Я повернулась во сне и тут же застонала, истерзанная спина отдалась болью. Я снова легла на живот и откинула волосы с лица, которые щекотали кожу. И тут же услышала мужской голос:
— Проснулась. Ты, наверное, сейчас очень хочешь пить.
Как будто по команде горло начало саднить от жажды. Я приоткрыла глаза и уперлась взглядом в мужчину, что полулежал в удобном кресле, попивая что-то из золотого кубка. Он был похож на древнегреческого бога, только вместо тоги на нем был шелковые шаровары. Красивый, молодой и сильный — он глядел на меня с превосходством, а его губы кривила легкая ухмылка. Я непроизвольно кивнула, соглашаясь с тем, что хочу пить, и улыбка на загорелом лице стала шире. Глаза чуть прищурились, и мужчина подался вперед:
— Тогда попроси.
На меня обрушился шквал воспоминаний.
Сухие губы на щеке и родной запах, который окутывает и успокаивает — отец провожает дочь в плаванье. Легкий трепет волнения, когда грозный граф дает последние наставления капитану корабля, чтобы его дочь ни в чем не нуждалась. Соленый морской бриз на коже и унесенная ветром шляпка, а потом нотации от пожилой камеристки. Безрадостные дни в каюте в моменты шторма и сильной качки, а потом ласковое касание солнца, что, наконец, появляется из облаков. Дерзкие ухмылки и сальные шуточки моряков, влюбленные глаза мальчишки-юнги, окрики боцмана и капитана. Чтение книги, что не продвигается и на три страницы, шитье с кривыми от качки стежками и долгие часы, проведенные у иллюминатора…
Плаванье было нескончаемым и скучным до того рокового утра.
Я сразу почувствовала напряжение команды, когда вышла после завтрака на палубу. Моряки были молчаливо-угрюмыми и собранными. Уже через пару минут ко мне подошел сам капитан и велел спуститься в каюту. Я воспротивилась:
— Ведь погода хорошая, не единой тучки на небе.
Не говоря ни слова, он ухватил меня за локоть и повел к лестнице. Его захват был сильным, и я испугалась:
— Что происходит?
Капитан не отвечал и остановился только у моей каюты. Он толкнул дверь и отпустил мой локоть:
— Не выходите из каюты пока я не разрешу. Где ваша камеристка?
— Пошла отнести посуду после завтрака.
— Хорошо, я пришлю её к вам.
Он уже развернулся, чтобы уйти, но повернулся снова. Напряжение в его глазах заставило меня попятиться в каюту.
— Если случится самое страшное, покоритесь.
— Что случится?
— Если хотите жить, покоритесь, — повторил он и закрыл перед моим носом дверь каюты, я попятилась к кровати и села.
Что могло так сильно обеспокоить этого бывалого моряка?
Через пару минут вернулась моя камеристка и со страхом на лице поведала, что к нам приближается незнакомый корабль. В иллюминатор ничего не было видно, но первый пушечный залп мы услышали сразу. А за ним треск ломающегося дерева и крики моряков. Со вторым залпам наш корабль сильно качнуло, я не удержала равновесия и полетела в угол комнаты. Сильная боль в голове и чернота перед глазами…
Меня несильно били по щекам, приводя в чувство. В голове нарастал навязчивый гул. Я открыла глаза и наткнулась на темный взгляд незнакомого мне мужчины. Он что-то спросил у меня на странном языке. Я знала этот язык, но никак не могла понять, что от меня хотят. За меня кто-то ответил, и на мужском лице расплылась улыбка:
— Леди значит? Интересно, — наконец поняла я мужчину.
Я тряхнула головой и попыталась подняться, незнакомец помог мне, удерживаю за талию.
— Кто вы? — спросила я, борясь с гулом в голове.
— Мое имя Гафур. Но ты будешь звать меня «мой господин».
— Господин? — непонимающе переспросила я, оглядывая его восточный наряд.
— Да.
Я попыталась от него отстраниться, но он не позволил.
— Позовите мою камеристку. Я хочу увидеть капитана!
Он легко рассмеялся и теснее прижал меня к себе:
— Позовите? Хочу? Забудь все это. Теперь ты моя рабыня и единственное чего должна хотеть, это ублажить своего господина, — мужчина наклонился и быстро меня поцеловал.
Я собрала последние силы в теле и оттолкнула незнакомца от себя. Не ожидая сопротивления, он меня отпустил. Я рванулась от мужчины в сторону, но тут же потрясенно замерла. Гудела вовсе не моя голова — в десятках метрах от меня трещало пламя, безжалостно пожирая величественный корабль. Это было жуткое зрелище. Я перевела испуганный взгляд на стоящих на палубе моряков и не узнала ни одного лица. Мой мозг отчаянно отказывался признавать правду. Этого просто не могло быть. Я снова посмотрела на горящий корабль:
— Где моя камеристка? — прошептала я, понимая, что не хочу знать ответ.
— Я не беру пленных, — спокойно ответил мужчина.
Дальше воспоминания были расплывчатыми. Выйдя из ступора и, наконец, осознав, что произошло, я, кажется, кричала оскорбления и проклятия. А потом набросилась на того, кто был рядом, с намерением убить. Мне отвесили звонкую пощечину, и я ударила в ответ. Долгую секунду ничего не происходило, всё вокруг будто замерло, а потом меня схватили и потащили по палубе. Я брыкалась, кусалась, царапалась, но это не помогло — меня привязали к мачте корабля и разорвали на спине платье. Ненавистный голос яростно приказал:
— Признай себя моей рабыней, проси прощения, и я пощажу тебя.
— Иди к чёрту! — выкрикнула я так громко, как была способна.
— Если передумаешь, скажи, — был его холодный ответ. — Приступай.
Я не поняла к кому он обращается, а через секунду услышала звук летящей плети…
Я облизала пересохшие губы и прикрыла глаза, вспоминая, где я и кто передо мною. И тут же услышала его легкий смешок:
— Что, уже не так сильно хочется пить?
Мне не хотелось с ним говорить и даже видеть его, и я отвернула голову в другую сторону, примеряясь со спазмом боли в спине.
— Смотри на меня, — был его тихий приказ, в котором слышалась сталь, — или соскучилась по плети?
Я непроизвольно дернулась, и снова посмотрел на мужчину. Его напряженное тело расслабилось, а суровое лицо разгладилось:
— Не забывай, кто ты и, кто я. Будешь проявлять уважение и смирение, и мы поладим.
— А если нет? — прошептала я.
— Отдам тебя на забаву матросам. Час-другой и сама запросишься на корм акулам, — его угроза была высказана таким будничным тоном, что я сразу в неё поверила.
— Можно мне воды, — попросила я и под его суровым взглядом добавила, — мой господин?
Мужчина поднялся, подошел ко мне и помог сесть. Он протянул мне свой кубок, и я пригубила сладкий тягучий сок. И только после второго глотка осознала, что полностью обнажена. Я попыталась прикрыть рукой грудь, но он отвел мою руку и сжал грудь в своих пальцах, не отрывая от меня пристального взгляда. Я стыдливо прикрыла глаза и сделала еще один необходимый глоток.
— Как твое имя? — вдруг спросил он.
Я напряглась, но ответила:
— Джоанна.
Он молчал, обдумывая что-то, а потом улыбнулся:
— Я буду звать тебя Джуман. Мой белый жемчуг (примечание автора: восточное имя Джуман имеет значение «жемчуг»).
Я прикусила губу и вместо спора просто кивнула.
— Ты девственница?
От его вопроса мои щёки окрасились в алый цвет. Руки перестали слушаться меня, и я протянула ему кубок. Он отставил его на низкий столик у кровати и, повернувшись ко мне, сжал другую грудь.
— У тебя были мужчины? — спросил он, видимо решив, что я не знаю значение слова «девственница».
Я отрицательно покачала головой, а потом быстро ответила:
— Нет, не было.
— Сколько тебе лет?
— Двадцать два.
— И ты до сих пор не замужем? — удивился он.
— Нет.
Мужчина пропустил сквозь пальцы прядь моих волос и заметил:
— Западные мужчины ничего не понимают в красоте, раз ни один из них не сделал тебя своей, — я не стала его разубеждать, пусть думает, как хочет. — Но все поправимо, немного практики и старания и ты станешь хорошей наложницей для своего господина. А пока отдыхай, — он снова помог мне лечь.
— Мой отец очень богат, он заплатит за меня…
Меня перебили:
— У меня достаточно золота, больше чем могу потратить я, мои дети и внуки. А хорошие женщины всегда ценились высоко, — мужчина погладил меня по волосам: — Ты ведь хорошая женщина, Джуман?
— Не уверена.
Он рассмеялся:
— Тебе страшно и больно, но ты не теряешь присутствия духа. Ты нравишься мне все больше, Джуман, хорошо, что я не убил тебя за ту выходку.
— Какую выходку? — осмелилась я задать вопрос.
— Ты ударила меня. Раб, напавший на господина, карается смертью.
— Вы ударили меня первый.
— Чтобы привести в чувства, ты была в истерике, — он снова рассмеялся. — Неужели я оправдываюсь перед рабыней? Уму не постижимо, — мужчина поднялся и прошел к столу, чтобы снова налить себе сок: — Наше плаванье продлится около недели, за это время ты должна привыкнуть к своей новой жизни. Я буду снисходителен к тебе эту неделю, но не дольше. Учись быстро, Джуман, или тебе придется туго.
— Я воспитана в другой культуре. Я рождена свободной и стать рабом будет трудно.
— Уважение и смирение, основы любого воспитания, разве нет? Тебя разве не учили уважать и слушать старших? — он усмехнулся. — Я старше тебя, вот и слушай, а то накажу.
— Значит, если я буду проявлять уважение и покорность, мне больше не причинят боли?
Мужчина вернулся к постели и снова сел рядом:
— Я всегда справедлив, Джуман. Если нужно наказать раба за провинность, я делаю это. Ведь страх перед болью иногда спасает ему жизнь. И ты тому прямое подтверждение, разве нет? — я прикрыла глаза, признавая его правоту. — Послушание с твоей стороны, отсутствие наказания с моей. Даю слово.
Я вспомнила последние сказанные мне слова капитана: «Если хотите жить, покоритесь». Я хотела жить:
— Тогда я тоже дам слово, что буду стараться проявлять к вам уважение.
— Я заключаю сделку с женщиной? Немыслимо! — воскликнул он и снова рассмеялся.
Глядя на этого жизнерадостного мужчину сейчас, я не могла поверить, что он же раньше мог отдать приказ спалить корабль с людьми на борту. А говорил, что справедлив? Чем они заслужили такую страшную смерть? Я никогда не забуду того жуткого пламени и смертельного гула, и не стоит забывать, кто поджег фитиль.