На грани фола (СИ)

Глава 38

Арсений

Если зараза и понимает меня, то говорить мне об этом она явно не собирается. Отворачивается и, кусая губы, пялится в окно. Скрещивает руки и прячется от меня во всех смыслах, пока я слюной исхожу на ее грудь, выглядывающую из расстегнутого пуховика и обтянутую водолазкой. Это странно, но меня пиздец как бесит, что она сняла с себя свою огромную толстовку. Бесит, что теперь это видят все, включая бугая-недоростка. Но больше всего меня бесит сам факт, что меня это бесит.

Какого хрена, ну правда, а? Почему нельзя просто потрахаться вместо того, чтобы трахать друг другу мозги? Вот поэтому я и клал всегда на эту эксклюзивность. Меня не должно ебать, кто ебет девчонку в свободное от меня время. Не должно, твою мать, но ебет! Да так, что только представлю Огневу, ахающую под кем-то другим, блевать тянет желчью, которая в пустом желудке бродит.

Не отдам.

— Пристегнись, — бросаю я, а через секунду вдавливаю педаль газа в пол. Тачка стонет, кончая от скоростного режима, который ей только в мечтах снился, пока я в предсмертной агонии отлеживал бока дома. Мои пальцы белеют, сжимая руль, сердце долбит по ребрам да так, что синяки останутся по-любому. Легкие начинают сокращаться, требуя нового вдоха, но я не дышу, обгоняя задротские автомобили, пока со свистом и запахом паленой резины не торможу на красный перед перекрестком.

— Невменяемый, — ругается под нос Булочка и неожиданно… всхлипывает? Еще чего, блять, не хватало. Цепляется намертво за ремень безопасности и глотает слезы, пряча взгляд.

— Ооо, я как раз втебяемый, — выдыхаю и тянусь к ней, забив хер на зеленый сигнал светофора. — Очень в тебя хочу. Прямо сейчас.

Включаю аварийку в ответ на протяжные гудки выстроившихся за нами тачек, осторожно, будто боясь спугнуть, дотрагиваюсь до ее шеи, зарываюсь пальцами в волосы и упираюсь лбом в ее висок. Не умею я… Не знаю, как все это происходит. Все до нее на хер шли при удобном и нет случае, а эта же… взял бы и запер в квартире — на день, на месяц, на год. Не знаю, насколько меня хватит, но сейчас я чувствую просто нестерпимый мучительный голод, от которого даже бросает в пот. Или это от температуры, хуй пойми. Сам себе смеюсь и тычусь носом в ее щеку, как сраный щенок.

— Извини, — я сыплю мелкими поцелуями по всему ее лицу, давлю на затылок, чтобы повернулась ко мне, но та упрямится. Обожаю. — Не закрывайся только от меня. Становишься похожа на засохший круассан.

Точно слышу смешок, но Тори все еще не смотрит на меня. А я несколько раз касаюсь ее губ. Просто чтобы малышка оттаяла. Не хочу быть с ней мудаком, это по привычке как-то выходит.

— Поехали уже, — бурчит, втягивая носом воздух, когда мимо проезжающие тачки сигналят нам снова и снова.

— Поедем, как только ты перестанешь плакать, лады?

Булочка закатывает глаза, и вот теперь я ее наконец узнаю. Улыбаюсь, целую. Причем с разгона, как «Порше» на трассе: с языком, желанием присвоить себе и заявкой на победу. Так, что мычу ей в рот о том, как это охуенно. Так, чтобы достучаться до нее хотя бы на физическом уровне. И… бинго, блять. Когда ее язык толкает мой в попытке выдворить из своего сладкого рта, я снова слетаю с катушек и напираю лишь сильнее. Тут же раздаются пошлые хлюпающие звуки, тут же мы долбимся зубами друг о друга, потому что ни хрена не держим себя в руках. Да что там не держим, я вообще готов ее проглотить, как гребаный питон — разом.

О мои ладони трутся ее твердые соски через два слоя ткани, зубы смыкаются на ее шее просто бездумно. Я как малолетний пиздюк оставляю ей засосы, мечу территорию и в голос ржу про себя — немыслимая херня. Ее горловые стоны звенят в ушах, распаляя, устремляя кровь со всего тела прямиком в пах. Да я кончусь прямо здесь, если…

— Арсений, Сень… — Булочка с развратно красными губами от укусов шепчет мне в рот, уворачиваясь от моих выпадов. — Стой. Пожалуйста…

И ее этот умоляющий тон быстро отрезвляет меня, как ведро ледяной воды на голову. Чувствую себя сразу каким-то абьюзером. Все, что могло встать, падает замертво. Я молча киваю ей, отстраняюсь. Трогаюсь с места и тут же торможу, потому что красный, блять. Совсем теряю с Булочкой фокус — если рядом она, вижу только ее. Я попал, да?

— Дома поговорим, — произношу спокойно больше для себя, разгоняя тупые мысли. Включаю негромкую музыку и щелкаю Огневу по носу, чтобы та улыбнулась.

Только дома как-то не до разговоров становится. Когда Булочка крутит огненной задницей у меня на кухне, делая мне горячий чай с малиной и всякой хренью, которую с собой в банках из общаги притащила, я не могу на нее злиться. Да она меня даже не раздражает, мельтеша перед глазами. Кажется, что подходит сюда лучше черного «свэговского» чайника из лимитки, который я притащил из Германии. Пока девчонка суетится с лекарствами, я зачем-то представляю, что ее рядом нет и у меня, как всегда, Рус с Саней тусят, потому что телок я обычно трахаю на нейтральной территории. Так от одной только мысли об этом сразу руки к ней тянутся. Сами. Перехватив ее, усаживаю к себе на колени, а она снова…

— Арсений! Ну, Сень, я чуть не разлила кипяток! Тебе на штаны!

Член сжимается мигом от ее слов, и я громко втягиваю воздух сквозь зубы, оставаясь максимально серьезным.

— Знаешь, какие штрафы предусмотрены за порчу объектов всемирного наследия ЮНЕСКО?

— Чегооо? — брови Огневой прыгают вверх, а сама она едва сдерживает смех, крепко сжимая кружку в руках.

— Тебе придется расплачиваться до конца своих дней, — произношу, почти как Бонд с его «взболтать, но не смешивать». Только Булочка не течет от моего тона, а убрав горячую воду подальше и оседлав меня, ухахатывается мне в шею. — Эй, я вообще-то серьезно, Огнева.

Но сам быстро теряю всю суровость и крепче обнимаю ее. Она сидит на мне, трется своей прекрасной промежностью о мой член при любом движении, а я целую Булочку в плечо, вместо того чтобы стянуть с нас обоих джинсы. Я попал, да. Страшно пиздец, но жить с этим вроде бы можно. Думаю.

— Ты же знаешь, что я бы не поцеловала Диму в ответ? — бормочет еле слышно, потому что все еще прячется в сгибе моей шеи, и щекочет каждым словом.

Знаю ли я? Наверное, да. Но от этого ни хуя не легче.

— Знаю, что он бы засосал тебя, если бы я там не появился.

— Но я бы ему не ответила! — Она даже подпрыгивает, садится ровнее, смотрит мне в глаза своими штормовыми. — Я хочу, чтобы ты понимал, что я не из тех, кто лишается девственности с одним парнем и тут же бежит целоваться с другим. Если в твоем мире это допустимо и нормально, то для меня нет. Но мы это все не обсуждали, и я не знаю, что бы ты делал после всего, если бы Карина…

— У меня на нее не стоит, — обрубаю я.

— Не важно, — рычит, заводясь, Огнева, — да любая другая!

— У меня на них тоже не встанет, — резко торможу эти залпы сомнений.

— Блин, Арсений! Я просто хочу сказать, что не знаю, ответил бы ты на поцелуй любой другой девушки сейчас и нормально ли это для тебя. Просто я на все сто процентов не смогу так, поэтому…

— Я бы тоже не ответил, — в край успокоившись, выдаю твердо и уверенно. Потому что совершенно ясно это понимаю, пока Булочка нервно тараторит, глядя на мои губы, лишь бы не смотреть в глаза, дергается и сходит с ума. Я крепко сдавливаю пальцами ее бедра, чтобы не двигалась, жду, когда встречу ее взгляд, и она перестанет жевать свою губу.

— Ладно, хорошо, — начинает неуверенно, а потом смелеет на глазах и превращается в ту самую училку, которую ты поимеешь в мыслях десятью разными способами, пока она будет тебя строго отчитывать: — Только не нужно больше таких громких сцен. Мы всегда можем и поругаться, и обсудить все с глазу на глаз. Мои родители никогда не выясняли отношения при мне.

— У меня такого прекрасного примера перед глазами не было, — ухмыляюсь я, вспоминая, как мама выкидывала отцовские вещи с балкона, когда мы жили все вместе в трешке на Западном. Забавно, что с тех пор он нехило поднялся, а на личном у него мало что изменилось. Другой любви, кроме мамы, швыряющей в него тарелки, он так и не нашел. Мы, Громовы, видимо, однолюбы. — Я тебя услышал, но это не значит, что я буду молча наблюдать, как к тебе кто-то лезет. Разъебу любого, а потом тихо-мирно поговорим наедине, так уж и быть.

— Арсений, — хихикает девчонка, задушив меня в объятиях. — Какой же ты…

— Потрясающий? Сексуальный? Невообразимый?

— Невыносимый, — шепчет тихо, а шлепок по заднице за это получает очень даже звонкий.

— Ауч! — возмущается, потирает бедро и произносит с тоскливой грустью: — Мы за бургерами не заехали.

При упоминании еды, мой желудок делает кульбит и, походу, начинает жрать сам себя. Я уже собираюсь озвучить Огневой, как сильно проголодался и что готов откусить что-нибудь у нее, когда звонит мой телефон. Я издалека вижу короткое «ма» на экране и, чуть отодвинув Тори так, чтобы переместить с колен на бедро, тянусь к барной стойке и отвечаю.

— Да, ма.

— Привет, сынок, тебя ждать сегодня на ужин? Тебе получше? Мы соскучились.

— Лучше, спасибо за лекарства, но я… не уверен, что приеду, — оглядывая притихшую Булочку, говорю я.

— Лёва расстроится. Он там какой-то штормовой крейсер собрал, хотел показать тебе.

— Штурмовики, мама! Штур-мо-ви-ки, а не штормовики, сколько раз повторять! — раздается голос моего шестилетнего пиздюка-брата. — Это имперский крейсер, Сень. Я его три дня собирал!

— Ну раз целых три дня. — Блин, я и правда обещал ему помочь с конструктором, этот маленький гений фанатеет от «Лего». Стреляю в Огневу глазами, и мне хватает одной секунды, чтобы принять решение. — Я приеду, но буду не один.

Булочка открывает рот, что-то явно хочет возразить, но я прикладываю палец к ее губам, чтобы молчала. И, наверное, я долбанутый извращенец, но мне хватает одного этого вида, чтобы захотеть ее снова. Заперлись бы в спальне на пару-тройку дней, и я познакомил ее со всеми любимыми позами, да прекрасно понимаю, что ей нужен перерыв после первой ночи.

Блять, ладно. Один день, больше не вывезу. Мама, вот на хрена ты меня, такого хорошего мальчика, воспитала?

— Значит, знакомиться с Викторией будем?

О, я знаю этот мамин тон.

— Значит, будем.

И пока Лёва там орет троекратное ура, Булочка, кажется, готовится впасть от ужаса в кому.

— И отмазка, что я собиралась выйти на работу, не прокатит, да? — спрашивает, заранее понимая всю безнадежность вопроса.

— Я с твоим паханом уже знаком, он меня даже на охоту позвал. Так что баш на баш.

Огнева хмурится, но не комментирует.

— Ладно, тогда дашь телефон? Я свой уронила, — она достает и показывает мне мобильный, где на разбитом экране застрял мой селфач в кровати. — Придется снова кашлять в трубку.

Она недовольно вздыхает и встает, когда я протягиваю ей мобилу.

— Я всегда могу организовать тебе справку, — улыбаюсь ей.

— О нет, уволь, хочу обойтись без приключений. Через сколько мне нужно быть готовой? — а это Булочка уже кричит из коридора, где застывает перед зеркалом, пытаясь пригладить пышные волосы.

— За час управишься? — говорю, подойдя ближе. А она паникует, по глазам вижу, дурочка, блин, но кивает же. — Вот и отлично, как раз по дороге заедем в одно место.

Я подмигиваю ей и замечаю, как у девчонки дергается губа, поэтому просто обнимаю сзади и кладу подбородок на ее макушку.

— Выдыхай, — шепчу на ухо, чтобы та хоть немного расслабилась, а затем оставляю ее и пру в спальню. Покемарю, раз безудержный секс мне сегодня не светит.

И едва только падаю на кровать, как слышу громкий и протяжный визг. Видимо, моя Булочка наконец заметила засос.

— Арсений! — фурией влетает она в комнату с горящими глазами и тычет пальцем на шею под воротником.

— Малыш, тебе очень идут водолазки. Просто не снимай их, — невинно улыбаюсь я и еле успеваю выставить руки перед собой, когда Огнева с разгона запрыгивает на меня, чтобы придушить.

Да в ее сладких тисках и умереть не грех.