Арсений
Пунцовые щеки Огневой и пухлые губы, сложенные буквой «о», — более чем красноречивый ответ на мое предложение. Интересно, она покраснела потому, что я произнес смущающее ее слово «трахаться» или это ее так сильно заводит идея, что ночь мы можем приятно провести вместе?
— Я с тобой спать не буду, — начинает Булочка воинственно, но к концу фразы смущенно отводит глаза.
— Почему?
— Потому что. Не буду и все, — она забавно дует губы.
— Ну поспать-то ты со мной можешь? — не сдаюсь я. — Спинка к спинке, попа к попе, знаешь? Целомудренно.
Она закатывает глаза, вынуждая член в моих джинсах резво дернуться. Когда я буду ее жестко трахать, хочу, чтобы также закатывала.
— Не веришь, что я могу целомудренно, Булочка?
— Не верю, что тебе некуда пойти! — парирует она. — Почему ко мне?
— Сказал же уже, — раздраженно ерошу волосы на затылке. — Хочу к тебе, с тобой или в тебя. Хоть что-то из этого ты должна мне сегодня обеспечить.
— С чего вдруг? Мы вроде бы выяснили, что больше не связаны рабским договором.
— Это не отменяет того, что ты моя должница. В больничку меня прокатила, теперь к себе прокати.
Я дожму заразу.
— Ладно, — внезапно соглашается она. — Ночуешь у меня, и эту тему мы закрываем. Навсегда, Громов. Ясно? И не вздумай ко мне приставать! «Никакого секса» — по-прежнему актуальный девиз для нашего совместного времяпрепровождения.
Стерва. Самая настоящая. Мне немного стремно, что пришлось прибегнуть к «медовой» истории, но Булочка оказалась стойким оловянным солдатиком, а отпускать мне ее просто так ну совсем не вариант. Уж если не секс, то хотя бы потискать ее огненные формы хочется так, что ладони зудят.
— Договорились, — вру, потому что точно не готов изображать евнуха рядом с ней. Как можно не приставать, когда тут такие сочные перспективы открываются? Целоваться она со мной тоже ведь не хотела, а потом потекла, как мороженное на солнце.
Дураком буду, если отпущу ее.
— Ты точно обещаешь… — начинает Булочка снова, но я ее останавливаю.
— Давай заканчивать трепаться. Поехали в общагу. Я заебался что-то.
— Можно пешком дойти. Тут недалеко.
— А как же потискать тебя на заднем диване такси? — не упускаю возможности ее поддеть и насладиться смущением. — Я горю же, Огнева.
Для убедительности прикладываю ее маленькую прохладную ладошку к своей горящей щеке.
— Перебьешься, — отсекает дерзко. — Пройдем пару километров, остынешь как раз.
И мы реально идем. До общаги. Молча. И тишина, странное дело, меня совершенно не напрягает. Несмотря на весь замут с Саней, здесь и сейчас мне поразительно хорошо. Спокойно даже. Будто вышагивать по ночному городу от пафосного клуба до совковой общаги с девчонкой, которая мне не дает, для меня в порядке вещей.
На улице прохладно. Я вижу, как Булочка кутается в свою безразмерную толстовку, но отдать ей нечего — на мне только тонкий свитер и футболка, а обнять ее рука не поднимается. Как-то это лично очень. Интимнее, чем запускать ладони под девчачью толстовку. Там голая физика, в объятиях — отголоски чувств, которые я, конечно, вмешивать в наши с ней отношения не собираюсь. Потрахаемся, наконец, и разбежимся. Ничего личного. Тогда точно можно будет точку ставить. Жирную. И горячую.
— Останься тут, — шепчет Булочка, когда мы останавливаемся на крыльце общаги. — Я посмотрю, спит ли Валентина Ивановна.
— Уймись, шпионка, — говорю насмешливо. — Когда Рус переезжал, мы ей таких бонусов отвесили, она меня не только пропустить должна — дорожку красную расстелить.
Булочка что-то фыркает себе под нос, но не протестует, когда я следом за ней захожу в холл. Вахтерша, в насмешку над опасениями девчонки, мирно спит, так что мы без лишних разговоров поднимаемся на третий этаж в ее среду обитания.
— Мило, — говорю я, осматриваясь по сторонам в комнате три на три метра.
— Ага, мило, — бурчит та недовольно, маленьким торнадо сметая с ровных поверхностей какое-то тряпье. Одну шмотку успеваю рассмотреть как следует — черный спортивный лифчик с кружевом. Стоит представить ее в этом под антисексуальной толстовкой — кровь тут же приливает к голове. К обеим, точнее.
Я, конечно, не фанат общежитий — допотопный стиль линолеума на полу и покрашенных в зеленый стен мало что может спасти, но ради Булочки я готов потерпеть даже такой антураж. Штормит меня от нее конкретно. Будто я повторно в период полового созревания вступил и теперь готов кончить, просто если девчонка, эта конкретная девчонка, мне соски покажет.
С не поддающейся объяснению улыбкой я наблюдаю, как Огнева запихивает в шкаф свое кружевное добро и выуживает оттуда стопку непонятного текстиля в цветочек.
— Вот, — говорит тихо, нервно покусывая нижнюю губу.
— Это что?
— Чистое постельное белье. Для второй кровати.
— Ты что, хочешь, чтобы я спал на кровати какой-то другой телки?
Я вообще только сейчас замечаю, что здесь есть вторая кровать. И это даже забавно. Она что, всерьез надеется, что два метра между этими допотопными койками удержат меня вдали от ее шикарного тела? Смешнее было бы, только если бы мы спали на одной кровати, и она попыталась отгородиться подушками по центру.
— Моя соседка съехала в мае, а новенькую мне пока не подселили, — сбивчиво объясняет Булочка. — Веня тут иногда ночует, когда мы вместе готовимся к контрольным.
Я хмурюсь. Отчего-то мысль, что лузер может тут тереться по ночам, моим желудком не усваивается.
— Ты с ним спишь? — вырывается у меня.
— Дурак ты, Громов! И озабоченный еще, — Огнева царапает меня полным презрения взглядом. — Мы друзья. Говорю же, что он спит на второй кровати. И ты поспишь. А если не устраивает — дверь открыта. Бомжи, о которых ты так нелестно отозвался, будут рады принять тебя в свою ночлежку.
— Понятно, — от ее объяснения словно отлегло, так что я оглядываюсь по сторонам в поисках двери в туалет. — А зубы где почистить?
— Душ общий на этаже.
— Блять, серьезно? У тебя нет своего душа?
Я как-то не обратил на это внимание, когда мы Руса устраивали здесь.
— Не поверишь, — хмыкает девчонка. — А чтобы сходить в туалет, я спускаюсь на этаж ниже. На нашем — только для мальчиков.
— Вот это ночь у меня, — иронизирую я, хотя на самом деле эта ситуация изрядно напрягает. Это ведь не только Огнева, но и Рус вынужден сейчас жить… так. — Ладно. Полотенце есть? Пойду исследовать дивный мир общежития.
Огнева кидает в меня голубым махровым прямоугольником.
— Сделай так, чтобы тебя не видели, пожалуйста, — просит она, когда я, перекинув полотенце через плечо, двигаюсь к двери.
— Боишься, кто-то подумает, что мы трахаемся? — уточняю с полуулыбкой, от которой девчонки обычно пищат.
Но эта какая-то не такая. Не ведется. Только сильнее хмурится и цедит:
— Извращенец!
— Ты можешь сказать, что трахаешь мне мозг, — предлагаю я, не желая оставлять за ней последнее слово. — Это даже не будет враньем.