Арсений
Пошла ты в жопу, Виктория Огнева.
Эту фразу я повторяю про себя раз… примерно сотый, безуспешно пытаясь сосредоточиться на тренировке. Бесит, сука, бесит. В сердцах молочу перчатками грушу, а в голове ее лицо — растерянное и грустное, с застывшими слезами в глазах и бледными щеками. С каких пор меня вообще подобное беспокоит? Она нарывалась и получила по заслугам. В следующий раз будет меньше трепаться и думать, прежде чем вызов бросать. Смертница, блин.
Луплю грушу слева и едва успеваю увернуться. Сука, не хватало только схлопотать в рожу от снаряда. Огнева вон уже промеж ног мне едва не зарядила, достаточно острых ощущений на сегодня.
Вот на хуя она такая появилась? Рядится во всякую хипповатую дичь, а под тряпками — ангел Victoria's Secret, таскается со всякими забитыми лузерами, а за словом в карман не лезет. Подумать только, как ловко она выкрутилась из ситуации на английском! Хотел ее проучить и поставить на место, но снова будто проиграл. Херовое ощущение, к которому я привыкать не собираюсь.
Блять. Просто блять.
Я ведь не хотел делать ничего подобного. Но стоило ей плюнуть мне в лицо очередную дерзость, тряхнуть копной волнистых волос с ароматом сливок и корицы и гордо удалиться, маня очертаниями сочной задницы под мешковатым дерьмом, как крышу сорвало. Никто так со мной не разговаривает. Точка. И если она не понимает слов, готов доходчиво объяснить ей свою позицию на примерах.
— Эй, Гром, ты грушу просто так молотишь или вместо нее кого-то конкретного представляешь? — швыряя гантели на пол, весело голосит Рус.
— Отъебись, — рычу хмуро, улавливая четкий подтекст в его словах. — За собой следи.
Мы с парнями сегодня по графику завалили в спортзал на районе, чтобы немного поднять жизненный тонус. Я лично хотел без лишнего мозгоебства потренить, а не отчитываться перед кем-то.
— У тебя энергия так и прет. Но ты ее, кажется, не туда расходуешь, — не унимается придурок. — Может, Смирнову наберешь? И пусть она для меня подружку захватит.
— Я тебе не «Тиндер», чтобы твою личную жизнь устраивать. Хочешь трахнуть кого-то — валяй. Но давай без меня.
— А ты что, целибат себе устроил?
— Рус, блять, ты что доебался до меня?
— Да ты просто как с цепи сорвался, Арс. На баскете орешь на всех, вечером дома сидишь, как старый дед. Я не пойму, неужели тебя реально подружка лузера так зацепила, что ты даже Карине отставку дал?
— Ты, блять, о чем?
— О том, что я видел, как ты ее после игры лапал и какую херню устроил на английском, — нарывается Платонов. — Это вообще не в твоем стиле — девок подобным образом щемить.
— Ты у нас давно в полиции нравов волонтерить стал? — рычу я зло, стаскивая боксерские перчатки. — Давай ты от меня отвалишь, а я тебе цифры Карины сброшу. Потрахаешься, может, меня прекратишь доставать.
— Фу, — Рус брезгливо кривит рот. — Я после тебя не буду.
— Тогда помолчи, серьезно. Я в сауну.
Знатно пропарившись от и до, мы с Русом и Саней валим отдыхать. Хотя, несмотря на то что с меня сошло сто потов у боксерской груши и потом еще столько же в сауне, покидая спортзал, удовлетворения я не ощущаю. Внутри все дребезжит от какого-то необъяснимого напряжения, которое мой мозг почему-то связывает с Огневой. С хера ли с ней? Я, может, о Русе беспокоюсь, которого мне после трени приходится везти в университетскую общагу.
— Ты уверен, что не хочешь у меня переночевать? — спрашиваю я уже перед обшарпанным зданием, когда Саня выходит покурить. Сегодня все катаются со мной. Бык вчера опять бухал безбожно, с таким факелом ехал на заднем сиденье, что все окна запотели. Но если его еще хоть раз менты пьяного за рулем поймают, папочка точно по голове не погладит.
— Угу, — говорит он мрачно. — Не могу, Арс. Это, короче… Просто нет. Мне надо самому с этим разобраться.
Не знаю, с чем он там намерен разбираться, как по мне, все и так предельно ясно, но я не форсирую события. Понимаю, что Платонову сейчас непросто. Кому бы понравилось, если бы отец меньше чем через год после смерти мамы привел домой малолетнюю шлюху, которую сам Рус когда-то трахал?
— Батя твой учудил, конечно, — сочувственно произношу я, но не так, чтобы Руслан подумал, что я его жалею. Этот засранец чересчур гордый, чтобы адекватно воспринять подобное выражение чувств.
— Да пошел он! — в сердцах бросает друг. — И его подстилка вместе с ним. Я лучше сдохну в этом клоповнике, чем домой вернусь, чтобы на их лица счастливые смотреть. И деньги его мне на хуй не нужны.
— Но тачку свою ты зря не взял, — все же говорю я.
Руслан в ответ на это молчит. Только губы поджимает и хмурится. Упертый баран, что тут скажешь.
Вытащив из багажника чемодан с вещами и несколько коробок, мы с ним поднимаемся по ступенькам в общагу, пока Саня с Ликой своей в очередной раз по телефону собачатся. Вахтерша встречает нас с постной миной, пытаясь запретить мне без пропуска подниматься в выделенную деканатом «по особым обстоятельствам» комнату Руса, но я незаметно для друга сую ей в карман пятитысячную купюру и беспрепятственно прохожу в студенческую обитель.
Блять, какой же пиздец. На стенах облупившаяся краска, паркет трещит, и стойкий запах тушеной капусты разлетается по лестничной клетке — аж тошнота накатывает. А когда мы загружаем общажную морозилку мраморными стейками, меня даже на смех пробирает. Ну тут и правда отвратно. Все кажется столетним и грязным, а на сиротливой кровати в душной комнате Руслан поместится, только если согнется в три погибели. Тут просто находиться неприятно, но спать?..
— Рус, ты уверен? — начинаю осторожно, брезгливо оглядываясь вокруг.
— Арс, все. Закрыли тему, — злится Платонов. — Сказал же, я остаюсь.
— Ну, как знаешь, — говорю спокойно, но все же лезу в карман, чтобы достать и положить на стол связку запасных ключей от моей хаты. — Это на всякий случай, если передумаешь.
— Не передумаю.
Не передумает — ему же хуже. Это место просто не предназначено для жизни нормальных людей. Лично я сюда больше ни ногой. Даже ради Руслана.