Мой добровольный плен

Глава 18

Весть о моем временном пленении утром принес сам Карим. Мужчина учтиво поклонился Батул и строго посмотрел на меня:

— Тебе запрещено выходить из комнаты, Джуман, пока господин не даст другого распоряжения.

Батул удивленно посмотрела сначала на меня, а потом на Карима:

— Что? Почему?

— Так велел господин, — ответил ей Карим, поджимая губы.

— Но почему он так велел?

На сей раз подруге ответила я, потому что Карим явно не собирался этого делать:

— Я вчера имела неосторожность совершить по дворцу ночную прогулку. Но, знаешь, она была очень познавательной. Например, я узнала, что ношу под сердцем ребенка, — Батул испуганно расширила глаза, а я продолжила: — Узнала, что ты знаешь об этом, Карим знает об этом, и еще, наверное, половина гарема знает об этом. Но никто из вас не решил просветить в этом меня. Вот мне интересно, почему? Ну, с Каримом все ясно. А ты Батул? Почему ты мне ничего не сказала?

На женском лице появилось раскаяние, и подруга нервно сжала руки:

— Джуман, я не была уверена в этом. Просто предположила, что это возможно.

— И сразу сообщила об этом Кариму. Кариму, Батул, не мне.

Женщина подошла ко мне и села напротив:

— Прости, Джуман. Я просто боялась ошибиться, не хотела волновать тебя раньше времени.

— Никто не хотел волновать меня раньше времени, — ответила я. — Какая забота о моей персоне.

Батул взяла мои ладони в свои и сжала:

— Джуман, скажи, что прощаешь меня. Прошу.

Ну как я могла на неё обижаться, я улыбнулась и ответила на пожатие:

— Я не злюсь на тебя, Батул. Только обещай мне, что больше никаких тайн.

— Обещаю, — улыбнулась подруга и посмотрела на Карима. — Я хочу поговорить с господином. Спроси у него, когда он сможет меня принять.

Я не хотела, чтобы Батул решала мои проблемы, и тем самым сама становилась под удар, поэтому остановила её:

— Не нужно, Батул. Господин вчера был мною недоволен, — смягчила я правду. — Давай дадим ему время, чтобы остыть.

Батул сомневалась пару мгновений, а потом все же отменила свой приказ и отпустила Карима. Когда за мужчиной закрылась дверь, она тихо спросила:

— Что ты вытворила на этот раз?

Я усмехнулась:

— Всего лишь уличила Гафура во лжи.

Взгляд Батул расширился, в нем поселился ужас:

— Что ты сделала?!

Я успокаивающе пожала её руку:

— Все хорошо, Батул, не беспокойся. Все обошлось. Господин, конечно, злится, но думаю больше на себя, чем на меня.

— Сейчас же расскажи мне все!

Я быстро поведала подруге о своем ночном приключении, разумеется, опуская самые острые моменты и ненужные для неё подробности. К концу моего рассказа Батул совсем успокоилась, а на её лице появилась загадочная улыбка:

— Значит, он велел не выпускать тебя из комнаты?

— Да, чтобы я не могла и дальше допытываться у него о том, почему он не отправил к Аббасу гонца.

— А перед этим сказал, что не хочет тебя больше и выгнал прочь?

Я, наконец, обратила внимание на её улыбку:

— Я, конечно, рада, что моя история тебя забавляет. Но не могла бы ты все же пояснить, какая именно часть вызывает у тебя на лице эту хитрую улыбку?

— Не понимаю, о чем ты, — сказала Батул и встала.

— Что? Ты издеваешься надо мною? Ты думаешь, что сможешь так просто уйти от ответа. Батул!

Подруга неспешно прошла к выходу из комнаты, как будто и не слышала меня. А затем распахнула дверь и обернулась ко мне с яркой улыбкой на лице:

— Ах, как жаль, Джуман, что тебе нельзя выходить из спальни.

Я не смогла сдержать улыбки, когда разгадала замысел подруги:

— Иди-иди, Батул, но не забывай, что, когда ты вернешься, я все ещё буду здесь.

— И я очень этому рада, — усмехнулась женщина и вышла из комнаты.

Я легла на кровать и попыталась еще поспать, потому что ночью, из-за известных событий, у меня этого плохо получилось. Вскоре я проснулась и почувствовала себя отдохнувшей, Батул все еще не вернулась. Я умылась, надела простое платье и решила оставить волосы не заплетенными — плюсы домашнего ареста. Я удобно расположилась в кресле у окна и открыла книгу по медицине, пытаясь увлечься чтением. У меня это даже получилось, пока дверь спальни не открылась. Я улыбнулась и посмотрела на вход, в ожидании Батул, но это была не она. Гафур медленно прошел в комнату, пристально рассматривая меня. Казалось, он разглядел все: и мои неубранный волосы, и простое платье, и голые пальчики на ногах, которые я поджала под себя. Я напряженно следила за мужчиной, пока он подходил, а потом сказала:

— Батул нет, она вышла.

— Я знаю, — ответил Гафур и сел напротив меня в другое кресло. — Я пришел к тебе, не к ней.

— Ты пришел сказать мне правду? — тихо спросила я.

— Да. Я долго думал и решил больше не скрывать её от тебя. Я хотел уберечь тебя, но сейчас вижу…

Дверь спальни резко распахнулась, и запыхавшаяся служанка вбежала в комнату, за ней маячил слуга, не решаясь её остановить. Гафур бросил на них раздраженный взгляд:

— Что?

— Госпожа Батул. Началось. Ребеночек просится на свет.

Мы с Гафуром быстро переглянулись и одновременно вскочили на ноги:

— Как? Еще ведь рано? — в ужасе спросила я.

— Госпожу Батул уже отнесли в комнату для рожениц, но она просит вас к себе, госпожа Джуман.

— Конечно, — я уже собралась бежать к двери, но крепкие пальцы Гафура обхватили мое запястье, останавливая. Я в удивлении воззрилась на мужчину, пусть только попробует сказать, что запрещает мне быть возле подруги…

— Обуйся, — тихо велел Гафур.

Я быстро кивнула, признавая его правоту, подбежала к кровати и обула шелковые туфельки. Пока мы шли по коридорам дворца, я кое-как заплела волосы и скрутила их в узел на голове. А потом мы с Гафуром одновременно замерли на месте, услышав протяжный крик Батул. Я нервно сглотнула и посмотрела на Гафура, который, в напряжении, сжал кулаки. Я думала, что у меня еще было время, чтобы упросить мужчину о задуманном, но как оказалось, времени не осталось, поэтому я быстро проговорила:

— Господин, прошу, пошлите за доктором, который спас мне жизнь. Пусть он приедет и будет рядом, на всякий случай.

Гафур посмотрел на меня и напряженно изрек:

— Он неверный, он не может прикасаться к ней.

Я знала, что будет не просто:

— Я знаю это. Доктор и не будет к ней прикасаться. Просто будет рядом. А если что-то пойдет не так, врач подскажет, что делать, и я сама все сделаю. Доктор к ней не прикоснется, даю вам слово.

— Ты и сама, не можешь находиться возле роженицы. Только те женщины, которые уже имеют ребенка, могут…

Его прервал очередной полу-стон полу-крик Батул, и я в ярости сжала кулаки:

— Мы будем спорить об этом сейчас?

Гафур сузил глаза:

— Джуман, не забывайся…

— Да проснись ты! Какое все это имеет значение? — не сдержалась я и указала на дверь, за которой мучилась моя подруга: — Батул там и она страдает, страдает, потому что хочет подарить тебе сына. А ты стоишь тут и рассуждаешь что можно, а что нельзя? Пошли за врачом Гафур, ты не простишь себя, если из-за твоего упрямства с Батул или с ребенком что-то случится. Никогда себе этого не простишь, — тихо добавила я и шагнула к двери.

Гафур удержал меня за руку и заглянул в глаза:

— Джуман, ты не обязана там быть. Вспомни, ты носишь под сердцем ребенка.

— Я помню, — я высвободила свое запястье и добавила: — Просто пошли за врачом и пусть Рональду скажут, что он нужен мне и моей рожающей подруге, — я не стала дожидаться ответа Гафура и вошла в комнату, надеясь только, что мужчина прислушается к доводам разума.

На меня сразу уставились четыре пары глаз, и только одна из них была радостной:

— Джуман, ты пришла, — прошептала Батул, которая лежала на узкой кровати, и протянула ко мне руку.

Я шагнула к подруге, но мне преградила путь Ламис:

— Ты не должна здесь быть, Джуман.

— Ну, так попробуй меня выгнать, — с металлом в голосе ответила я, Джоанна, истинная дочь английского графа.

Теперь четыре пары глаз смотрели в шоке, никто не ожидал, что рабыня Джуман, может так разговаривать. Я обошла застывшую Ламис и опустилась возле Батул на колени, беря её за руку:

— Ну, что, твой сын решил не задерживаться у тебя в животе и поскорее со мной познакомиться?

— Да, — через силу ответила Батул, а потом прошептала: — Не оставляй меня.

— Не оставлю, — я взглянула на женщин, которые, молча, смотрели на нас. — Так и будем стоять, или хоть что-то сделаем? Где лекарь?

— В нем пока нет надобности, — ответила самая пожилая женщина, она, должно быть, была местной повитухой.

— Нет надобности? А то, что она рожает раньше положенного срока, это нормально?

— Все в руках неба, — ответила женщина, и все трое вознесли хвалу высшим силам.

Я вспомнила как наш конюх, когда думал, что никого нет рядом, ругался на особо ретивую кобылу. Сейчас я хотела выразиться так же, но остановила себя — не нужно пугать Батул. Я быстро оглядела маленькую комнату, в которой мы находились, и на ум опять пришла конюшня — а точнее загон, где отцовские породистые кобылы избавлялись от бремени. Мне показалось, что условия у кобыл были даже лучше. Я посмотрела на Батул, пот струйками стекал по её лицу:

— Батул, — она распахнула глаза и посмотрела на меня. — Как ты? Расскажи, что чувствуешь?

— Живот болит, нечасто, но очень сильно. Это нормально, Джуман?

— Откуда ей знать, — попыталась вмешаться повитуха, но я так на неё посмотрела, что женщина сразу замолчала.

— Да, это нормально. Это предродовые схватки. Рональд мне о них рассказывал.

— Хорошо, что вы с Рональдом говорили об этом, — кивнула Батул и снова закрыла глаза. — Мне так спокойнее.

Я обернулась к Ламис:

— Иди, приведи сюда двух сильных рабов.

— Зачем? — спросила Ламис, нервно поглядывая на других женщин.

— Потому что Батул не будет рожать здесь. Здесь ужасно. Её нужно перенести в другую комнату.

— Все наложницы гарема рожали, рожают и будут рожать здесь, — заявила повитуха.

— Вот и удачи им в этом, — ответила я и встала. Батул сильнее сжала мою руку, я улыбнулась подруге: — Я никуда не ухожу, не волнуйся, — а потом снова посмотрела на Ламис и холодно приказала: — Ты будешь делать то, что я тебе приказываю, или поверь, мой гнев будет ужасен, — Ламис быстро согнулась в поклоне и выскочила из комнаты. Я посмотрела на оставшихся женщин: — Вы тоже будете делать то, что я велю, или познаете на себе уже не мой гнев, а гнев вашего господина. Это ясно? — женщины нерешительно кивнули. — Тогда сейчас же идите и позовите лекаря.

Они быстро вышли из комнаты. Батул пожала мою руку, обращая на себя внимание:

— Джуман, если ты таким же тоном прикажешь моему сыну сейчас же появиться на свет, думаю, он тебя сразу послушает. И я не буду долго терпеть боль.

Я улыбнулась Батул и снова присела подле неё:

— Боюсь, Батул, тебе все же придется немного потерпеть. Ведь ты носишь под сердцем не простого ребенка, а сына самого Гафура. Для него мой тон, как писк комара.

— Гафуру сказали? — тихо спросила Батул.

— Да. Он очень волнуется за тебя и за вашего сына.

Батул кивнула и снова прикрыла глаза.

Следующие часы войдут в историю гарема, как время женской революции, устроенной против женщин и ради женщин. Два сильных раба аккуратно перенесли Батул в небольшую, но уютную спальню с большим окном и приятной обстановкой. Теперь подруга была устроена на широкой мягкой кровати застеленной шелковым покрывалом и отгороженной от посторонних глаз газовым балдахином. Я чуть приоткрыла окно, и в комнату сразу проник приятный запах сирени, цветущей под окном. Я обернулась к хмурым женщинам, которые выполняли мои указания, но особой радости от этого не испытывали:

— Ребенок должен появиться на свет в красивой комнате, а не в том чулане. Тем более сын господина, — добавила я, и женщинам ничего не осталось делать, как согласно закивать.

Вскоре пришел лекарь, и я облегченно вздохнула — это был не тот старичок, который «лечил» меня от грудной болезни. Новый лекарь был моложе, и его взгляд светился умом и знаниями. Он с интересом посмотрел на меня и спросил:

— Это вы госпожа Джуман?

— Я. А что?

— Господин Гафур велел мне, прислушиваться к вашим советам. Но если вам самой станет плохо, я обязан тут же удалить вас от роженицы.

Я усмехнулась:

— А господин Гафур, не сказал вам, что у вас это вряд ли получится?

Во взгляде лекаря засветилась улыбка:

— Ну, почему же, сказал. Именно поэтому за дверью ждут два раба, готовые вынести вас отсюда на руках, если потребуется. Но, надеюсь, до этого не дойдет.

— Не дойдет, я крепкий орешек.

Лекарь ничего не ответил и приступил к осмотру роженицы. С каждой минутой его лицо все больше хмурилось, а мое сердце в тревоге сжималось. Когда он отошел от Батул, чтобы помыть руки, я придвинулась к нему и прошептала, чтобы подруга не услышала:

— Все так плохо?

Лекарь взглянул на меня и только напряженно кивнул, а потом отошел к окну. Я последовала за ним:

— Пожалуйста, скажите мне все как есть. Я должна знать.

Мужчина внимательно посмотрел на меня:

— Господин Гафур сказал, что вы тоже беременны. Какая это по счету беременность?

Я сразу поняла, что надо нагло врать, иначе не видать мне правды как собственных ушей:

— Третья, — ответила я, надеясь, что не слишком преувеличила. — Две других прошли легко.

Лекарь кивнул и, кажется, поверил:

— Ребенок в животе госпожи Батул лежит неправильно. Ему еще рано появляться на свет, и он не успел перевернуться.

— И что делать?

Мужчина посмотрел в окно, и я решила, что, если лекарь сейчас скажет: «Нам осталось лишь уповать на небо» — я вытолкну горе-лекаря из этого окна прямо на куст сирени. И пусть сам уповает на небо.

— Я не знаю, я первый раз сталкиваюсь с таким. Но у нас еще есть немного времени, я поищу ответ в книгах.

Лекарь быстро вышел из комнаты не в окно, а в дверь, потому что не опустил руки. А я подошла к Батул, которой с каждой минутой становилось все хуже. Подруга приоткрыла глаза и посмотрела на меня:

— Джуман.

— Я здесь, Батул.

— Джуман, прошу, скажи мне правду, с моим сыном все хорошо?

— Конечно.

Она вцепилась пальцами в мою ладонь, а на её искусанных губах появилась вымученная улыбка:

— Гафур прав, ты не умеешь лгать.

Я придвинулась к ней:

— Батул, послушай меня. Чтобы не случилось, ты не должна сдаваться. Слышишь меня? Не смей опускать руки и думать о плохом. Если ты только допустишь к себе плохую мысль, она сразу разъест тебя, точно яд. Поверь мне, я знаю, о чем говорю. Ты должна бороться, ради себя и ради своего сына. А если и это для тебя не аргумент, тогда подумай, что со мной сделает Гафур, если с тобой что-то случится. Я нарушила все мыслимые и немыслимые правила гарема ради тебя. Эти три кумушки, которые следят за мной точно коршуны, не дадут господину об этом забыть. Повитуха обвинит в несчастье меня, скажет, что, если бы я не вмешалась, все бы было хорошо. Так что, если не хочешь подумать о себе и сыне, подумай хотя бы обо мне.

Батул улыбнулась и сжала мою руку:

— Не беспокойся об этом, Джуман. Господин ничего тебе не сделает.

— Сделает, еще как сделает…

— Нет, Джуман. Он не причинит боль женщине, которую любит.

Снова-здорово! Я устало прикрыла глаза, не готовая сейчас спорить с подругой об этом:

— Поговорим об этом позже, когда ты родишь здорового сына. Сейчас, Батул, я не могу полноценно с тобой спорить, слишком я тебе сочувствую.

— Хорошо, Джуман, поговорим позже, — согласилась она, а потом добавила: — Знаешь, я думаю тебе больше не надо здесь находиться.

— Что?

— Ты носишь ребенка, Джуман, не надо тебе на все это смотреть.

— Не говори глупостей, — перебила я Батул. — Я останусь с тобой, пока ты не родишь. Хочу сразу же после тебя взять на руки твоего сына. Опередить этих трех коршунов.

Батул через силу улыбнулась и посмотрела на меня:

— Ты добрая, Джуман. Слишком добрая.

— Скажи это им, — улыбнулась я. — Коршуны с тобой вряд ли согласятся.

Прошли еще пара часов, в течение которых боли Батул усилились. Лекарь так и не вернулся. Мне надо было хоть что-то сделать, лишь бы не сидеть на месте. Я наклонилась к Батул:

— Милая, я выйду на пару минут, позову лекаря и тут же вернусь.

Подруга, не открывая глаз, прошептала, цитируя меня:

— Иди-иди, Джуман, но не забывай, что, когда ты вернешься, я все ещё буду здесь.

— И я очень этому рада, — я поцеловала Батул в лоб и вышла, тихо прикрыв за собой дверь. Я быстро пошла по коридору, а потом даже побежала — нервы были на пределе. Завернув за очередной угол, я наткнулась на группу мужчин и отскочила, а потом кинулась обнимать Рональда, который неуверенно поправлял очки:

— Вы здесь! Вы приехали!

— Приехал, — сказал он. — Я же был вам нужен.

Меня медленно, но твердо отстранили от смущенного врача, и я посмотрела на Гафура, который придерживал меня за локоть. Я улыбнулась Рональду:

— Спасибо.

— Как она?

— Мне кажется ей хуже, — я с надеждой посмотрела на местного лекаря: — Вы нашли что-нибудь в книгах?

— Кое-что нашел, но не уверен, что это поможет.

— Рональд, на вас одна надежда, — взмолилась я.

Старичок снова поправил очки:

— Я сделаю все возможное. Идемте, коллега, — обратился он к местному лекарю, — не будем терять время. И расскажите мне о том, что прочитали в своих книгах по медицине.

— Да, идемте, — сказал местный лекарь, и я облегченно вздохнула.

Хорошо, что они не станут препятствовать друг другу, а объединят усилия, чтобы спасти Батул и её сына:

— Сюда, — сказала я, но Гафур удержал меня за локоть. — Что?

— Они справятся без тебя, — ответил он.

— Нет, я должна быть с ней, как ты не понимаешь?

— Джуман, это не обсуждается. Тебе надо подумать и о своем здоровье, — отрезал Гафур.

Рональд строго посмотрел на меня:

— Вам нездоровится, снова вернулся кашель?

— Нет.

— Она беременна, — сказал за меня Гафур. — Учитывая это ей не нужно присутствовать при родах.

Рональд согласно кивнул:

— Конечно, это не к чему. Особенно для молодой женщины в положении.

Местный лекарь заметил:

— Но возможно опыт госпожи Джуман может нам пригодиться?

— Какой опыт? — посмотрели на него Гафур и Рональд

Я поняла, что моя недавняя ложь сейчас раскроется.

— Опыт родов. Это ведь третья беременность госпожи Джуман.

— Третья? — перевели на меня взгляд Гафур и Рональд.

Я нелепо улыбнулась и посмотрела на местного лекаря, который в недоумении взирал на меня:

— Простите. Я немного преувеличила, с количеством моих родов.

— Да, немного. Всего лишь на все, — кивнул Гафур и обратился к врачам: — Идите и сообщайте мне обо всём.

Мужчины кивнули и пошли по коридору. Я посмотрела на Гафура:

— Пожалуйста, пусти меня к ней. Всего лишь на пару минут.

— Зачем?

— Я обещала Батул, что скоро вернусь, не хочу нарушать свое слово. Я только представлю ей Рональда, и сразу уйду. Обещаю.

— Хорошо, — кивнул Гафур. — Я жду тебя у себя в комнатах. И если ты не придешь через пять минут, Джуман…

— Я приду, господин. Через пять минут.