что ты хочешь этого ребенка…

— Конечно, хочу! — возмутилась я в голос. — Как ты мог предположить другое?

— Никак. Поэтому всю терапию я подобрал с учетом того, что ребенка ты оставляешь.

— Спасибо, Игорь, — шмыгала я распухшим носом. — За все.

— Не за что.

— Как Яна?

Он вздохнул устало.

— Нормально. Держала меня всю ночь в руках…

А я подумала, что каждому из нас есть, за что себя сожрать. Игорь избегал встречи с отцом столько лет, и когда, наконец, нашел в себе силы возобновить общение, времени не осталось. Чувство вины забирает у нас время с близкими…

— Иди к Яне. Она нужна тебе сейчас.

— А Стас где?

— Отправила его к себе в комнату принять душ и выспаться. Надеюсь, что он послушается…

Игорь улыбнулся.

— Рад за вас. — Он помолчал, и улыбка его стала грустной. — Отец тоже был бы рад.

Я тяжело вздохнула, а он сжал мою руку.

— Кстати, сердце я твое сохранил. Тебе для отчета по ЭЭМ.

— Спасибо, — сдавленно отозвалась я. — Спасибо…

***

— Ну ты, Ива Всеславовна — главврач всея хирургии, блин, даешь, — охренел я в голос, оглядывая комнату, освещенную яркой лампой под высоким потолком. — Это что, мать твою, такое?

На мою яростную тираду ответил кот, свалившийся с подоконника на пол и бросившийся ко мне, как я подумал сначала, с расправой. Но я ошибся. Кот плюхнулся на задницу подле моих ног и возмущенно на меня заорал.

— Да, меня послали к тебе с миссией, — сообщил я, едва вставив между его требовательным монологом. — Где корм?

Я бросил свежую шмотку из прачечной на край дивана и огляделся, пытаясь сообразить, где в этой мышиной норе может быть кошачий корм. Нет, тут было вполне уютно. Но с первого взгляда становилось понятно, что слишком уютно. Ива тут не просто отдыхала, она тут жила! И кот этот — тому подтверждение. Пока искал кошачью еду, обнаружил и шкаф со шмотками, и чайник с кофеваркой на столе, и даже холодильник.

— Мляяяя! — орало животное, возмущенное моей несообразительностью.

— Согласен, — прорычал я, закрывая дверь холодильника. — Пороть Иву Всеславовну тут было явно некому. Да заткнись ты! Ты бы лучше сказал, где именно твоя жратва!

Корм, к счастью, обнаружился в тумбе вместе с коробками всяких сухих перекусов. Кот вскоре заткнулся, занятый поглощением еды, а я принялся стягивать шмотки.

— Хотя, что это я, — подумал я вслух, поглядывая на кота, — сам-то я теперь тоже без жилья, так что, видимо, поживем мы тут с Ивой какое-то время вдвоем, ей ведь еще поправляться неизвестно сколько. Если, конечно, мою рожу запомнят на проходной, в конце концов. Что сомнительно.

Душ оказался просторным и теплым, и меня так растащило под струями воды, что я уснул стоя и подхватился, едва не рухнув. Больно ударившись руками, я вылез, замотался в полотенце и вышел в комнату. Подумав, выключил свет и поискал вариант более интимного освещения, а то мало ли, кто там сейчас смотрит из окон напротив.

— Ну и вид, — покачал я головой, глядя на унылый больничный колодец. — И как вы тут живете?

Кот к тому времени наелся, напился и влез на диван деловито вылизываться.

— А тебе вообще все равно, кто тебя кормит? Ты всех тут так радостно встречаешь?

Светильник над столом залил комнату мягким ненавязчивым светом, и я растянулся на диване, подвинув кота, но, покрутившись, поднялся. Жрать хотелось все сильнее, и я полез в холодильник. Соорудив себе бутерброд, сделал чаю и прикрыл глаза, замирая в тишине, нарушаемой противным плямканьем животного. Зря я это сделал. В голове взорвалось от чувств, мыслей, голосов, криков… Аж шерсть встала дыбом на загривке.

Я поднялся, вернулся к столу, подхватил бутерброд и от нечего делать полез в ящики стола. Под пальцы попадались блокноты, салфетки, фотографии. Я достал несколько и разложил на столе. Палароидные, блеклые. И на всех — Ива и Игорь. В операционной, на какой-то днюхе, в обнимку, с улыбками, с сигаретами. Мда, с тем, что у Ивы с Игорем прошла целая жизнь, придется смириться. Но это меня больше не цепляет. Задумчиво жуя, я вернул фото на место и сунул руку глубже в ящик...

… и пальцы нащупали пластиковый футляр.

Мыслей не стало.

Я просто смотрел на пистолет в футляре. И почему-то все никак не решался закрыть крышку и вернуть его на место. Хотя, было понятно, почему.

Потому что в башке знакомо щелкали углами паззлы.

Ива.

Пистолет.

Ее ложь.

Ее небрежно брошенные слова и фразы. Много слов…

Что лучше выстрелит в меня снова, что не заслуживает меня…

С чего такая шикарная женщина вообще должна заслуживать кого-то? В обычное время она, может, уверена в обратном. Но не со мной.

А, может, нет?

Я шумно сглотнул в повисшей тишине и вытащил пистолет. Чешский. Идеальный вариант. Из такого сам Бог велел стрелять из-за угла по тем, кто препятствует пусть и не твоему, но счастью. Праведница какая, ты смотри… От одного касания магазин вылетел мне в ладонь. Я отвел затвор назад. Не заряжен. В магазине все еще двенадцать пуль…

И во рту окончательно пересохло.

Одна — красная. У всех пуль гильзы окрашены зеленым лаком. А одна пуля — омедненная.

С губ сорвался смешок.

Несложно на самом деле понять эту женщину.

Достаточно просто найти у нее пушку.

Я поднял глаза в окно. Унылый колодец больницы заполнило тьмой, и картинки сами побежали перед глазами на его фоне. Как Ива спасает Игоря, полагая, что я приехал лишь за тем, чтобы добить его. Как потом приносит свое сердце в жертву. И все становится на свои места…

Я смотрел и пересматривал эти «картинки», избегая главного — позволить этому всему меня ударить. Но мне пришлось.

Я опустил взгляд на пистолет в руках, криво усмехнулся…

Ива стреляла в меня.

Это она запустила всю эту цепочку событий, в конце которой я сижу с ее пистолетом в руке. И я медленно приставил его к голове, позволяя холоду дула хорошенько проморозить мне висок.

Дура.

— Какая же ты дура, Ива…

…у меня.

Я отнял пистолет от виска, убрал в футляр и задвинул его в ящик поглубже.

Вот что она собиралась мне сказать в доме отца тем вечером, когда Горький утащил ее на полуслове. Он знает. И он запретил ей говорить мне правду.

Разболелась голова.

Горький тоже идиот. Настолько уверен в своей безнаказанности, что даже следы за Ивой толком не подтер. Хотя, а зачем? Предположить ход событий, при котором Иву начнут обыскивать? Ее не притянуть.

Тут мне снова захотелось вытащить пистолет и вернуть к голове.

Она за этим и подстраховалась этой ЭЭМ? Той, которая рисковала ради меня сердцем, уж точно ни к чему меня убивать.

Я поднялся на ноги и принялся громко ругаться. Материл Иву в цвет, бессильно сжимая кулаки и расхаживая перед столом туда-сюда.

— Вот же дура! — выдохся под конец. — Идиотка! Киллерша хренова! Да кто дал тебе право?!

И ведь не выместить на ней злость! Она же валяется там сейчас, заплатив мне сполна едва ли не жизнью. Если бы не отец, который отдал сердце, лишь бы выплатить за нее этот долг, я бы вообще не смог ее увидеть. И эта сучка была готова умереть за то, что сделала.

Я опустился на колени посреди комнаты и уткнулся лбом в пол, сжимая кулаки. В груди взорвалась сверхновой вся боль, скопившаяся внутри, и вскоре все стихло.

Я заслужил, пожалуй. Довел Иву сначала до отчаяния, а потом и до самоубийства, пусть и таким витиеватым путем. Наверное, я бы хотел, чтобы она любила меня также… Если бы только Игорь знал… И не трусиха она вовсе. И стреляла отлично, и признаться собиралась во всем, и сердце свое не задумавшись заложила.

Я выпрямился. И встретился взглядом с котом. Тот с интересом наблюдал за моими метаниями.

— И куда ты смотрел?

— Мля? — вопросительно вякнул кот.

— Именно. Только мне-то что с ней делать?

— Мля…

— Ты бы чего дельного предложил, — вздохнул я, тяжело поднимаясь.

Чистую шмотку я вернул на место.

Иве придется потерпеть меня такого…

***

— Я так и знала, что ты не послушаешь, — улыбнулась я на возникшего в дверях палаты Стаса.

Только взгляд его насторожил. Он медленно подошел к кровати, не спуская с меня глаз, и тяжело опустился на стул рядом.

— Что случилось? — еле выдохнула я, пытаясь сесть.

— Все нормально, не нервничай, — устало прохрипел он, складывая локти поверх моего одеяла. — Кота покормил. Спать с ним не смог — он громко плямкает.

И он взял меня за руку, опуская взгляд.

— А что ты злой такой? — тихо поинтересовалась я.

— Каморку твою увидел, — вскинул он горящие гневом глаза. — В которой ты типа живешь. Квартиры же у тебя нет, я правильно понял? Эта шикарная жилплощадь — все, что у тебя есть? Удобно у тебя там все, даже холодильник имеется…

— Князев, а ты хотел невесту с приданным? — усмехнулась я.

— Как ты могла до такого докатиться? — гневно сопел он, цедя сквозь зубы.

— Мне там удобно! — надула я губы. — Тебя не спросила!

— Уж лучше бы спросила!

— Посмотрю, как вести себя будешь!

— Это я-то? — усмехнулся он зло. — У тебя там шкаф забит сухомяткой и кошачьим кормом! Даже я до такого не докатился!

— Что значит «даже»? — хрюкнула я.

— У меня есть большой холодильник, Ива…

— Как мне повезло…

— … И сейф для хранения пушки, — закончил он, пристально глядя мне в глаза. — Ты в курсе, что пистолет в ящике хранить нельзя даже тебе? Нет, Горький, конечно, от всего отмажет, но ты-то теперь спишь со мной, а не с ним…

Я замерла с усмешкой, медленно наполняя грудь воздухом. В груди с каждым ударом сердца замирала жизнь, становилось холодно.

Стас нашел пистолет. И понял, что это я в него стреляла.

Нет, я замела следы. Но кто мог предположить, что я влюблюсь в свою жертву, и он окажется у меня в комнате и обнаружит улику?

Стас продолжал на меня смотреть, и взгляд его наполнялся такой смесью эмоций, что выдержать его стало невозможно. Будто все, что я сейчас сделаю — от взмаха ресниц до нервного вздоха, — он использует против меня. Я сглотнула и отвела глаза.

— Ты не умеешь врать… — хрипло выдавил он.

— Ты говорил…

— А ты молчи, — перебил жестко, и я снова посмотрела на него. — Если тебя понесет куда-то с признаниями — я тебе собственноручно шею сверну. Поняла?

— Стас… — прошептала я, дрожа, и тут же вздрогнула от его рыка:

— Ты поняла?!

— Да.

Он поднялся, вытащил мой мобильник из кармана и положил его на тумбочку. Вот и все. Он не скажет. Никому.

Я сжалась в одеяле, обнимая себя, а он развернулся и направился из палаты.

Вот и все…

***

Я шел коридорами, ничего не видя. Ее взгляд так и стоял перед глазами. Пусть стоит. Я буду его помнить, чтобы как-то… что? Переболеть? Пережить? Слишком многое сейчас нужно пережить. Иву, смерть отца, раненных детей… Обнаружив себя перед каким-то лифтом, я развернулся и зашагал в ординаторскую. Игоря там не оказалось, а пустота комнаты вдруг ударила по солнечному сплетению так, что я пошатнулся.

Я не могу пока ее видеть. Не знаю, почему. Я смотрел сейчас в ее лицо и хотел сдохнуть. Потому что не хотел больше смотреть на кого-то другого. Эта женщина выжгла все мое нутро, пролезла под кожу и засела в голове так, что я теперь все видел будто через нее. Она рябила белым шумом в каждой мысли и эмоции, и это причиняло физическую боль.

Не знаю, сколько я простоял так, прежде чем позади послышалось:

— Вам кто-то нужен?

Я обернулся. У дверей растерянно замер какой-то молодой врач.

— Мне нужен Ярослав Князев. Можно его как-то найти?

— Думаю, я смогу помочь. Подождите тут.

— Спасибо.

Я застыл перед окном, глядя на город. Хотелось замереть и не двигаться, чтобы было не так больно… Только мне предстоит еще как-то вернуться в дом отца, посмотреть в глаза его женщине… и что-то решить со своей жизнью. Подумалось, что Горький не такой уж и идиот. Даже наоборот — слишком умный и прожженный в отношениях гад. Я поморщился, усмехаясь своему малодушию. Лучше бы я действительно не узнал…

— Стас, что случилось? — В ординаторскую вошел Ярослав и направился ко мне.

— Ты сможешь держать меня в курсе насчет Ивы? — Я обернулся к нему. — Я пока не могу остаться с ней, но мне очень важно быть уверенным, что у нее все хорошо со здоровьем.

— Не смогу тебе с этим помочь, к сожалению.

Пустоты стало неожиданно больше, я даже вдох не сразу смог сделать — так сдавило от нее в солнечном сплетении.

— Улетаешь? — тихо поинтересовался.

— Нет. Наоборот, остаюсь, — удивил он. — Просто в этой больнице я не штатный хирург. Тебе лучше к Игорю обратиться с этим вопросом. Но я тебя уверяю — нет каких-то оснований для беспокойства. Ива поправится.

— Хорошо, спасибо.

— Стас, я взял на себя вопрос с похоронами, — продолжил он осторожно.

— Ты не должен… — начал я, но он перебил:

— Должен, вообще-то. Я так хочу. И, думаю, вам с Игорем сейчас это будет кстати.

— Ты с ним говорил?

— Да, он не против. Надеюсь, ты тоже не будешь.

— Не буду.

— Рад это слышать.

— Так ты… остаешься? Почему? — пытался понять я.

Ярослав замялся, нахмурился и отвел взгляд:

— Меня не выпускают.

— Почему?

— Проблемы правового характера…

— Что за проблемы? — Я чувствовал, что лезу туда, куда не стоит, но как я мог сейчас его оставить с этим?

— Я не могу тебе сказать, — покачал он головой.

— Подожди, — усмехнулся я обескураженно. — Если тебе что-то грозит, я не могу просто бросить тебя.

— Я должен буду работать с теми, с кем отказывался работать долгое время, — нехотя объяснил он.

— Ты знал, что тебя не выпустят, — догадался я.

— Знал, да.

— У тебя же вся жизнь в Канаде…

— Я знал, на что иду. И я не мог не приехать.

— Черт, — процедил я. — Почему ты думаешь, что тебе не помочь?

— Не нужно, — спокойно возразил он. — Все к лучшему. Мне хотелось вернуться…

Он перевел взгляд в окно, а я смотрел на него. Сколько же жизней закрутилось в этом водовороте событий? Когда это все началось? Когда я возненавидел брата и не нашел сил остановиться? Или когда наши родители с Игорем разошлись, оставляя нам черную дыру вместо привязанностей? Ива просто развязала какой-то узел этой своей пулей, едва не убившей меня. И сама угодила в этот поток… Или мне так хочется ее оправдать? А разве я вправе ее судить? Нет. Как и она не могла судить меня…

— Завтра похороны, — тихо сообщил Ярослав, и в голове вдруг все встало на места.

Мысли перестали крутиться в калейдоскопе. Мне просто нужно продолжить жизнь. Проведать своих волчат здесь, потом вернуться в дом отца и позаботиться о детях там. А еще о женщине, которую любил отец. Ну, и еще кое о ком…

Этого всего пока что хватит, чтобы заполнить пустоту.

***

Две недели спустя

Я смотрела в окно на снегопад, послушно замерев, пока Игорь слушал биение моего сердца. Снег падал крупными хлопьями, завораживая. И я предвкушала, как закончу с плановым обследованием, налью себе какао, заберусь под одеяло в своей комнате и буду смотреть на снегопад до самой ночи…

— Отлично все с тобой, — Игорь стянул стетоскоп и отложил его в сторону. — Сердце работает прекрасно. Даже лучше, чем ожидалось.

Я перевела на него взгляд и улыбнулась.

— Спасибо.

Он нахмурился, откидываясь на спинку стула:

— Ив, как ты?

Я пожала плечами:

— Нормально…

— Ты не говорила с ним?

— Нет, — прошептала я, привычно застывая, когда думала о Стасе.

— Что между вами произошло? — пытливо прищурился Игорь. — Прости, что спрашиваю, но я не могу понять. Он тебя за что-то не простил?

— Слушай, я знаю, что лезла в твою жизнь, и ты тоже имеешь право… Но прошу тебя — не надо. Я в норме, правда. Я жива, беременна, иду на поправку и наслаждаюсь отпуском. Впервые за всю жизнь.

И я почти не врала. Стас ушел так оглушительно, что тишина, в которой я осталась, до сих пор звенела внутри. И единственное, чего мне хотелось — слушать ее. Я просиживала в своей комнате под крышей, читала книги, смотрела кино, спала, ела и гуляла. В одиночестве. Потому что даже кота у меня не стало. Аля куда-то пропал.

Стас не оставил мне ничего — ни контакта, ни права следующего хода. Я собирала его будто по каплям. Кто-то видел его у детей в больнице, и я узнала, что он их регулярно навещает. Что-то долетало до меня от Игоря. Он рассказал, что Стас решил остаться жить в доме отца, пока восстанавливает приют.

— Но ты же ему скажешь, что он станет папой?

— Игорь…

Ну вот как объяснить мужчине, что это признание повлечет слишком много всего, с чем я сталкиваться не хочу? Я не хочу услышать о том, как мы будем воспитывать этого ребенка раздельно. Или о том, что он вообще этого ребенка от меня не захочет. Или что его вообще моя судьба больше не интересует.

Сколько раз я представляла себе реакцию Стаса, и каждый раз едва приходила в себя. Нет, конечно, мне придется узнать его мнение, но я не хочу, чтобы эта новость стала единственной нитью, которая нас снова свяжет… Я начинала думать, что за всю жизнь меня никто не выбрал, и что единственный мужчина, который это сделал, попробовал уйти, но я не дала, привязав его ребенком. А потом меня неизменно било мыслью, что я вообще не имею права на Стаса после того, что сделала…

Нет, уж лучше я буду любоваться снегом.

— Ничего…

Рано утром я прошла по белому полотну двора к своей машине с веником, отряхнула ее от снега, завела двигатель и застыла, глядя, как по лобовому стеклу бегут ручьи от теплого воздуха в салоне. Как же хотелось согреться… Только внутри что-то застыло и не желало давать тепла.

Еще и чужое сердце…

Я не знала отца Стаса и Игоря, но теперь зачем-то разговаривала с ним иногда, будто бы он стал моим ангелом-хранителем. А он и стал. Его сердце продолжало жить в моей груди, и это временами сводило с ума. А сейчас у меня в сумке лежало мое собственное сердце, которое не выдержало моих ошибок. И я собиралась отвезти его вместе с отчетом профессору Видальскому. Хотелось, чтобы все это имело хоть какой-то смысл…

Карп Алексеевич ждал меня в лаборатории. Я бодро прошла к столу у окна, за которым он сидел с микроскопом.

— О, Ива, здравствуй, — обернулся профессор. — Присаживайся быстрее, тебе нельзя сейчас нагружаться…

Да, он просил меня подождать с визитом и отчетом, но мне хотелось побыстрее поставить в этом всем точку.

— Здрасьте, — хрипло поздоровалась я, усаживаясь и натягивая на лицо маску вежливости.

Но это не помогло. По щекам покатились слезы.

— Ив, — профессор взял меня за руки и крепко сжал, — не описать словами, как я рад, что ты выжила…

Я кивнула.

— Разбитое неразделенной любовью сердце не пригодно для таких экспериментов… Когда тебе не отвечают взаимностью, такие жертвы тяжело переносятся…

— Он ответил, — мотнула я головой.

— Вот как?

— Да, — вздохнула я. — И я беременна.

— О, это… — Карп Алексеевич растерянно улыбнулся, — очень неожиданное побочное действие…

Я шмыгнула носом, улыбаясь. И тут же спохватилась.

— И, вот, — потянулась к сумке и вытащила из него контейнер, — мое сердце.

Профессор покачал головой, глядя не контейнер на столе.

— То есть, отдача прилетела полностью тебе, — резюмировал он, переводя на меня взгляд.

— Да, — кивнула я. — Фактически. Но, думаю, использовать результаты моего случая будет невозможно.

— Почему ты так считаешь?

— Потому что слишком много чувств с реципиентом. Я была уверена, что ударит его. Даже сердце ему искала запасное на всякий случай, когда действие ЭЭМ закончится… Но потом почувствовала, что это будет не он. Что я не хочу, чтобы ударило его, понимаете? А потом, в него же стреляли. Если бы стреляли в меня, удар мог принять он. Такие переменные сложно восстановить в другом случае…

— Значит, думаешь, чувства играют роль.

— Они всегда играют роль. Вы же знаете.

— Ты тоже знала, когда использовала эту экспериментальную формулу. Ты рисковала сознательно, потому что не могла по-другому…

Я кивнула. Только профессор думал, что я спасаю любимого мужчину, а я спасала ненавистного, который потом стал самым дорогим.

— Все еще сложнее, — подняла я на него взгляд и вздохнула.

Когда я объяснила профессору все, опустив свою причастность к покушению на Стаса, за окном начало темнеть и снова пошел снег.

— Запутанная история, — заметил он осторожно. — Но, думаю, ты согласишься — эту ЭЭМ в первоначальном виде вряд ли было возможно рекомендовать для использования в широкой практике.

Я кивнула. Влюбленные в коллег хирурги с чувством вины редко встречаются в операционной. Да и не каждый окажется таким идиотом, чтобы рисковать своей жизнью.

— Да, эта ЭЭМ абсолютно бесполезна для использования. Я это установила.

— Не совсем так. Манипуляции можно дорабатывать, дозировать в конце концов. А вероятность того, что у больного окажется любящий партнер, довольно велика…

— Сложно будет рассчитать вот так внезапно…

— Рассчитать и взять согласие заранее, — улыбнулся Карп Алексеевич. — Ив, это может быть большим шагом вперед — возможностью для ослабленных пациентов получить шанс на реабилитацию. Ведь если откинуть все эмоциональные факторы, ты вытащила реципиента с того света дважды. И совершенно логично, что твое сердце не выдержало. Но не все пациенты в такой связи будут вынуждены рисковать своей жизнью…

Я вздохнула. Меня это все сейчас интересовало в последнюю очередь, но ведь я приехала ставить точку…

— Тебе стоит продолжить работу с этим открытием. — Он вздохнул. — Но решать тебе. Чаю?

— Да, — судорожно кивнула я.

Пока мы направлялись в каморку профессора, мой мобильный вдруг пиликнул, принимая сообщение от незнакомого абонента. И я замерла посреди коридора, открыв текст послания:

«Ива Всеславовна, вам предписано явиться завтра на допрос по делу о покушении на жизнь Станислава Андреевича Князева». К сообщению прилагалась ссылка на официальный документ, время встречи и адрес — главное отделение прокуратуры…