Глава 46

Арсений

Сложно сказать, что такого особенного я нашел в Вике. Если кто спросит, я даже не сразу смогу объяснить — это на каком-то другом уровне, выше слов. Она красивая, но, будем честны, я видел красивее. Умная, но девчонок-ботаников я тоже пару-тройку раз трахал. У нее классное чувство юмора, но и этим меня не удивишь — однажды я переспал с двумя артистками юмористического жанра сразу после их стендап-концерта в клубе. Ну, то есть, нет в Огневой вроде бы ничего для меня принципиально нового, но вот когда смотрю на нее, прикасаюсь к ней, вдыхаю ее запах, то в груди распаляется искра, которая заполняет все мое тело, каждую клетку.

И секс с ней — это не просто секс. Это эмоциональный фейерверк, который затрагивает не только пах, но и пространство за ребрами, плавит мозги, горячит кровь. Несмотря на весь мой опыт и абсолютную неопытность Огневой, с ней, я это точно знаю, у нас лучший секс из всех возможных. Идеальная совместимость, тотальный экстаз. Но, наверное, еще важнее то, что происходит после физической близости — я курить, бля, не курю, потому что не хочу ее отпускать, а это кое-что да значит.

Мое правило не задерживаться возле девчонок после секса с Булочкой с самого начала летит к чертям. Я хочу с ней спать, хочу прижиматься к ней, обнимать ее, зарываться носом в ее волосы. И хочу, чтобы она делала то же самое. Вот как сейчас лежала на мне, согревая шею своим дыханием, и водила тонким пальчиком по моей груди, рисуя одной ей известные символы. Приворотные, наверное. Ведьма меня точно околдовала.

— Не знаю, говорил тебе или нет, но грудь — это моя эрогенная зона, — насмешливо тяну я, накрывая ее ладонь своей рукой и прижимая к ребрам. — Продолжай, если готова пойти на новый круг. У меня уже почти встал.

— У тебя всегда стоит, — сдавленно смеется Булочка. — Это вообще нормально?

— У меня не всегда стоит, — возражаю я, сжимая свободной рукой ее ягодицу. — Но встает на тебя — всегда. Улавливаешь разницу? С тех пор как ты в своей шлюшьей юбке ноги задирала на матче и два пальца в рот тянула, делая вид, что тебя от меня тошнит, у меня на тебя стоял, и я страшно хотел тебя.

— Почему делала вид? — Огнева приподнимается надо мной и посылает одну из дерзких улыбочек. — Меня и тошнило.

Сучка. Подхватываю ее под задницу и одним рывком подминаю под себя. Теперь я сверху, а она возится подо мной, от неожиданности растеряв все красноречие.

— Ну расскажи мне, как тебя тошнило, — предлагаю я, втиснув колено между ее ног. — А пока будешь свое вранье выдавать, я буду тебя трахать.

Дерзкий блеск в глазах Огневой за мгновение сменяется паникой. Она пытается возразить, но я в этот момент проникаю в нее сразу двумя пальцами, так что с ее губ срывается лишь нечто отдаленно напоминающее писк котенка.

— Так что там с тошнотой, Булочка, м? — мычу я, прикусывая зубами ее нижнюю губу и слегка оттягивая. — Жду подробный рассказ.

— Прекрати, — сипит она, жадно хватая ртом воздух, потому что я мягко и ритмично начинаю насаживать ее на свои пальцы. — Арсений… Пожалуйста...

— Не могу, — хрипло смеюсь я, посасывая мочку ее уха. — Ты сама напросилась. Всякий раз, как будешь мне врать, буду тебя иметь. Договорились?

— Из… Извращ-щен-нец, — выдает Огнева, подрагивая от каждого движения моих пальцев внутри.

— Признай, Булочка, что ты уже тогда хотела меня, — подначиваю я, продолжая в том же ритме.

Глядя на ее раскрасневшиеся щеки и дрожащие губы, сам еле сохраняю спокойствие, но тут уже дело принципа. Гром я или нет, в конце концов?

— Ненавииижу тебя, — хнычет она, приподнимая бедра мне навстречу, но я быстро убираю пальцы, не позволяя ей получить желаемое. — Арсен-ний…

— Не так просто, — осаждаю ее ласково, касаясь губами ее губ, пробегаясь кончиками пальцев по ее клитору. — Давай, Булочка. Одно твое слово, и я дам тебе кончить. Так тошнило тебя или ты меня хотела?

— Хотела, — выдыхает она и тут же вскрикивает, потому что вместо пальцев я загоняю в нее член.

С чувством триумфа я накрываю ее тело своим и начинаю в ней двигаться. Ее-то я помучил и желаемое признание вырвал, но и сам себя до предела довел. Хочу ее так, будто до этого мы не прошли с ней два полных круга сексуального безумия. Пиздец, короче.

Покорно принимая меня в себя, Булочка поднимает руки. Одну ладонь привычно запускает в волосы на моем затылке, массируя мне череп, вторую неожиданно кладет на грудь и зажимает под ней мой кулон. И смотрит в глаза — так пронзительно, так честно, словно хочет заглянуть куда-то в самую глубину, за фасад, туда, куда я вообще никого не пускаю.

Не в силах выносить этот взгляд, я зажмуриваюсь. Запечатываю ее покрасневший рот поцелуем. Двигаюсь с каким-то отчаянием, не сдерживая себя, вколачиваюсь в нее. Вика глухо вскрикивает, достигнув оргазма, начинает мелко дрожать и крепче сжимает меня ногами, подгоняя… Небывалая по силе разрядка налетает на меня, как лавина, сметающая все на своем пути. Когда я кончаю, отстав от Огневой совсем ненадолго, я настолько ошеломлен, что силы остаются только на то, чтобы перекатиться обратно на спину, прижать ее влажное тело к себе и накрыть нас обоих свежей простыней.

Разомлевшая Булочка не сопротивляется — тихо сопит, удобнее устраиваясь в моих руках, но ее пальцы все еще сжимаются вокруг кулона. Ни одной живой душе, даже маме я не рассказывал его значение для меня. А сейчас, из-за приближающегося со скоростью света отъезда, мне вдруг хочется поделиться сокровенным с Викой. Почему? Хер разберет. Может быть, я просто доверяю ей?

— Помнишь, ты спрашивала про кулон?

Она на мгновение задерживает дыхание. Потом молча кивает, будто словами боится спугнуть мое желание откровенничать.

— В шестом классе у меня была девочка, — начинаю я, воскрешая в памяти болезненные воспоминания. — Ее звали Вера. Я думаю, я ее любил. По-настоящему. Насколько может любить двенадцатилетний пацан. Мы с ней год были неразлучны. Гуляли постоянно. Я с ней и Саня с ее подружкой. Однажды пошли пешком вдоль трассы на выезд из города — хотели дойти до нового моста. Было темно. Фонари работали через один. Вера боялась и держалась за меня, а я в какой-то момент ее отпустил. С Саней заспорил, мы начали в шутку драться. Нас вынесло на дорогу, но как-то мы вовремя среагировали. Хотели поржать над этим, но услышали только резкий крик и тупой звук падения, — я замолкаю, потому что в носу начинает нестерпимо щипать. Зарываюсь носом в Булочкины волосы, дышу. А потом просто выпаливаю на одном дыхании: — Веру сбил мотоциклист. Она умерла сразу. Этот кулон принадлежал ей.

Булочка в ответ на это признание ничего не говорит. Только обвивает своими руками и крепче прижимает к себе, будто без слов шепчет мне, что услышала, что она здесь, рядом. И это, наверное, единственное правильное из того, что она могла бы сделать.

— Вы с Быковым так давно дружите? — спрашивает тихо.

— С детского сада, — отвечаю хрипло. — После того, как Веры не стало, меня немного понесло. Саня всегда рядом был. Много раз меня выручал, спасал даже.

— Поэтому сейчас это делаешь ты? Спасаешь его, даже когда этого делать не стоило бы?

Я не пытаюсь делать вид, что не понимаю ее вопроса. Поэтому отвечаю максимально просто и в то же время предельно честно:

— Он мой друг, Вика.

Загрузка...