На грани фола (СИ)

Глава 42

Арсений

Если честно, я и сам не знаю, что имел ввиду. Ляпнул на нервах, не подумав. Но стоило представить, что Булочка вот сейчас, в эту самую минуту, развернется и уйдет, оставив меня наедине с моими блядскими мыслями — становится тошно. Сердце давит. Горло перехватывает. И какая-то ядовитая тяжесть оседает в желудке, мешая телу нормально функционировать.

Я не хочу, чтобы Огнева уходила. Никогда, кажется. Но эту мысль я заталкиваю глубоко-глубоко, потому что пока не готов с ней разбираться. Важно то, что я не хочу, чтобы она уходила сейчас. Чтобы спала от меня отдельно. Чтобы, черт возьми, виделась с культуристом или любым другим членистоногим. Хочу, чтобы была рядом. Смеялась под боком, дышала мне в затылок, дерзила, злилась, бесила даже. Только чтобы была. Не знаю, как я жил без нее раньше, но знаю, что теперь без нее не могу. Никому в том не признаюсь, но вот сейчас, когда она отвернулась от меня и сделала шаг к двери, мне вдруг стало очень и очень страшно.

— Не отпущу тебя, Вик, — шепчу ей в волосы, недоумевая, как я просрал момент, когда все пошло через жопу. Сказал бы кто, как исправить — исправил бы. А я только знаю, что хочу вот так, как сейчас, держать Булочку в объятиях, зарывшись носом в ее сладкую макушку, и не думать ни о чем другом.

— Арсений, — сопит она. — Дай мне уйти.

Уйти? Нет. Ни за что.

Я разворачиваю ее к себе лицом, фиксирую ладонями голову и нагло похищаю с дрожащих губ готовый сорваться протест.

— Молчи, ладно? — почти умоляю я, покрывая легкими поцелуями ее губы, щеки, подбородок. — Сейчас просто молчи.

Наши губы сталкиваются в тот момент, когда я начинаю стаскивать с Огневой пуховик и без прелюдии лезть под водолазку. Там кожа — теплая, мягкая, нежная — которую я до одури хочу попробовать на вкус и заклеймить. Потому что Вика — моя.

— Так нельзя… — шепчет она, жадно хватая воздух.

— Только так и можно, Булочка, — возражаю я, запечатывая ее рот поцелуем.

Она сопротивляется лишь секунду. Потом с тяжелым вздохом жмется ко мне ближе, запускает пальцы в мои волосы, гладит затылок, танцует своим языком в моем рту, отражая каждый выпад, каждое вторжение. И стонет. Глухо и убийственно сексуально.

Я отстраняюсь, чтобы дать нам обоим вдохнуть кислород. Смотрю на Вику. Просто смотрю.

— Хочу тебя, — выдыхаю как есть. — Хочу. Можно?

Ее губы припухли. Щеки побледнели. В глазах застыли слезы. Дышит тяжело и часто, но смотрит прямо, не таясь. И хотя ничего не говорит, я почему-то знаю, что у нее на уме. Наверное, потому что у меня — то же самое. Чувства, боль, желание… Какой же это все лютый пиздец.

Я вдруг вспоминаю, как все между нами завертелось. Первую стычку. Мое свинское поведение. То, как обижал ее. То, как смело она давала отпор. Когда все изменилось? Хер разберет. Но изменилось же. На сто восемьдесят градусов.

— Останешься со мной сегодня? — спрашиваю я, так и не дождавшись ответа, не в силах игнорировать ноющий жар в груди. Он возникает там и медленно, словно расплавленный металл, стекает в низ живота, по пути инфицируя другие органы.

Мне больно оттого, что она молчит. Мне больно оттого, что, если она захочет уйти, я буду не в праве ее задерживать. Потому что мы… просто мы. Ничего не планировали, ничего не обещали друг другу. Просто случились, как притянутые друг к другу магниты. Или это мне хочется думать, что не планировали и не обещали? Я ведь не словами, но поведением давал ей понять, что все непросто так, а теперь…

Вика открывает рот. Но потом вдруг захлопывает его. Качает головой. Позвоночник простреливает холодом, стоит мне подумать, что это ее отказ. Уйдет сейчас? Скажет, что хочет все закончить? Нет, она этого не делает. Глядя мне в глаза, вдруг берется за край своей водолазки и стаскивает ее через голову, оставаясь передо мной в юбке и лифчике. Порочная принцесса, блять. Охуенная.

— Сукаааа, — рычу я, подхватывая ее на руки. Как оголодавшее животное, облизываю ее шею, ключицы, верхнюю часть груди, не скрытую от меня эластичной преградой бюстгальтера.

До спальни мы добираемся на автопилоте. Не знаю, каким чудом мы никуда не врезаемся, потому что весь маршрут жадно обсасываем друг другу губы, нёба и языки. Я бережно опускаю Булочку на кровать. Избавляюсь от своего свитера и футболки, расстегиваю ремень на джинсах. И все это, не сводя с нее взгляда. Наслаждаясь выражением восхищения в серых глазах, когда они жадно скользят по моему обнаженному торсу и замирают на расстегнутой ширинке.

— Хочешь помочь? — хриплю я.

Огнева стыдливо прикрывает ресницы, облизывает губы, но сдвигает задницу мне навстречу. Ее ладони ложатся на мои бедра, все еще упакованные в джинсы. Тонкие пальцы задевают обнаженную кожу живота.

Блять, одно движение, и я просто кончу.

— Я передумал, — бросаю отрывисто, опрокидывая ее обратно на простыни. Так безопаснее. Я все сделаю сам.

Сдергиваю с себя джинсы вместе с трусами и склоняюсь над Булочкой. Тяну ее запах. Касаюсь губами ребер. Через шелковую ткань прикусываю зубами сосок, добавляя остроты. Вика в ответ на это выгибается и сладко стонет. Запускаю руку ей под юбку. Нащупываю пояс колготок. Оттягиваю те вниз и трогаю шелк трусиков, дразнящими похлопываниями пробираюсь под них, касаясь ее — горячей и влажной. Ее мягкий всхлип, как ножом по яйцам. Рикошетит в голову, в грудь, вспышкой сверхновой опаляет пах. С утробным рычанием я засасываю кожу на ее животе и с каким-то маниакальным удовольствием наблюдаю, как от этой грубоватой ласки она вся покрывается мурашками.

Просунув ладонь под ее ягодицу, сначала мну, потом тяну вниз ее юбку. Приходится отстраниться, чтобы освободить Вику от колготок и трусиков. Она пытается зажаться, прикрыться руками, но я не позволяю. Мягко и при этом безапелляционно убираю ее ладони. Удерживая их по бокам, развожу ее ноги в стороны и аккуратно, для пробы касаюсь там языком. А Булочка дергается. Жалобно стонет. Судорога удовольствия простреливает ее потрясающе сексуальное тело.

— Арсений, нет… — лепечет хрипло.

Поднимаю на нее глаза. Охуеваю от того, насколько она красивая: такая растерянная, с затуманенным похотью взглядом и бешено бьющейся на тонкой шее артерией. Смотрю на нее, впитываю, и легкие будто увеличиваются в объеме.

— Шшш, — шепчу я. — Расслабься. Закрой глаза. Чувствуй.

И она чувствует. О, как она чувствует!

Я трогаю ее языком, прикусываю губами. Посасываю. Втягиваю в рот. Жалю зубами. Надавливаю. Зализываю. Даю и забираю, пока она не начинает судорожно извиваться в моих руках, пока с ее губ не срывается бессвязная ерунда, пока ее бедра не идут мелкой дрожью, выдающей ее полное и такое охуительно прекрасное освобождение.

— Ар… Арсений… — выдыхает она, выгибая поясницу и до ломоты в затылке натягивая пальцами мои волосы.

Ее смущение. Ее тепло. Ее пряный вкус на языке. Ее сладковатый запах, щекочущий ноздри… В этот миг мое собственное желание становится таким сильным, что начинает причинять боль. Член надрывно пульсирует. В глазах темнеет. По венам разгоняется не кровь — жидкое пламя. Сердце несется галопом, отчаянно долбясь в ребра.

Я нетерпеливо срываю с Булочки лифчик — не хочу, чтобы между нами было что-то лишнее. Жадно набрасываюсь на ее потежелевшую от возбуждения грудь и готовлюсь войти в нее, но не делаю этот финальный бросок — пытаюсь поймать расфокусированный взгляд, чтобы убедиться, что желание взаимно.

— Вика?

— Да.

Маленькая. Это ее «да» — все, что мне нужно. Врываюсь в нее. Такую женственную, узкую, запредельно горячую. Затихаю, когда она морщится, давая ей привыкнуть к размерам. Давая себе возможность осознать ее тесноту и не кончить сразу. После начинаю двигаться. Сначала медленно, потом все быстрее и быстрее, охреневая от того, с какой готовностью она подает бедра мне навстречу. Каждый толчок отзывается вибрацией в затылке и вспышками удовольствия по всему телу. Мыслей нет. Вместо них — выжженное поле. Понять, что происходит внутри, нереально. Всего много. Ее много. И адски мало. Стоит представить, что через две недели всего этого не будет — сердце такой бешеной тоской заходится.

— Вика… — хриплю я, вбиваясь в ее тело. Глубоко. Без остатка. — Блять, Вика…

Мы горим. Вместе. Плавимся в химической реакции тел, захваченных похотью и чем-то еще. Более глубоким, сокровенным, тревожным, таким, чему я пока не в состоянии дать определение.

Сгораем. Вместе. До блядского пепла.