На грани фола (СИ)

Глава 30

Тори

За последние несколько часов я прохожу все стадии от полного отрицания до смирения: я иду на свидание с Арсением Громовым. Наверное, ничего в жизни так сильно не пугало меня, как это. Я не боялась соревнований и экзаменов, не боялась уехать от родителей в другой город и вступиться за Веню, а здесь вдруг растерялась, представив себя рядом с гламурным Громовым в фирменных шмотках.

Ну и как же мне быть?

Понятия не имею, поэтому вот уже битый час, по-турецки сложив ноги, сижу перед шкафом прямо на полу. Я в самом деле не знаю, что мне делать, потому что ни одно из двух моих платьев не годится для ресторана (а я почему-то уверена, что мы пойдем именно в ресторан). Первое явно не к месту — спортивное, серое и бесформенное. Второе — черное, старомодное, ниже колена — можно было бы, наверное, с натяжкой назвать подходящим, но только если для похорон (моей личной жизни). Я его так ни разу и не надела, но взяла с собой, чтобы не обижать маму, которая подарила его. И все, больше вариантов нет: бродяжка или колхозница. Выбирай не хочу!

Запаниковав, я, конечно же, пытаюсь все отменить, но Арсений остается в своей лучшей манере невыносим и обещает устроить мне свидание в общажной комнате, если не спущусь к нему. Прямо на скрипучей кровати устроит. В общем, приходится поверить ему, это ведь Громов. А если он чего-то сильно желает, то всегда добивается своего. Кто я такая, чтобы ему противостоять?

Задачи сразить неподражаемого Громова наповал я себе не ставлю, мне хочется просто не чувствовать стыд в его компании. Но одолженные у снова выручившей меня Насти из команды поддержки платье и удобные ботинки на устойчивом каблуке справляются, кажется, идеально. Иначе как еще объяснить, что Арсений с открытым ртом пялится на меня, будто увидел самого Майкла Джордана? Пялится так, что я едва не оступаюсь на лестнице и мертвой хваткой цепляюсь за перила. И сразу же платье мне кажется слишком коротким, ботинки — вычурными, а я, вся я совсем не подхожу под его простой, лаконичный, но такой эффектный образ из темного пальто, свитера под горло и светлых брюк. Боже, да на мне блестящее платье, блес-тя-ще-е! Я как елка на Новый год!

В этот самый момент я готова не просто сбежать, нет. Я готова заплатить Арсению, чтобы он не уговаривал меня поехать с ним. Все отложенные на заграницу деньги! Я даже готова взять сверху какой-нибудь микрозайм, кредит-то мне, студентке без официального трудоустройства, вряд ли дадут. Но вот я подхожу к нему, слышу парочку его скользких комплиментов, ощущаю фирменные скольжения руки по попе и вдруг прихожу в себя, когда уже он паркует машину перед высоким офисным зданием в центре города. Моргаю, и мы внутри — поднимаемся на лифте на самый верхний этаж. А еще через пару минут сидим за столиком у панорамного окна, за которым виден весь город.

— Здесь очень красиво, — завороженная огнями, тихо произношу я, но Громов меня слышит и ухмыляется. — Красивый вид, — киваю в сторону окна.

— У меня красивее, — произносит он, не отрываясь от меня ни на секунду и будто бы не моргая.

И вот как у него это получается? Я смущаюсь, прячу глаза в меню, которое оставляют на столе, но при этом, как по щелчку пальцев, чувствую себя такой красивой! Он и всех вокруг вынуждает в это поверить, иначе как объяснить, что народ из-за соседнего столика и даже официант заглядываются на меня?

— Ты… — робко начинаю я, но тут же откашливаюсь и продолжаю увереннее: — Посоветуешь мне что-нибудь? А то я не могу выбрать между буйабесом, потофе и ви-ши-су… азом, — едва не сломав язык, читаю я названия блюд. — Это вообще на каком? На французском?

Мне неловко. Ни одна позиция из меню мне и близко не знакома, цены дорогие, еще и на столе сервировка из кучи лишних приборов — это вам не наша бургерная, где в основном едят руками в перчатках. А Громов мне в ответ смеется громко, привлекая и без того лишнее внимание.

— Сам бы знал — сказал. Я первый раз здесь, место мне посоветовали. Мама, — поясняет он, предвосхищая вопросы в моей голове. — Я больше по аппетитным, — он скользит взглядом от моих губ до груди и обратно, — бургерам. Только без меда. И желательно с кровью.

Не уверена, это ужасно грязный и беспардонный намек или я выдумаю себе, но внезапно меня посещает идея, и я забываю обо всем другом.

— А мы можем уйти отсюда? — спрашиваю, представив в голове, как мы спокойно едим бутерброды в простом кафе, где я не буду чувствовать себя бельмом на глазу у местной аристократии. Пусть лучше буду неуместно блестящей в каком-нибудь бистро.

Громов хмурит брови, видимо, приняв это за мой очередной каприз, поэтому я спешу продолжить.

— Я обещаю накормить тебя лучшими бургерами в городе, если мы уедем отсюда.

Сейчас в свете хрустальных люстр над нашими головами и за столом с шелковой скатертью я понимаю, что мне будет спокойнее в другой обстановке, здесь я не расслаблюсь, и все рано или поздно пойдет наперекосяк.

— А я могу отказаться? — со смешком выдает Арсений, намекая на нашу поездку в больницу и свою аллергию, и я швыряю в него скомканную салфетку, понимая, что он и так согласен.

Уже в следующее мгновение Громов спокойно встает из-за стола, хватает меня за руку и рывком притягивает к себе, чтобы прижать и поцеловать на глазах у всех. Какой же он все-таки… гаденыш! Обожает меня смущать и кайфует от этого. А я — от него, что уж там. Расплываюсь в улыбке, в его руках, в его желании. Бегу следом за ним, еле успеваю бежать, потому что он идет на выход метровыми шагами — без каких-либо объяснений, не оглядываясь на удивленных официантов. Мы видим только друг друга, и я чувствую себя самой счастливой. Если не во всем мире, то хотя бы в этом зале.

А через каких-то полчаса мы уже сидим в теплой верхней одежде на капоте его дорогой тачки и поедаем бургеры с видом пусть и не на весь город, но на реку и красивую набережную. И я даже не стесняюсь испачкаться, потому что у Громова самого измазан весь рот.

— Ты умеешь водить машину? — вдруг спрашивает он.

— Прав нет, если ты об этом, но дома возила папу пару раз к друзьям и обратно. А что?

Я застываю, потому что он проводит пальцем по моей нижней губе, стирая кетчуп или что бы это ни было, забываю даже его вопрос, но он продолжает шутить свои тупые шуточки.

— Тебе придется сесть за руль, если мне снова станет плохо.

Толкаю его в плечо и спрыгиваю на землю, чтобы выбросить обертку от бутерброда в мусорник.

— Уже не умер, и ладно. Прогуляемся?

Сегодня хорошая погода, не очень многолюдно, вкусно пахнет водой поблизости, еще и ветер приносит ароматы сладкого попкорна, который продается где-то рядом. Хотя я, конечно же, ищу повод не запираться вдвоем в тесном салоне, потому что свидание может очень быстро закончиться. Мы и по дороге сюда забылись так, что даже стекла запотели, а я… я пока ни в чем еще не уверена. Сейчас мне нужно немного пространства между нами.

— Конечно, — отвечает Громов, повторяет за мной, избавляясь от бумажных пакетов, и берет за руку, переплетая наши пальцы, отчего у меня спирает дыхание.

Дыши, Вика, просто дыши. И вот опять это чувство — я хочу без конца обнимать и целовать Арсения. Кого я обманываю? Может, предложить ему все же вернуться в машину?

— Ты меня поразила в самое сердце, — шутит он, хватаясь за грудь слева, а я пытаюсь догадаться, что имеет в виду. — Девушки с аппетитом — это очень сексуально.

— А сердце у тебя, видимо, между ног? — не отстаю я и слышу тихий смешок.

— Расскажи что-нибудь о себе, — выдает внезапно Арсений, и я смущаюсь от его слов. Что я могу о себе рассказать? Это ужасная просьба. То же самое, что вопрос о любимом фильме, на который я постоянно забываю ответ, хоть и выбирала дежурную фразу раз десять.

— Ты был у меня в гостях — в общаге и дома, знаком с моими родителями и Веней. Ты и так обо мне много знаешь, — я запинаюсь, но все же говорю: — А я о тебе — нет.

— Если хочешь познакомиться ближе с Русланом или мамой с братом, то могу это устроить, — это так просто звучит из его уст.

— У тебя есть брат, — повторяю за ним. Слышала мельком, но не знаю подробностей.

— Да, младший. Сущее наказание. — Арсений быстро меняет тему на меня. Снова. — Твой папа во время увлекательного путешествия в автосервис показывал мне спортивную школу, где ты занималась. Он с такой гордостью рассказывал полчаса о том, какой ты была звездой. Почему бросила спорт?

— Папа, как и любой родитель, преувеличивает мои таланты, — это звучит тихо, хоть и уверенно, но Громова не проведешь, он копает дальше.

— А твоя одежда? Зачем ты прячешься за балахонами? Это как-то связано все?

Хотела бы я ответить ему, что нет. Что просто следую моде или… не знаю, самовыражаюсь так! Но все же глубоко вздыхаю, потому что он, кажется, и без меня догадался, что ответ положительный.

— Наверное, — тихо бормочу я под нос, разглядывая потолок из желтых лампочек, нависающий над нами вдоль аллеи.

Быть откровенной или нет? Вот в чем вопрос. Я задумываюсь и понимаю, что мне нравится быть с Громовым. Нравится то, как я чувствую себя сейчас, как люди оборачиваются в нашу сторону. Нравится, что мы похожи на влюбленную парочку, что бы ни происходило между нами на самом деле. И если мне так хорошо с ним, почему я не могу ему открыться? Это ведь не какой-то страшный секрет, это просто часть меня.

— Это из детства. Я про одежду, — поясняю, потому что Арсений внимательно смотрит мне в глаза, пока на его радужке отражаются блики огней. — Я с детства много выступала и… Ты, наверное, видел костюмы, в которых выступают гимнасты? Голое тело не было для меня чем-то особенным. Для меня это было нормой, пока не стало проблемой.

Я вздыхаю, вспоминая школу. Там, конечно же, было не только плохое, точнее, там почти не было плохого, но эти воспоминания все равно никак не уходят, хотя мама всегда уверяла меня, что через годы я буду помнить только хорошее.

— В девятом классе кто-то нашел мои видео с соревнований, разослал по одноклассникам и… да, в общем, по всем, наверное. И если поначалу это было что-то вроде «вау, Огнева, ты такая крутая!», то довольно быстро это превратилось в «ни фига у тебя крутая задница» и мерзкий свист. — Я смотрю перед собой, пока рассказываю, потому что не хочу видеть реакцию Арсения. Для других все это может показаться мелочью, мне не раз говорили, что я раздуваю из мухи слона и вообще должна пользоваться положением, но… — Все парни стали обращать на меня внимание, девчонки — завидовать и обижаться. Это было… странно, пожалуй, но все еще нормально. А потом один мальчик из параллельного класса позвал меня на свидание. Он мне очень нравился, и я согласился без раздумий.

Рука Арсения крепче сжимает мою ладонь, но я по-прежнему не подглядываю, не смотрю — только прямо и в пустоту расфокусированным взглядом.

— Это было кино. Про короля Артура. Как сейчас помню начало, я очень люблю историческое фэнтези, и я… Я была на свидании, черт возьми! — я нервно смеюсь, вспомнив наивную дурочку Огневу. Влюбленную и глупую. — Не прошло и трех минут, как этот мальчик меня поцеловал, сделав самой счастливой шестнадцатилетней девчонкой, — говорю, а затем моя интонация меняется на пустую, безликую: — А еще через минуту он полез ко мне в трусы.

— Он что-то сделал тебе… — слышу Арсения будто издалека, с отголосками эха.

— Нет-нет, — я впервые решаюсь поднять на него глаза и лишь сейчас осознаю, что у меня расплывается все, потому что в них стоят слезы. — Но он на следующий день рассказал всем, что у нас был секс, и кто-то из его друзей шлепнул меня в столовой по заднице. В общем, началось…

— Эй… — от такого короткого и непривычно ласкового Громовского «эй» все скручивает внутри. Сердце болит и ноет, а слезы вырываются наружу. Тогда Арсений останавливается, разворачивает меня к себе, обнимает большими ладонями мое лицо и заставляет посмотреть на него.

— После всего я пошла к нашему классному руководителю и пожаловалась, а он…

— Что, блять, он сделал? — Громов читает между строк и толкает мой подбородок вверх. — Огнева, говори!

— Ничего, — еще один всхлип. — Но он намекал… И это было грязно. Я чувствовала себя грязной.

— Ты кому-нибудь рассказала?

— Нет. Конечно, нет. Кто бы мне поверил? — Я накрываю ладонью руку Громова на моей щеке и снова веду его вперед вдоль берега. — Чемпионат я не выиграла, поэтому решила завязывать со спортом. Папа был расстроен, но сумел это пережить. Я решила, что хочу стать кем-то, кто сможет помогать таким, какой была я, присматривать…

— Поэтому выбрала педагогический?

— Ага. Хотя я хотела учить русскому и литературе, но тогда нужно было оставаться дома, а я хотела уехать. Мне было тесно там. Там я все еще была юной звездой, хотя в мире большого спорта оказалась посредственностью. И мне не нравилось каждый раз объяснять всем подряд, почему я бросила гимнастику. Я прошла по баллам в РУФИ и решила сбежать из дома с Веней. И не пожалела ни на один миг. — Я снова смотрю на Громова и вижу себя в отражении его глаз. И почему-то кажусь себе совершенно другой — какой-то легкой, свободной и счастливой. Я ни с кем, кроме Балашова, не обсуждала это. Даже если Арсений меня не поймет, я довольна тем, что выговорилась.

— Я прекрасно тебя понимаю, — отвечает он, и я улыбаюсь еще шире. — Тоже хочу уехать. Куда-нибудь в Европу.

— Евролига? — смеюсь, напоминая про слухи, а он забавно стреляет бровями вверх. — Я тоже хочу попробовать попасть в программу по обмену студентами. Если мне, конечно, повезет.

Арсений как-то странно смотрит на меня, но я, будто окрыленная, подпрыгиваю на месте, забегаю вперед него и, не отпуская рук, тяну за собой.

— Откровение за откровение, — я улыбаюсь ему, и хотя Громов не отвечает, спрашивать он мне не запрещает. — Что за кулон ты носишь все время?

Я киваю на цепочку с прозрачной каплей, которая и сейчас выглядывает из-под свитера. Мне кажется это чем-то важным.

Арсений ухмыляется одним уголком рта.

— Я надеялся, ты спросишь, со сколькими я спал и даже посчитал в уме, — он явно отвлекает меня, но делает это умело. — Хотя, это, конечно, заняло время.

— Громов! — я пихаю его в грудь и смеюсь, запрокинув голову, а он смеется от моего смеха. И мы бы хохотали и дальше, я готова бы смеяться с ним целую вечность, но внезапно на нас обрушивается дождь. Ужасный ливень! Как из ведра!

Я теряюсь, промокаю за пару мгновений и бесполезно оглядываюсь по сторонам в поисках навеса, а Громов, вместо того чтобы бежать, подхватывает меня за талию, кружит и целует, как в чертовом романтическом фильме. Но очень быстро переходит на рейтинг для взрослых, проникая языком в мой рот так глубоко, что я забываю про холодные капли, струящиеся по лбу и затекающие за воротник куртки.

Мы добегаем до машины минут за пять и полностью промокшие прячемся в салоне, пачкая кожаные сиденья.

— Прости, — смеюсь я в голос, хлюпая ботинками и оглядывая подлокотник, на который льется вода с моей куртки.

— Забей, — бросает он, прежде чем наброситься на меня.

От одной искры между нами разгорается самый настоящий пожар, и он угрожает спалить все дотла. Я, уже не сдерживая себя, зарываюсь пальцами в его мокрые волосы и целую в ответ. Кусаю вкусные губы, сталкиваюсь с его языком, который отступает и дает почувствовать себя победителем, чтобы в следующую секунду переместиться на мою шею и заставить выстонать поражение. Боги, это прекрасно. Громов прекрасен. Он и вправду бог, и прямо сейчас он тяжело дышит между поцелуями, мнет мои бедра под смятым платьем, трогает… нет, даже не трогает, он лапает мою грудь! И мне это до одурения нравится. Я хочу еще, я хочу больше, я…

— Поехали, — приводит меня в чувства довольно простое слово. Я стремительно падаю с небес на землю, ловлю собственное отражение с мокрыми спутанными волосами в боковом зеркале и кусаю губы, чтобы не попросить Громова снова заставить меня забыть обо всем.

— Куда? — с опаской спрашиваю я, уверяя себя, что все хорошо, что я выросла, что уже взрослая. Я хочу сегодня быть с Громовым. Правда хочу. Но при этом… я не могу не думать о том, чем он будет лучше тех парней из школы, которых интересовало только мое тело? Лишь тем, что он говорит об этом прямо?

— Отвезу тебя в общагу, — доносится до меня то, что я, наверное, и не предполагала услышать. Но почему-то именно сейчас, именно в эту секунду понимаю, что туда я возвращаться не хочу.