Раб раскрыл перед Гафуром двери, и мы вошли в его спальню. Мое сердце болезненно сжалось, две недели безмятежности закончились. Мужчина потянул меня за руку, а потом толкнул вперед, я пробежал по инерции, и остановилась посреди комнаты, не решаясь поднять на господина взгляд. Точно хищник, что вел медленную охоту, Гафур стал обходить меня кругами, рассматривая с ног до головы. От этого стало по-настоящему жутко, и я снова сжала руками книгу, которая все это время была у меня.
— Я думал, что мои умелые руки и страсть излечат тебя от холодности, Джуман. Но я ошибся. Ты все такая же ледяная, как и в первый раз. Ты больше не плачешь и не просишь остановиться, а покорно сносишь мои ласки, но они так и не смогли зажечь в тебе огня и растопить лед. Ты могла смириться, принять свою судьбу, открыть в себе страсть и отзывчивость, чтобы стать счастливой, но ты не захотела сделать этого. Ты самолично обрекаешь себя на несчастье, на участь пленницы в моем гареме, хотя могла стать его хозяйкой. Твоя гордыня губит тебя, Джуман, — мужчина подошел совсем близко и зловеще зашептал: — Чего достойна строптивая рабыня, которая не радует своего господина? Ты знаешь?
Я молчала, а в голове всплыли жуткие картины о несчастных женщинах, картины, которые недавно «рисовала» мне Батул. Страх сковал сердце, и я прикрыла глаза, стараясь обуздать его. Гафур вцепился пальцами в мой подбородок, и я вмиг распахнула глаза, натыкаясь на его горящий взор:
— Она достойна самого худшего наказания. И та порка на корабле, покажется тебе несущественной в сравнении с тем, что я могу с тобою сделать.
Я вдруг поняла, что смертельно устала. В голове вспыхнула мысль «нельзя всю жизнь бояться», и страх неожиданно пропал. Мне вдруг стало абсолютно безразлично, что он со мной сделает.
— Делай что хочешь.
Его взгляд сузился, а пальцы сильнее сжали мой подбородок:
— Что хочу?! Я могу приказать забить тебя палками до смерти или отдать на забаву своим рабам!
Я медленно наклонила голову, спокойно рассматривая мужчину, которого больше не боялась. Возможно, я пожалею об этом позже, но сейчас меня накрыло такое безразличие, что я, наконец, перестала таиться. Я открыла то, что было на сердце:
— Чего ты хочешь от меня, Гафур? Чтобы я дрожала от страха? Неужели тебе не надоело ласкать в своей постели женщину, которая не хочет там быть. Женщину, которая приходит к тебе лишь из страха боли и смерти? — мужчина отшатнулся от меня, наверное, читая в моих глазах всю ту пустоту и безразличие, что завладело моим сердцем. Я улыбнулась: — В твоем гареме столько достойных женщин, которые живут лишь одним тобой. Они отдадут последнее, чтобы ты наградил их своей мимолетной лаской. А ты выбираешь ту, которая не хочет быть с тобой. Я была покорной, податливой, послушной, безропотно делала все, что ты хотел. Но тебе мало этого. Чего ты хочешь от меня? Моей любви? Чтобы я так же, как они, падала в ноги и молила о ней? Пойми, наконец, Гафур, этого никогда не будет. Твои наложницы любят тебя, потому что ты их спас, подарил лучшую жизнь. Ты их герой. А меня ты погубил, разрушил моё будущее, украл мое счастье. Я никогда не смогу полюбить тебя, потому что ты мой мучитель, и всегда им останешься. Так что реши уже, наконец, мою судьбу и не мучай больше, — я медленно опустилась на колени, не отрывая взгляда от мужчины, который слушал меня в немом удивлении: — Прими вынужденную покорность бесправной рабыни Джуман и не жди от неё большего. Или убей свободную дочь графа Джоанну, которая никогда не подчинится тебе и не полюбит, — я покорно опустила голову и прошептала: — Ты примешь единственно верное решение, потому что ты хороший человек, Гафур. Иначе бы Батул не любила тебя так сильно.
Я не двигалась, ожидая его реакции, а Гафур молчал. Наконец, мужчина притронулся ко мне, ухватил за подбородок и приподнял лицо к себе. Его взгляд не пылал яростью, он светился чем-то другим, чем-то спокойным. Я не смогла дать этому определения, но поняла, что Гафур принял решение:
— Я рад, что ты не сломалась, — сказал он и нежно погладил меня по щеке. Я не понимала, что происходит. — Ты сильная женщина, Джуман, ты не уступила ни боли, ни ласке. Тебя не подкупили подарки, не испугала моя ярость. Твое сердце закрыто для жадности и тщеславия, но открыто для нежной заботы о моей Батул, словно она твоё дитя, — мужчина на секунду задумался, а потом продолжил: — Ты сказала, что я хороший человек, но это не так. Будь я хорошим, я бы подарил тебе свободу, о которой ты так мечтаешь. Но нет, я в отличие от тебя жадный. Я оставлю тебя при себе, чтобы и дальше называть своей жемчужиной. Мне никогда не будет хватать лишь твоей покорности, но твою любовь я больше не стану требовать или покупать. И, возможно, тогда она родится сама собой.
Я попыталась возразить, но мужчина прикоснулся пальцами к моим губам, заставляя замолчать. Он улыбнулся:
— Нет, молчи, моя жемчужина. Ты и так сказала сегодня достаточно. Больше не хочу тебя слушать, хочу тебя целовать, — он нежно провел кончиками пальцев по моим губам и потянул меня за руку, вынуждая подняться. Гафур припал к моим губам в страстном поцелуе, и я отринула все мысли, смиряясь со своей судьбой.
Этой ночью он не был требовательным или чересчур страстным. Он был предусмотрительно нежным, заботливым и сдержанным. Его руки мягко ласкали мое тело, а губы покрывали кожу легкими поцелуями. Его проникновение и толчки тоже были размеренными, а кульминация спокойной. И первый раз за все время, я не подумала о насилии, и эта мысль меня испугала.
Перед самым рассветом меня, как всегда, разбудил Карим и беззвучно велел подниматься. Я перевернулась на бок, и уже собиралась встать с постели, когда мужские руки, обхватили мое тело и притянули обратно:
— Оставь нас, Карим, — велел Гафур, зарываясь лицом в мои волосы. Карим почтительно кивнул и быстро ретировался. Господин теснее прижал меня к себе и прошептал: — Спи, моя Джуман. Спи.
Я прикрыла глаза. От меня не укрылся все понимающий взгляд Карима — сегодня утром родилась новая фаворитка в гареме Гафура. Мне захотелось взвыть от осознания этого. Нежные руки мужчины, что заботливо обнимали меня со спины, казались пудовыми цепями, которые крепко удерживали в неволе не только мое тело, но теперь и душу. Я больше не чувствовала к Гафуру ненависти, напротив, после вчерашнего вечера и нашего откровенного разговора, мужчина вырос в моих глазах. Он не наказал меня за неприглядную правду и сам был откровенен. Первый раз я увидела в Гафуре не насильника и монстра, а обычного мужчину, который просто подвержен земным страстям, как и другие люди. В моих глазах мужчина стал более человечным, но мне не хотелось, чтобы так было.
Не хочу чувствовать к нему что-то хорошее. Не хочу!
Утром нас разбудили рабыни, и мне пришлось мыться вместе с Гафуром в его огромном бассейне. Мужчина то и дело бросал на меня лукавые взгляды и это меня смущало. Рабыни, почувствовав хорошее настроение господина, весело болтали и смеялись, а когда Гафур шутливо брызгал на них водой и вовсе взрывались в веселом хохоте. Я мрачнела все больше, мне было совсем не по нраву их дурашливое веселье. Гафур заметил мое состояние и, подплыв ближе, притянул к себе:
— Не хмурься, моя жемчужина, — улыбнулся он и поцеловал меня в волосы. — Хочу, чтобы на твоем лице была только улыбка, и ты смеялась.
— Мне кажется, здесь и так перебор со смехом, — хмыкнула я.
Мужчина рассмеялся и теснее прижал меня к себе:
— Ревнуешь?
Я удивленно воззрилась на него, а он рассмеялся пуще прежнего:
— О, Джуман, как выразительно твое лицо! Что, хочешь утопить меня в этом бассейне.
Я не сдержала ответ:
— Больше всего на свете.
Мужчина быстро поцеловал меня в губы:
— Давай повременим с этим, хорошо? — улыбнулся он и отплыл от меня.
Рабыни продолжили нас мыть. После растирания полотенцем и ароматным маслом на меня надели новое платье, расшитое золотыми нитями. Полулежа на кровати, Гафур с ленивым интересом наблюдал, как служанки заплетают мои волосы в свободную прическу. Когда девушка накинула на мою голову платок, мужчина велел:
— Убери это.
Служанка покорно отошла, унося с собой платок. Я обернулась к мужчине:
— Господин, я всегда покрываю свои волосы.
— Больше нет. Больше ты не станешь их скрывать. Я и так терпел это слишком долго, — ответил Гафур и встал. Он взял что-то со стола и подошел ко мне. Через пару секунд на моей шее красовалось массивное золотое ожерелье с россыпью изумрудов. — Нравится?
Я посмотрел на себя в зеркало, перед которым сидела, и притронулась к холодному металлу. Украшение было достойно королевы. Я не стала лукавить:
— Оно очень красивое.
Гафур повернул меня к себе и заглянул в глаза:
— Я не спрашивал красивое оно или нет. Я спросил, нравится ли оно тебе.
Я медленно кивнула:
— Мне нравится, господин, — а потом тихо добавила: — Но новая книга мне бы понравилась больше.
— Кто бы сомневался, но довольствуйся тем, что есть, — сказал он и легко щелкнул меня по носу.
Мы вышли из его спальни и, пройдя небольшой коридор, оказались в другой комнате. Мое внимание сразу привлек низкий стол, на котором было расставлено множество различных блюд.
— Доброе утро, — услышала я знакомый низкий голос и быстро глянула вглубь комнаты.
На меня смотрели темные глаза, и я пропустила удар сердца.
— Здравствуй, Аббас, — улыбнулся Гафур, подвел меня к столу и усадил на подушки. — Как прошла твоя ночь?
— Спасибо, Гафур, все хорошо.
Мужчина кивнул другу и посмотрел на меня:
— Моя ночь тоже прошла очень хорошо.
Мое лицо залила краска стыда, и я опустила голову. Гафур сел возле меня, а Аббас напротив. Мы начали завтрак, мужчины вели свой разговор, в который я не вслушивалась. Я очень остро ощущала на себе легкое проглаживание руки Гафура, и еще острее взгляд Аббаса, под которым мне становилась особенно неуютно. В какой-то момент я вскину на него взгляд, готовясь отразить осуждение, но не прочитал во взгляде мужчины ничего, кроме спокойствия. Завтрак, тянувшийся казалось вечность, наконец, подошел к концу, и Гафур, после легкого поцелуя в губы, отослал меня к себе. Я быстро поднялась и почтительно поклонилась, а потом мгновенно скрылась в коридоре, чувствуя на своей спине два мужских взгляда.
Я стремительно шла по коридору гарема, не желая встречаться ни с кем, и только когда закрыла дверь своей маленькой спальни, перевела дух. Мне хотелось побыть одной и подумать обо всем, что произошло, но мне не позволили остаться одной. Сначала Ламис влетела в комнату, точно ураган, и радостно хлопая в ладоши, закружилась вокруг меня:
— Моя девочка, я так рада за тебя! Так рада! Карим мне все рассказал. Теперь у нас много дел, надо собрать все твои вещи и перенести в спальню побольше.
— Мне нравиться и эта спальня, — буркнула я.
Ламис погрозила мне пальцем:
— Ну, уж нет! Ты не можешь отказываться. Ты стала фавориткой господина, а значит, достойна только самого лучшего. И я лично прослежу за тем, чтобы оно у тебя было.
Я не стала с ней спорить, это было бесполезно. Я медленно села на кровать, безмолвно наблюдая за тем, как Ламис и три рабыни занялись моими вещами. Через два часа я уже седела на новой кровати в новой, большой спальне, окна которой выходили в цветущий сад. Рабыни ушли и Ламис тоже, заяви, что у неё еще много дел, и я подумала, что, наконец, побуду одна. Но через пару минут дверь снова раскрылась, и улыбающаяся Батул вплыла в комнату, даже её я не хотела сейчас видеть.
— Ты очень рада, я знаю, — устало произнесла я.
Батул присела возле меня и улыбнулась:
— Да, я рада. Похоже, гораздо больше чем ты.
— Ты же все понимаешь
— Понимаю.
Батул обняла меня и начала гладить по волосам:
— Вот увидишь, быть фавориткой не так и плохо. Все слушают тебя, выполняют любые прихоти и даже боятся. Мне нравилось, это тепленькое местечко, — улыбнулась она.
— Я приберегу для тебя это «тепленькое местечко» и сразу отдам обратно, как только ты отойдешь от родов, — ответила я на улыбку улыбкой.
— О, Джуман, оставь себе, теперь у меня будет место гораздо лучше. Я буду матерью первенца господина, а это важнее любой фаворитки. Так что как не крути, я все равно главнее тебя, — притворно строго сказала Батул, и мы рассмеялись. Девушка обвела взглядом комнату: — Хорошо, что Карим велел переселить тебя в эту спальню, моя рядом, так что теперь мы сможем гораздо чаще видеться. Тебе нравятся твои новые покои?
— Да. Если бы только они не шли с довеском.
Батул строго сказал:
— Все, хватит плохих мыслей. Теперь у тебя начнется другая жизнь. Будь благодарна за неё. В гареме все говорят только о тебе и Исад, — подруга замолчала и как-то странно на меня посмотрела. Я взволновалась, понимая к чему клонит Батул. Я не хотела ничего знать, но подруга была намерена меня просветить: — Исад провела ночь с Аббасом.
Я быстро поднялась с постели:
— Не хочу ничего знать.
— Исад делает печальный вид и говорит всем, что Аббас очень требовательный и жесткий любовник. А сама вся светится от удовольствия, точно путник в пустыне, который напился вдоволь у ручья, — продолжила Батул, будто и не слышала меня.
Я резко обернулась к ней:
— Сказала же, не хочу знать!
— Нет, ты меня выслушаешь! — взвилась Батул и тоже встала. Я никогда не видела её такой, может и правда в ней растет сын господина, отважный воин, который и своей матери передает властную силу. — Он выбрал Исад вчера, как только вы с господином ушли, и не отпускал всю ночь. Ей он, как и тебе, дарил свою нежность и любовь.
Я начинала злиться, но понимала, к чему она клонит:
— Мне это не интересно.
— А мне вот интересно: кого он выберет в следующий раз?
— Батул, — остановила я девушку. — Я все поняла, хватит.
— Нет, Джуман, не хватит! По глазам вижу, тебя задели мои слова. Но со временем я, надеюсь, твоя одержимость этим мужчиной пройдет. Так будет лучше для всех, особенно для тебя, — Батул подошла ко мне и сжала мои ладони: — Я забочусь о тебя, так же как ты обо мне. Я хочу уберечь тебя от беды.
— Я знаю.
Она улыбнулась и заметила:
— Очень красивое ожерелье, все наложницы позеленеют от зависти.
Я и забыла, что на мне был подарок Гафура. Я тут же захотела его сорвать и выбросить в окно, но остановила себя, ради спокойствия беременной подруги. Я улыбнулась:
— Мне тоже оно нравится.