Мой бывший пациент

Глава 7

Все это было странно, конечно. Я, Ива и дом на кладбище, погруженный в туман. Но мне впервые за долгое время стало спокойно. Для врагов я, если верить Горькому, пока недосягаем. К Игорю я почти уже ничего не чувствую. И очень нужная женщина тихо сопит под боком. Передышка. Время. Для чего? Зализать раны и разобраться в ориентирах? Скорее всего. И только мысли о своих беспризорниках и отце тревожили… Я вздрагивал во сне и часто просыпался, слышал тихий шепот Ивы, чувствовал ее касание и засыпал снова. А еще помнил, что сердце в груди билось сильнее обычного. Снова мешало, сбивалось с ритма… но я откуда-то знал, что так ему гораздо лучше.

Проснулся я, когда за окнами совсем стемнело. Ивы рядом не было. Усевшись на кровати я размял плечо, прислушался к сердцу — снова слышал его, чувствовал… Но теперь, когда тело практически восстановилось, эта чувствительность казалась мне чуждой. Будто Ива была у меня внутри, и мне теперь нужно было заботиться о ней, чтобы выжить самому.

Только… разве это было не так?

— Ты как?

— Как в ВИП-палате с лучшим доктором больницы, — усмехнулся я, глядя на силуэт Ивы в свете кухни.

— Мда, такого ВИП-пациента за жизнь больше одного не потянешь, — прошла она к кровати.

А я с вожделением вдохнул ее запах. Она пахла каким-то чаем…

— Что ты там пьешь?

— Пуэр. Горький его фанат. Хочешь? Бодрит.

— Странная ты женщина, Ива. — Я обхватил ее за бедра и потянул к себе на колени. — Тебе выдалась возможность просто взять и отоспаться, а ты там бодришься чаем.

— Я выспалась. — Она положила мне ладони на плечи и нерешительно облизала свои губы. Непривычно ей было. И дрожь я ее тоже чувствовал.

Как же правильно она в меня входила…

Когда прижал ее к себе, мне вспомнилась деревянная игрушку из детства — три фигурки-паззлы одного целого в виде папы-волка, мамы-волчицы и волчонка. Сделанные так, что собирались в одно, совпадая идеально подогнанными гранями, и устойчиво стояли в виде собранной головоломки. Но уберешь одну деталь — все разваливалось. Я любил эту игрушку. А потом подумал, что в этом своеобразном семейном портрете никогда не было меня. Был Игорь. Я его выбросил. Но оставшиеся фигурки перестали соединяться друг с другом и потерялись по отдельности.

— Пошли на перевязку, — отстранилась она.

— Ты не ручная совсем, — заметил я. — Не можешь посидеть на коленях хоть пять минут?

— А сам ручной что ли? — усмехнулась она, поднимаясь.

— Я просто одичал. Это другое.

На кухне было тепло и уютно. Я начинал привыкать к берлоге Горького. Она у него все же была продуманной. Свет так точно. Хотя, ну как тут без света на кладбище с туманом? Чокнуться можно.

Ива усадила меня снова на стул и принялась за обработку раны.

— Виски хочешь?

— Нет. Ты говорила про чай…

— Тогда подожди, когда закончу. С его завариванием непросто все…

— У Горького не бывает просто…

— Зачем мы говорим про Горького?

— Мы у него в доме, — пожал я плечами и поморщился от боли, задержав дыхание.

— Давай попробуем снова поговорить о тебе. Готов? — Ее теплые пальцы порхали по коже, расслабляя.

— Ну, давай…

— Так откуда столько шрамов?

— Я — плохой парень, Ива, — выдохнул я напряженно. Говорить ей о себе было непросто. — Не то, что Игорь. Половину детства нарывался на неприятности. Шрамы почти все старые.

— Ну, с Игорем не обязательно постоянно себя сравнивать, — не дала мне спуску Ива. — А те, что новые? Вот этот вдоль позвоночника, к примеру. Похоже на ножевое. Тебя пырнули ножом?

— Да. Было дело, — нехотя ответил я. — Рассказывать не хочу.

— Давай расскажу я? — усмехнулась она. — Закрыл собой кого-то?

С губ сорвался смешок, и я прикрыл глаза:

— У меня нет привычки закрывать собой всех подряд.

— Ну, не всех. Но тех, кто дорог, вполне. — Ее расслабленный вздох разнесся по кухне, а я сцепил зубы от неясного раздражения. Ива чувствовала себя спокойно, когда брала все в свои руки и начинала руководить. — Какого-нибудь своего подопечного спасал?

— Ввязался один из моих щенков в потасовку, — пришлось согласиться мне. — Я вытаскивал. Ива, мне кажется, или тебе обязательно находить во мне что-то светлое?

— Девочки любят хороших парней, Стас. — Она убрала руки, и стало холодно.

— Я все равно не заработаю столько очков, чтобы приблизиться к Игорю.

— Ты все же придурок… — вздохнула она позади разочаровано и попыталась отойти, но я обернулся и рывком вернул ее в свои руки.

— У тебя с ним было что-то? — потребовал, притягивая ее к себе за бедра.

— Нет. — Взгляд Ивы наполнился горечью. — У тебя проблема, Стас. Ты будто всю жизнь гнался за Игорем, стараясь его превзойти. — Она вдруг нежно обхватила ладонями мое лицо и склонилась ниже. — Но она уже тебя не полюбит больше, чем его. Мамы нет. И оценивать тебя больше некому. Поэтому перестань рычать и цепляться за каждую возможность со мной поругаться на эту тему. Я начинаю думать, что ты…

— Что?.. — вставил я раздраженно, не желая слушать окончание ее слов.

Но мне пришлось.

— … Ты оттягиваешь меня от Игоря, как свою мать, которой у тебя нет больше. Просто по привычке. Но я не принадлежала ему никогда, как и он мне. Ты ошибся.

— Нет, — спокойно возразил я.

— Нет? — вздернула она бровь.

— Мало ли у Игоря было женщин? Та же Яна. Но я же не лез к ним всем в трусы.

— Слабовато, — скептически сложила она руки на груди. — У тебя просто не было возможности. А тут я подвернулась.

— Все, что мне подвернулось — это пуля! — возмутился я. — Не находишь, что не самый простой способ оттянуть у Игоря кого бы то ни было?

— Ну, допустим…

— Сделай одолжение, допусти, — усмехнулся я восхищенно. — Ты — вообще не самая простая цель для мужика, Ива. Если бы не этот дом на кладбище и не пуля в плече, хрен бы я усадил тебя на свой член. По крайней мере не так быстро.

— Князев! — округлила она глаза, задыхаясь от возмущения. — Хам!

— Нет, ты бы уже от меня никуда не делась, — скрутил я ее и усадил к себе на колени снова. — Но просто бы мне точно не было.

— Сотри эту улыбку с лица, — морщила она нос и выкручивалась из рук, но глаза ее снова светились.

И я только собрался притянуть ее к себе ближе, как в двери раздался стук. Ива вздрогнула в моих руках, а я прижал ее к себе и поднялся с ней со стула, пряча ее за угол кухни.

— Подожди, — прислушалась она. — Это Давид.

Стоит помянуть — тут как тут. Убедившись, что за дверью действительно стоит Горький, я направился за футболкой, а Ива пошла ему открывать.

— Тут от Игоря тебе передачка, — послышалось в коридоре. — И ужин привез.

Когда я вышел в кухню, Ива стояла ко мне спиной и набивала какой-то миниатюрный чайник прессованной заваркой. Видимо, анонсированный ранее пуэр.

— Доброго вечера, Стас, — поприветствовал Горький от холодильника. — Я зверски голоден, так что прошу меня простить и первым делом сесть со мной ужинать.

— Какие новости? — нетерпеливо поинтересовался я, поглядывая на Иву и параллельно отмечая, что ревность-то моя подросла с прошлого вечера.

У меня аж челюсть сводило, когда я глядел на Горького и представлял, как они тут когда-то с Ивой точно также жгли столешницу, пробуя все остальные поверхности на прочность. И Горький, уверен, чуял своим зверем мое напряжение. Но виду не подал, ясное дело.

— Уровень у заказчиков не такой большой, как я сначала подумал, — начал он непринужденно.

— Значит, скорее, идиоты, — постановил я, усаживаясь напротив него за стол.

— Это и хорошо, и не очень — неизвестно, куда кинутся в следующую минуту. — Давид накрывал на стол и тоже старался не встречаться со мной взглядом, чтобы не провоцировать мою зверюгу. Ну точно — понял все. — Камеры я тоже просмотрел. Подал протест на распоряжение о твоем задержании.

— Спасибо.

— То есть, мы скоро сможем вернуться? — обернулась Ива.

Надежда в ее голосе заскрежетала когтями по нервам.

— Посмотрим, Ив, — глянул на нее Давид. — Пока не знаю. Но теперь уверен, что здесь до вас точно не доберутся. Не с их мозгами.

Ива закатила глаза, ничего не замечая, и поставила передо мной небольшую пиалу:

— Это — первая порция, — объяснила рассеяно. — Потом будет крепче.

— За Ветлицким тоже организовал слежку, — продолжал Давид, — но по всему видно, что он ее ждал.

— Это понятно, — досадливо поморщился я.

— Весь такой белый-пушистый ходит на работу и с работы. Аж противно. — И горький выпил свою чашку залпом.

— Думаю, доступ в мои дела ты уже получил, — посмотрел я на него прямо.

— Да. Все его объекты, которые ты вскрыл, тоже под контролем. Посмотрим. Что его могло толкнуть на покушение, я только пока не понял. Никаких, вроде бы, громких арестов в его шайке ты последнее время не проводил…

— Думаю, кто-то следил за мной. — Я перевел взгляд на Иву. Она стояла у разделочного стола с прямой спиной и смотрела куда-то в стенку. Так хочет вернуться к своей жизни и так расстроена, что еще нельзя? — Я потерял бдительность в последнее время. Думаю, этим и воспользовались.

Наши взгляды с Горьким встретились, и — уверен — подумали мы об одном. Я втягивал Иву в свою небезопасную по сути жизнь. Хотя, разве его собственная была более безопасной? Быть может. Он же оборотень и ведьмак с кладбищем и туманом. А у меня только злость, зубы и пушка.

— Стас, выпей чай, — напомнила мне Ива.

— Интересный вкус, — напряженно выдавил я и вернул ей пустую пиалу.

— Пулю, которую вытащила из тебя Ива, и пушку я пока приберег. Когда отменят приказ об аресте, выложу криминалистам.

— И снова остается завидовать твоему крепкому прикрытию, — усмехнулся я.

Понятно же станет, что Горький встречался с нами во время действующего приказа. Но ему все с рук сойдет. Давид только усмехнулся:

— Семейные связи. А фамилия Коротаев тебе говорит о чем-либо?

— Нет, — даже не задумался я.

— Один из многочисленных руководителей местных отделов по контролю за исполнительными службами безопасности. Он отдал приказ.

— Действительно, не шибко заоблачно.

— Знаешь, что еще интересно? Убивать тебя наняли вообще теневую группировку. Трупы мне еще пробивают, но, судя по тому, сколько времени это занимает, то мы вряд ли найдем концы.

Я хмыкнул. А вот это действительно было интересно.

— Они вряд ли были одни, — хмурился я.

— Да, но транспорта ни на каких ближайших камерах пока не нашли.

И не найдут.

— А знаешь, это в духе Ветлицкого, — усмехнулся я. — Резкие необдуманные решения всегда его подводили. Я этим пользовался. Сначала на парковке промахнулись, потом в больнице не добили…

— Работали-то они нормально, — задумчиво возразил Горький, — просто ты им оказался не по зубам. К счастью. И для Ивы — в особенности.

Ну как же не натыкать меня в то, что я Иву себе забрал против его воли? Да-да, я в курсе, что ты мне поблажек не дашь, и что не дотягиваю до требований. И ведь хотелось зачем-то дотянуть… Я усмехнулся и отвел взгляд. Ну а чего я хотел? Что меня возьмут в семью? Это вряд ли.

Когда Ива прошла к столу с новой порцией пуэра, я еле подавил желание схватить ее и усадить к себе на колени.

— Я бы хотел позвонить отцу, — перевел я взгляд на Давида.

Тот кивнул и протянул мне мобильный. Я отправил очередную порцию чая в рот, едва не морщась, и оставил Иву с Горьким на кухне. Ну и дрянь этот пуэр. Будто земли заварили. Захотелось запить кофе.

На улице было темно и сыро, и туман выглядел еще более зловеще. Он будто цепной пес, бросался принюхиваться к любому, кто окажется в доступе, оставляя после себя капли липкой влаги на коже. Это ж какой притягательностью для женщин надо обладать, чтобы они соглашались жить с Горьким вот здесь? Зловещая романтика среди крестов, которые будто висели в воздухе благодаря туману, все же была на любителя.

Набрав номер отца, я устало прислонился к стене и прикрыл глаза.

— Пап, это я.

— Стас, — выдохнул отец в трубку, тяжело дыша. — Мне Игорь рассказал…

— Я нормально, не переживай.

— Но ты же после операции… Как ты себя чувствуешь?

Хорошо, что Игорь не сказал ему, что я еще и после нового пулевого…

— Нормально. Ива со мной.

Он тяжело вздохнул. Нет, он всегда знал, что я хожу по лезвию. Но, видимо, знать и столкнуться лицом с угрозой — разные вещи. А я и не думал особенно о его чувствах раньше. Я и ему мстил за то, что он не смог вернуть мать в семью…

— … А я — с Ивой, — добавил я зачем-то.

— Вот как?

— Да.

— Зная тебя, все серьезно.

— Для меня — да.

— Думаю, для нее тоже.

— Посмотрим…

Я протер глаза и усмехнулся. Только сейчас почувствовал, что мне страшно. Услышал его голос, слова поддержки, вспомнил о его принятии меня любого — злого, потерянного… И почувствовал страх. Я боялся не выдержать чего-то неопределенного. И того, к чему все это могло привести. Ведь если меня посадят или приговорят к смерти за убийство, мои беспризорники останутся одни. А еще я боялся смерти. И только отцу я мог доверить все это. Даже то, о чем никогда не скажу. Я просто мог это все чувствовать сейчас, поддаваясь мимолетной слабости.

— Стас? Что такое.

Он все понял. Всегда так было. Даже на расстоянии понимал, что я испытываю.

— Мне страшно. Я подвергаю жизнь Ивы угрозе. А еще я устал.

— Насколько я понял, все не так критично. Давид обещал, что тебе ничего не грозит. По крайней мере, дела против тебя возбуждать не будут — нет оснований.

В памяти, словно кресты в тумане, тут же проступили очертания тех событий, при которых я едва не посадил Игоря на электрический стул за убийство. Вернее, я ничего тогда не сделал. Как и в случае с этой женщиной, которая стреляла в него. А он… Он бросился меня оперировать и спасать мне жизнь, не задумываясь. И Ива — туда же. Нет, меня в эту семью точно не возьмут.

— Как там мои?

— Нормально все. Я сейчас с ними живу.

— Зачем? — насторожился я.

— Они в курсе, что тебя подстрелили. Вся больница на ушах, и Карен услышал…

— Понятно, — напряженно вздохнул я. — Как он?

— На поправке. Через пару дней сказали отпустят.

— Хорошо. Ладно. Пап…

— М?

— Будь осторожен.

— Хорошо, обещаю.

— Ты можешь звонить Иве, если что. Думаю, уже можно. Я номера ее не знаю, но спроси у Игоря.

— Стас, ну… ты же спросишь у нее номер? — усмехнулся он.

Я усмехнулся в ответ:

— Это меньшее, что я собираюсь сделать.

— Рад за тебя.

Мы попрощались, и усмешка сползла с морды. Я снова перевел взгляд на кладбище. Своеобразное напоминание о грехах, что тут скажешь. Мол, включай голову, Князев, либо очередной парящий крест будет вбит над твоим трупом.

Я развернулся и направился обратно в дом.

***

— Как ты? — поинтересовался Давид, когда за Стасом закрылись двери.

— Не знаю, — вздохнула я и уселась на нагретый Князевым стул.

— Он нервничает. По-настоящему. Не собирается тебя отпускать…

Я покусала губы, обняв чашку ладонями.

— Скажи, а… что между нами с тобой произошло?

Он непонимающе вздернул бровь.

— Мне интересно, почему никто не решился построить со мной серьезных отношений. Почему ты не захотел?

— Наверное, мы оба этого не хотели, — предположил он осторожно.

— Мне тогда тоже так казалось. А теперь я не уверена. Если бы ты предложил, я бы подумала…

Давид смотрел на меня напряженно, хмурясь каким-то своим мыслям.

— Давай, Горький, мне это важно, — попросила я.

— Ты — не моя женщина, Ива, — с обескураживающей честностью ответил он. — Ты не подходишь моему зверю.

Я медленно вздернула бровь.

— И в чем это проявляется?

— Ты бы не захотела сидеть у меня под боком, слушаться, рожать мне медвежат и признавать мой авторитет, — медленно перечислил он.

— Хочешь сказать, я не способна сделать оборотня счастливым, — тихо подвела я итог.

Он отрицательно покачал головой:

— Я не способен был построить с тобой счастливый союз.

— Звучит как слабое утешение, — усмехнулась я.

— Почему ты спрашиваешь? Хочешь серьезных отношений с ним?

— Это — не твое дело, — отбрила я и сунул нос в чашку.

— В любом случае, я желаю тебя счастья. Почему бы и не с ним?

— О, как! — усмехнулась я.

— Ты права, твоя жизнь — только твоя. А Стас… он… ну, почему бы и нет?

— Заткнись, — усмехнулась я. — У тебя не получается мне потакать.

— Черт, — улыбнулся Горький, но тут же посерьезнел. — Меня только его привычка жить под прицелом беспокоит. Он вел себя так, будто нечего было терять. Самоуверенным я его не считаю, он — не идиот. Но… слишком молод, наверное…

Я улыбнулась.

— Ну до тебя-то, старого и матерого, ему и правда далеко. Боишься, он тоже повзрослеет и поймет, что я ему не подхожу?

— Жалеешь себя?

— За вами с Игорем не успеваю.

— Он от тебя уже не откажется. Его зверь на меня рычит и скалится, защищая свое. Стас просто отлично держит его под контролем.

— Ладно, посмотрим, — вздохнула я, ежась внутри от смущения.

Ну зачем я у Горького взялась выяснять, что со мной не так? Наверное, потому что это он со мной расстался, а я сделала вид, что ничего не заметила и ушла с головой в работу. Это потом я узнала, что он просто встретил другую. Да, так бывает. Только он не спрашивал, хотела ли я его с его авторитетом и медвежатами. И самое неприятное было в том, что это же Горький — он все знает! А вдруг я и правда неспособна сделать счастливым мужчину, которому нужны семья и дети?

Позади тихо щелкнула дверь, и спину лизнуло холодным сквозняком.

— Не устаю удивляться тому, как у тебя живописно за дверью, — послышалось хриплое.

И Князев подхватил меня на руки и усадил к себе на колени.

— Холодный, — нахмурилась я, поворачиваясь к нему и обнимая за шею.

Он обнял меня в ответ и прижал к себе.

— Значит, мы пока сидим тут и отдыхаем, — пожала я плечами, обращаясь к Давиду.

— Пока да, — подтвердил он и поднялся с пустой тарелкой, направляясь к раковине.

— Я помою, — машинально сообщила я.

— Давид, у меня просьба, — вдруг привлек его внимание Стас. — Я переживаю за своих подростков. Не думаю, конечно, что что-то может случиться, но…

— Я понял, — кивнул Горький. — Направлю туда своих на периметр.

— Спасибо.

А я почувствовала, как Стас весь напрягся под моими ладонями. Когда Горький распрощался, он поднялся со мной и понес меня в ванную.

— Я не хочу.

— Я не спрашиваю, — пробурчал и усадил меня на край.

— Что случилось? — Я пыталась поймать его взгляд. — Стас?

Он зло дернул кран, включая воду на полную.

— Я дерьмово вел себя, Ива… — Он оперся руками о края ванной и свесил голову. — Горький вообще не обязан меня сейчас вытаскивать из дерьма…

— Все ошибаются. Скажешь ему «спасибо» и проведешь работу над ошибками.

Он поднял голову и посмотрел мне в глаза:

— Я не знаю, что тебе сейчас сказать, — усмехнулся. — Что мне плевать на то, считаешь ли ты меня достойным себя? Или что мне жаль, что я — такая тварь?

— Я не считаю себя лучше, — тихо возразила я. — И то, что тебе жаль, меня устраивает.

Он выпрямился и уселся у меня в ногах.

— А что же с тобой? Почему не считаешь? — склонил он голову на бок. Я видела, что он все еще не находит выхода злости. И стало не по себе. — Ты же ангел почти…

— Не надо.

— Я серьезно.

— Я — не ангел.

— Убила кого-то? — въедался он в меня взглядом.

— Все хирурги когда-то кого-то убили.

— Тогда почему ты не считаешь себя лучше? Ты спасаешь жизни.

— Ты — тоже. Ты рискуешь своей, спасая чужие. — Я обхватила его лицо ладонями, а он накрыл их сверху своими. — Перестань злиться…

Стас открыл глаза и посмотрел в мои, и в этот момент у меня сердце кувыркнулось в груди. Как и у него. От его пристального взгляда пересохло в горле.

— Так тебя пугаю? — хрипло спросил он.

— Нет. — Грудную клетку сдавило. И зачем я интересовалась у Горького мнением на свой счет? Мне все равно не быть с Князевым. Потому что рано или поздно он узнает. Только теперь это может ударить его слишком сильно. А я знаю об этом, но продолжаю цинично пользоваться его выбором. И то, что он будто не спрашивает, меня не оправдывает. Я ведь не отказываю ему, не говорю «нет». — Слушай… — Ладони взмокли, и я попробовал соскользнуть ими с его лица, но он не позволил улизнуть. Князев взял мои руки в свои и внимательно вгляделся в лицо. Его взгляд темнел и наливался сталью, а я начинала задыхаться от того, что собиралась ему сказать. — Скоро все это закончится…

— И? — потребовал он.

— И… я…

— Ты собираешься закончить и со мной? — подсказал он. — Не советую даже думать об этом. По крайней мере, без весомых аргументов. У тебя есть такие?

— Я тебе не подхожу, — просипела я, каменея внутри.

— Это не тебе решать. — И он сжал мои ладони сильней.

— Я старше, — блеяла я.

— Ненамного, — качал он головой недоверчиво. — Ты не подготовилась, Ива. А, значит, врешь мне про реальную причину.

— Я тебя не стою.

— Это снова не тебе решать.

— А что же решать мне?

— Все остальное, — спокойно ответил он. — Я тебе нравлюсь?

— Да.

— Ты меня хочешь?

— Да.

— Хочешь быть моей?

И так посмотрел при этом, как умел только мужчина с фамилией Князев. В его взгляде искрила такая уверенность в себе, что глаз не оторвать. Женщины велись на такие взгляды, как кролики на гипноз удава.

— Вижу, ответ снова положительный, — заключил Стас безошибочно, а я только и смогла, что открыть и закрыть рот. — Тогда у тебя кончились аргументы. А у меня — терпение.

И я сама скользнула ему в руки, а он подхватил и ответил на мою отчаянную жажду. Невозможный мужчина! Просто сногсшибательный! Я всего второй день тут с ним, а мне уже и не нужен никто. Потому что он обещал мне все — защиту, страсть, принадлежность и безусловное принятие.

Я впивалась в его плечи и подставляла шею, захлебываясь отчаянным желанием и потребностью в прощении. Ну как мне ему сказать, что это я?.. Даже если бы я собралась, у меня бы сейчас не вышло.

Как же хотелось стать его… Его сильные уверенные руки держали так по-особенному, что отказаться от этого вдруг стало невозможно. Я никогда не была в руках мужчины, который хотел бы меня полностью и не был готов отпустить. Может, я просто слишком устала? И все это просто стечение обстоятельств, которые не оставили выбора?.. Но как же не хотелось трезветь от надежды и восторга, обнаружить себя снова в своей конуре под крышей и встретить в одиночестве очередной предсказуемый день! Что же мне делать…

А, может, не говорить? Этот выстрел свел нас вместе, сшил сердца и… Дура. Я же его почти убила.

— Стас… — прошептала я, пытаясь вывернуться и остановить. — Я…

Его возбужденное рычание прошлось по моей грудной клетке, и он вжал меня в стенку ванной, подхватывая под бедра. И мы снова слились в одно, а я задохнулась от восторга, сжимая его бедра ногами, и впилась пальцами в плечи, подставляя шею.

— Хочешь? — потребовал он, впиваясь когтями в ягодицы.

— Да… м-м-м…

Наверное, он был первым в моей жизни мужчиной, которому я позволила быть главным полностью. Стас ударял мои бедра о свои так сильно, как хотелось ему, а я билась лопатками в стенку, лихорадочно хватая ртом то порцию воздуха, то его губы, и чувствовала себя свободной настолько, что могла себе позволить все. Мне не нужно было думать, какая я для него, насколько мы подходим друг другу и что завтра. Ведь если не сказать, он останется рядом и будет готов на все. Черт, ну как же это невыносимо хорошо, когда так!..

— Ива, резинка, — прохрипел Князев.

— Да иди ты, — вцепилась я в него, заставляя послать все благоразумие к чертям и сойти с ума вместе со мной.

А потом еще раз. И еще…

Мы устроили Горькому потоп в ванной, забыв о том, что набирается вода напрочь, и страстная ночь закончилась ликвидацией потопа.

— Все же мне надо будет что-то принять для экстренной контрацепции… — вздохнула я на груди Князева, лежа с ним в горячей ванной.

— Ты совсем страх потеряла, — прохрипел он устало.

— Мы же взрослые, да, Стас?

— Именно поэтому я тебя предупредил один раз. Второй раз предупреждать не буду.

Я закатила глаза и растеклась в его руках окончательно:

— Ладно, я поняла…

— Надеюсь, ты все правильно поняла. А не по-своему.

— Ты меня не знаешь. Откуда тебе известно, как это — «по-моему»?

— Ну, ты либо будешь мне врать, и у нас ничего не выйдет. Либо мы берем на себя ответственность за все, что между нами происходит. — И так это прозвучало уверенно, что у меня в горле пересохло от непонятной жажды. А Князев продолжал меня медленно добивать. — Я хочу тебя, Ива, всерьез. Ты сказала, что тоже хочешь. Чего ты боишься? Что я тебе не подойду?

— Мы знаем друг друга несколько дней, — просипела я.

— Ты знаешь Игоря всю жизнь. Как тебе это помогло стать с ним счастливой? А с Горьким?

Я только вздохнула и прикрыла глаза.

— Я же взрослая женщина, Князев, — заворочалась упрямо. — А мне и правда хочется все послать к чертям и пуститься в этот омут с головой… С тобой.

— Это не омут, Ива. Это… то, чего нам обоим хочется.

— И чего же?

— Тебе хочется, чтобы тебя принимали такой неудобной, какой ты себя считаешь. Как там Горький сказал? — Он усмехнулся. — Непослушная, не домашняя…

— Ты слышал?

— И почему вы все так трепещите перед его авторитетом? — покачал он раздраженно головой.

— Ну разве он не прав?

Я продолжала пререкаться с Князевым только потому, что мне было очень приятно слушать его возражения. Будто бы меня осудили, а он — мой адвокат, который взялся за безнадежное дело.

— А ты как хочешь? Чтобы он был прав?

— Не даешь мне насладиться самодовольством, — усмехнулась я.

— Ива, ты на самом деле — маленькая девочка, — сжал он меня крепче. — Тебя слишком рано заставили стать взрослой. Но тебе не хотелось.

— Да, наверное, — прошептала я, едва не задыхаясь от откровения, которое происходило между нами.

— Будь, кем хочешь. Ты мне нравишься, — улыбнулся он. — И расскажи мне, наконец, о себе…

— Что тебе рассказать? — растерялась я.

— Началось, — усмехнулся он. — Все, что хочешь. Но чтобы потом не говорить, что я о тебе ничего не знаю. Я даже могу сдать экзамен, хочешь? Но мне нужно хотя бы раз прочитать билеты… Давай. Как ты докатилась до того, что сидишь сейчас со мной в одной ванной?

Я было прыснула, но усмешка сползла с лица.

— Ну, у меня где-то есть семья. Мать, отец, два брата. Но мы не общаемся почти.

— Почему?

— Отец у меня военный. И считал, что в семье должна быть строгая организация и дисциплина. Детей нельзя было баловать любовью и излишней опекой. Сыновья у него выросли достойными наследниками его титула и рода. А меня отправили в интернат, потому что смотреть за мной было некому. Мать вымоталась соответствовать его требованиям, и я даже рада была больше этого не видеть…

Да, Стас оказался и в этом прав. Меня и правда не любили те, от кого этой любви хотелось больше всего.

— Однажды я попала на летнюю практику в больницу. Мы вычищали там двор, красили заборы, двери, мусорные баки… Мне было лет двенадцать, кажется. Там я и познакомилась с Игорем. Мы сдружились. И он протащил меня внутрь операционного отделения. А потом я увидела твою мать. И мне захотелось стать такой же… — Я забылась, окунаясь в воспоминания. — Ты бы ее видел! Она мне казалась такой крутой! Сильная, смелая, самоотверженная, умная… Как она четко ставила цели перед командой, как решала сложившиеся ситуации и выходила из безвыходных стечений обстоятельств… Она меня восхищала.

Стас усмехнулся над ухом, и я вжала голову в плечи.

— Продолжай, — тихо попросил он и принялся приятно массировать плечи.

— Ну и все, собственно. Я заболела хирургией. Завидовала Игорю жутко. Ведь он проводил в больнице все свое время, а мне хоть и повезло завести знакомства, но все равно приходилось ждать каникул, чтобы снова попасть в хирургию на практику. Я не могла дождаться, когда поступлю в Академию. И твоя мама помогала мне готовиться к экзаменам вместе с Игорем. Ну и… вот. Пятнадцать лет пролетели, как один день…

Пока я рассказывала, Князев вытянул меня из ванной, укутал в полотенце и отвел в спальню.

— Так а с семьей все же что? Совсем не хотят тебя видеть?

Он уложил меня в кровать и лег рядом, подперев голову рукой.

— Мама звонит иногда, — усмехнулась я с горечью, глядя в потолок. — Передает мне приветы от отца и не теряет надежды образумить…

— Это как?

— Это вернуться в их жизнь и выйти удачно замуж. Предлагали к ним приехать, надеялись представить меня там кому-то… Но я не соответствую.

Стас только напряженно выдохнул и покачал головой. И мне захотелось найти в этом всем хоть что-то светлое.

— С братьями я общаюсь чаще, особенно с младшим. Он у меня каким-то образом не задубел душой на той военной должности, которую ему обеспечил отец. Умудряется даже вопреки его воле заниматься любимым делом — строит в поселке дома из дерева, сам все проектирует, занимается дизайном, отделкой…

— Вот как? — восхищенно улыбнулся Стас. — А старший?

— Старший — самая большая папина гордость, — усмехнулась я с горечью. — Дослужился до высшего статуса, командует в северном округе целым подразделением. А отец метит в Совет Высших. В общем, они слишком все заняты, чтобы… даже и не знаю... видеться со мной?

— Я даже не думал, что настолько прав на твой счет.

— И откуда ты только такой умный взялся? — улыбнулась я, любуясь им.

Он усмехнулся и притянул меня к себе:

— Мне жаль.

— Я давно свыклась, — прошептала я, принимая его сочувствие.

— А ты действительно чуть ли не всю жизнь знаешь Игоря, — задумчиво заметил он.

Захотелось сказать ему, что мы с Игорем и правда хорошо друг друга знаем и готовы на многое, если не на все. Но я промолчала, будто бы уже все, что я скажу, может быть использовано против.

— Ив?

— М? — поежилась я.

— Что это за чай такой отвратительный? До сих пор во рту привкус пыли.

Я прыснула.

— Это шутка что ли была? — оскалился Князев. — Вы с Горьким набрали земли с какой-то могилки?

— Ну ты и темнота, — протянула я, делая вид, что не замечаю, как он подминает меня под себя. — Это же пуэр! Эксклюзивный выдержанный китайский чай с крепким характером и вкусом. От него потом такой бодряк! Когда Горький научил меня его пить, у нас все отделение подсело…

Стас улыбался, а я что-то говорила-говорила… Про своего кота, про то, сколько раз сдавала на права, про любимое кафе в центре, где готовят потрясающий плов…

— Ты — необыкновенная, Ива. Как Горький мог тебя отпустить? — прошептал вдруг тихо Князев. — Но ваш с ним пуэр все же редкое дерьмо.

Я посмотрела на него и улыбнулась, потом нежно погладила его по щеке и поцеловала.

— Спи, — прошептала в губы.

А сама вылезла из кровати, тихо скользнула из комнаты и прикрыла двери. Чтобы тут же задохнуться немой болью и отчаянием. Кое-как одевшись, я вытянула пачку сигарет с дальней полки кухонного шкафа и вышла на улицу… и тут же сдавленно всхлипнула, стараясь не разреветься. Слезы покатились по щекам, в груди невыносимо сдавило, и я поспешила чиркнуть зажигалкой.

Ну а что ты хотела, Ива? Что можно кого-то просто так пристрелить?..

Хоть бы Стас не пошел сейчас выяснять, почему у него сердце колотится в горле. Потому что если он придет за мной, я ему сейчас все и расскажу…