Чью смерть принесёт эта осень?
Вопрос был дурацкий, бессмысленный и, по большому счёту, риторический.
Вдохнув полной грудью прозрачный и жидкий, отдающий первым подступающим морозом воздух, я немного осадила Искру, чтобы посмотреть со стороны на то, как Гаспар мчится вперёд на своём всё ещё безымянном коне.
Они и правда оказались похожи. Особенно — в такие моменты. Оба взмыленные, разгорячённые и по-щенячьи нетерпеливые.
Лошадь подо мной коротко всхрапнула, не одобряя, и я машинально потрепала её по гриве — пусть развлекаются.
Так уж сложилось, что осенью непременно кто-нибудь умирал, словно Совет по какой-то неведомой мне традиции платил неведомым мне богам неведомую же дань. Высокую, но оправданную цену.
К счастью, никто из тех, к кому я была так или иначе привязана, прощаться с жизнью пока не собирался, а что до остальных…
К гибели своих специалистов Совет традиционно относился сдержанно и реагировал на неё скупо, хотя и с приличествующим случаю уважением.
Должно быть, потому, что гибель эта чаще наступала от количества выпитой дряни, чем в бою.
Утвердившись в своей власти, стрельбище и тренировочный полигон Йонас предусмотрительно вынес за стену замка.
Достаточно далеко, чтобы при желании можно было побыть наедине с собой в процессе.
Почти преступно близко — даже отпустив довольного собой и прошедшим днём Гаспара вперед, на обратном пути я не успела как следует насладиться мыслью о том, что в ближайшее время в Совете может случиться хоть что-нибудь мало-мальски примечательное.
Более примечательное, чем великовозрастный ученик, — диковинный каприз крепко проштрафившейся леди Элисон.
Ну да и Нечистый с ним.
И всё же, чью смерть принесёт конкретно эта осень?
Побыть с ней наедине хотя бы на дороге от полигона до замка Совета было большим искушением. Тишина, пустота и прозрачный воздух помогали успокоить разум и привести мысли в порядок лучше, чем прицельная стрельба или забег на время.
Осень дышала и обещала перемены намного заманчивее, чем весна. Что-то хорошее или плохое — тратя слишком много сил на то, чтобы бороться с усталостью, я не могла разобрать, что именно, а гадать на это мне не хотелось.
Вопреки и, вероятно, немного назло всем и сразу, Гаспар делал успехи большие, чем я от него ожидала.
Кротким взглядом и мудрым словом Матиас заполучил ключи от старого домика конюхов, уже пару лет как служившего просто сараем, и теперь вдохновенно делал в нём ремонт — на двоих.
«Слишком много перемен для крестьянского мальчишки. Я думаю, ему лучше пока соседствовать с кем-то знакомым», — вот и всё, что потребовалось, чтобы Гаспар избежал заселения в отведённый курсантам, преимущественно детям, блок.
Только это настоящее сейчас и было важно.
Лошади к переменам тоже приспособились легко. Почти.
Огонёк смотрел на людей со снисходительным и чуть брезгливым вежливым презрением, и желающие разглядеть его поближе закончились столь же быстро, сколь и попытки пошутить над его хозяином. Наблюдая за ними с лёгкой ноткой почти что ревности, я вынуждена была признать свою ошибку — бывшему святому брату это существо подходило гораздо больше, чем мне.
Конь Гаспара, — просто Конь, — едва не укусил идиота Штаймера, и от него любопытствующие тоже отстали.
Мою Искру, к счастью, даже самые шальные с первого же дня обходили стороной.
Из троих лошадей она оказалась той единственной, кому подступающие холода не нравились.
Или же она — непозволительно чутко для лошади, но в самый раз для собаки, — считывала состояние с меня. Накапливающееся раздражение. Досадная и неуместная усталость.
В отличие от Коня, она не рвалась в галоп, предпочитая созерцать или думать о чём-то своём, лошадином, а я не собиралась её торопить. Нам обеим требовалось время, чтобы привыкнуть. И очень-очень много выдержки, чтобы оставаться в отведённых нам рамках.
Подъём, конюшня, тренировки, отчёты, конюшня, ужин, сон.
Косая Ирма умела слышать животных, в том числе лошадей. Как и многие другие, я ставила на своих коней ограничитель, отрезающий её от их умов, но в последнее время мне всё чаще хотелось её спросить, умеют ли кони браниться. Дождаться, когда Ирма вернётся из очередной страдающей от убийственно низких надоев деревни, и поинтересоваться между прочим.
Отчего-то мне казалось, что Искра про себя ругается непрестанно, в том числе и на меня.
В первую очередь на меня.
Хорошо воспитанной, взлелеянной и выросшей в любви и комфорте лошади вряд ли мог понравиться человек, вытащивший её из уютного родного стойла и предложившей вместо него один Нечистый знает что.
Предположение получилось ещё более дурацким, чем попытка высокопарно подумать о подступающей смерти хмурым осенним вечером.
Улыбнувшись даже не самой Искре, а её настороженно поднятым ушам, я потрепала её по гриве снова и немного пришпорила, ускоряясь.
Проще было в очередной раз смириться с тем, что трогательная и романтичная леди ни из одной и нас так и не вышла.
Точно так же вопреки всему, эта лошадь была предана мне сильнее, чем любая из собак, а предстоящий ужин интересовал нас обеих куда больше, чем возможная кончина кого-то из братьев по цеху и оружию.
Только отписаться за потраченные патроны и разбитую мишень.
Блядские отчёты.
Блядские патроны.
Блядская осень.
Подставив ненадолго лицо ветру, я решила, что совершенно точно не стану спрашивать Ирму. Такая чистенькая, умная и правильная леди, как она, наверняка не упустит случая раззвонить всему Совету, у кого именно и при каких обстоятельствах моя лошадь научилась ругаться.
Искра фыркнула, как будто понимала, о какой ерунде я думаю, и была с моими выводами полностью согласна. Кое-что должно было остаться только между нами.
Боковые ворота замка всё ещё были приветливо распахнуты — даже осенью их не запирали до темноты. Кто-то возвращался из города, кто-то допоздна торчал на полигоне.
Въезжать через главные ворота в Совете было принято только по возвращении с заданий — это добавляло организации таинственности в глазах непрестанно наблюдающих за ней людей, а самим вернувшимся с победой специалистам неимоверно льстило.
Летом мы с Гаспаром воспользовались именно этими, боковыми воротами — мне слишком не хотелось ехать вместе с ним через весь двор, и без того должно было возникнуть слишком много пересудов.
— Леди Элисон, добрый вечер! — худощавый, обманчиво хрупкий, едва завершивший обучение Жак придержал рукой шляпу, чтобы задрать голову и посмотреть на меня.
Он был одним из немногих, кто продолжал здороваться с искренним расположением, и я улыбнулась ему в ответ.
— Действительно, добрый! Не знаешь, чем Инес собирается нас радовать сегодня?
— Парни говорили про отбивные. И овощи, — мальчишка просиял так, будто я как минимум пригласила его отужинать наедине в моей комнате. — Надеюсь, не всё сожрут сразу, нас же только к ночи сменят.
Милая, ни к чему не обязывающая лёгкая болтовня.
Всё как раньше, всё как всегда.
Слышать, о чём и в каких выражениях думают животные, Жак, к счастью, не умел, но вдобавок ко всем прочим своим навыкам, диких зверей заговаривал превосходно. Такой набор талантов должен был до определённой степени оградить его от насмешек по этому поводу.
— Позвать Горана, чтобы отвёл Искру? — стоило мне спешиться, он тут же оказался рядом.
Ни Гаспара, ни его Коня в обозримом пространстве уже не было, и ни долю секунды я об этом почти что пожалела.
«Поздравляю. Теперь каждый щенок в Совете будет думать, что у него есть шанс», — почти равнодушный вердикт Мастера, вынесенный по прошествии первой недели с нашего возвращения, я тогда пропустила мимо ушей.
Совершенно напрасно, как выяснилось.
Блядский Йонас. Такой же, как отчёт.
— Спасибо, Жак, я сама, — улыбнуться сияющему мальчишке во второй раз следовало вежливее, чем в первый.
Вежливее, но холоднее.
Перспективу своего общения с конюхом Искра одобряла не больше моего. Жак не мог этого не понимать, но очень старался быть полезен.
Ударить его за это хотелось гораздо больше, чем обнять, но, учитывая, что он стал одним из немногих, кто принял Гаспара как своего…
— Я бы отвёл, но не могу оставить караул. У вас же ещё отчёты, — он тряхнул головой почти виновато, и, чувствуя нелепость момента, поспешил перевести тему. — Хорошо, хотя бы ужин сегодня поздний. Так что шансы, что не всё сожрут до нас, велики.
Теперь мне полагалось спросить, что за исключительное происшествие могло отвлечь осевших в замке специалистов Совета от жратвы, но ни времени, ни желания у меня на это не было.
— Хорошей службы, Жак, — улыбнувшись ему в третий раз так, что от приторности этой улыбки почти свело челюсть, я стянула ворот плотнее у горла и повела Искру к конюшне.
Лошадь. Отчёты. Снова лошадь. И только потом столовая.
Благо, после тех двух раз, в которые я туда попросту не успела, всё тот же Матиас наловчился улыбаться настолько свято, что вторую порцию ему выдавали без лишних вопросов. Хотя и понимали, для кого она предназначена.
Осенние сумерки подступали стремительно. Темнота ещё не опустилась на двор, но небо и воздух уже начали сереть. Ветер усилился, пронёс по земле скудную горстку опавших листьев.
И всё равно для октября было поразительно тепло. Как будто кто-то намеренно оттягивал полноценную осень в попытке продлить уже ушедшее лето.
В меру жаркое, нарядное, обещавшее так много блядское лето, о котором я совершенно точно не хотела вспоминать.
Поскорее бы поросло быльём и присыпало снегом.
Отчего-то казалось, что как только морская вода остынет, а холод окончательно вытравить из воздуха запах свежескошенной травы, всё пройдёт. Обратиться в морок, тревожный горячечный сон, порождённый опрометчиво подхваченной лихорадкой бред, — во что угодно, только не в правду, с которой мне неугодно оказалось иметь дело.
У всех случаются осечки. Даже у самого современного оружия. Один провал ничего не значит против десятка безоговорочных успехов. Каждая новая победная улыбка Гаспара на тренировочном полигоне это подтверждала.
Чем ближе будет Новолетие, тем проще мне самой станет в это поверить.
К тому же в этом году мне придётся думать о том, что ему подарить.
А ещё — внезапно ставшему отчаянно не святым брату, которому, кажется, вовсе ничего не было нужно от жизни. Помимо возможности сменить строгую форму церковника на нормальную одежду, конечно же.
Эта мысль оказалась уже не настолько бессмысленной, как все предыдущие, но всё равно странной.
Не стоило так сильно отвлекаться.
Конюшня.
Отчёты.
Снова конюшня.
А вот на ужин, пожалуй, к Гаспару и Матиасу. Как минимум потому что близко к конюшням. По правде — из элементарного уважения к тому, что они умудрились превратить начавший подгнивать от сырости никому не нужный сарай во вполне жилое и даже уютное помещение.
Эдакое подобие дома, которого у обоих никогда прежде не было.
О том, сможет ли Совет однажды стать для мальчишки если не домом, то спокойным и гарантированно безопасным местом, мы по молчаливому соглашению не говорили.
Слишком мало времени прошло.
Слишком туманными были перспективы.
Да и исходные, от которых мы оба отталкивались, направляя его к этому решению, слишком сильно отличались от того, с чем пришлось столкнуться на деле.
Пока что безоговорочно радовала разве что удивительная способность несвятого брата в любом месте и при любых обстоятельствах раздобыть хорошее вино, а этого на вечер было уже… немало.
Справа возле псарни царило непривычное для этого часа оживление. Пуля, за которую стоило переживать, ощенилась ещё пару недель назад, других значимых событий здесь не предвиделось, и я инстинктивно повернула голову, чтобы посмотреть.
Трое молодых, едва начавших работать без наставника специалистов. Пара более опытных ребят. Одноногий Дуглас с его вечной трубкой и снисходительным прищуром.
Как ни странно, ажиотаж в действительности вызвала Пуля. Потерявшая весь предыдущий приплод собака практически не выпускала щенков из поля зрения, да и в целом с большой настороженностью относилась к новым людям. Умная, нервная, быстрая и беспощадная, как всё тот же пронизывающий осенний ветер, Пуля требовала, чтобы её расположение заслужили.
Однако же сейчас она стояла на задних лапах, бесцеремонно поставив передние Кайлу на бедро, и отчаянно виляла хвостом. Непомерно большие светлые уши счастливо повисли, а пасть, которую мне самой как-то раз пришлось отмывать от крови, приоткрылась от чистого и искреннего собачьего восторга.
Я остановилась так резко, что Искра всхрапнула откровенно недовольно и ткнулась в моё плечо.
После бесконечно долгого дня под вечер и с приличного расстояния легко было ошибиться.
Просто похожая причёска, примерно тот же рост…
Ладони отвратительно похолодели, потому что никакой ошибки тут не было.
Как не было больше и намёка на хмурого простоватого земледельца Этьена из забытой Нечистым глуши.
Безупречная осанка, простой чёрный сюртук, — наверняка ещё дорожный, — аккуратно собранные в низкий хвост волосы.
Всё так же, до рези в глазах узнаваемо. Разве что с небольшой поправкой на чуть изменившуюся за годы его затворничества моду.
Старательно отмеряя собственные вдохи и боясь сбиться, я закрыла и открыла глаза, потому что ему нечего было делать здесь. Ни миражом, ни воспоминанием, ни тем более во плоти.
И тем не менее он стоял посреди двора Совета и скупо улыбался уголками губ, гладя Пулю по голове.
Она счастливо подпрыгивала на месте, мечтая добраться до лица.
Помимо меня, за этой сценой из разных мест наблюдали не меньше двух десятков человек. Недоумение, настороженность, даже умиление — всё это прокатывалось по двору волнами, смешивалось в один невыразительный, но тревожный поток.
О нём, выходит, говорил Жак. Не хуже животных, с которыми умел договариваться, он чувствовал, что происходит что-то необычное, хотя ничего ведь, если вдуматься, не происходило.
Просто ещё один человек.
С каждым годом всё больше талантливых или отчаянных людей, да и откровенных безумцев хотели очутиться под крылом Совета. Особенно на пороге зимы.
Кто-то ждал от этой службы спасения от светского закона, другие надеялись упорядочить свою жизнь, третьи рассчитывали просто передохнуть.
Все они заведомо ошибались, но продолжали приезжать в замок, чтобы встретиться с Мастером.
Только не он.
Не в Совет Мастера Йонаса.
Даже когда тот приглашал его фактически на любых угодных ему условиях, даже вместе со мной, Кайл отказался.
Совершенно точно он сделал это не для того, чтобы однажды явиться сюда по доброй воле.
Уж точно не теперь.
Для того чтобы встретиться с Йонасом, ему не было нужды показываться на территории Совета, к которому он, сколько я его знала, относился с холодным пренебрежением.
Горячее и влажное дыхание Искры обожгло мне затылок и шею.
Она чувствовала хозяина.
Опасаясь, как бы лошадь ни сорвалась, я крепче стиснулась в кулаке поводья.
— У неё отличные щенки в этот раз. Здоровые, — Мастер собственной персоной остановился за моим плечом, одновременно нависая не сулящей ничего хорошего тенью и закрывая от ветра.
Разворачиваться и задирать голову, чтобы попытаться поймать его взгляд, было глупо, и я продолжала также бессмысленно смотреть на окончательно ошалевшую от счастья Пулю.
Ничего не выражающий тон, спокойный голос.
Прежде и при других обстоятельствах я могла бы усомниться в том, что он видит то же, что и я.
Теперь же просто спросила:
— Что это значит?
Йонас хмыкнул тихо, и оттого особенно выразительно.
— Многие хотят присоединиться в Совету. Некоторым это даже удаётся. Тебе ли не знать.
Он был доволен.
Это удовлетворение не прослеживалось в интонациях, скорее оно сочилось из пор, оставаясь неуловимым, но отравляло чистый прохладный воздух.
Кайлу нечего было делать в Совете.
Тем более ему незачем было работать на Совет.
Все проблемы, заставившие его отойти от дел на целых три года, уже были решены.
Общие интересы… В тех редких случаях, когда его интересы пересекались с интересами Совета, он благоразумно отходил в сторону, оставляя за Йонасом право играть в собственные игры. Иногда кровавые, иногда не очень.
Когда я спрашивала, почему, он отвечал короткой улыбкой и ничего не проясняющим: «Пусть развлекаются».
Припомнив, как сама думала о Гаспаре и его Коне этими же словами получасом ранее, я стиснула зубы и призвала себя к спокойствию.
Собственные цели?
Едва ли Йонас бы допустил.
Один раз он уже на подобное попался, второй — просто не мог.
Имя Кайла не было внесено ни в один протокол.
И в частных разговорах, и на официальных допросах Гаспар, как и полагалось неотёсанному деревенскому щенку, бледнел и мучительно заикался.
Бывший святой брат отвечал на заданные ему вопросы с воистину монашеским терпением и смотрел на дознавателей столь смиренно, что им наверняка хотелось застрелиться на месте.
По предварительной договоренности или нет, но в целом они рассказывали одно и то же: в ходе расследования одним из подозреваемых стал нелюдимый местный житель, за несколько лет до того поселившийся на отшибе. Не самый приятный, но ни в чём преступном не замеченный тип. Леди Элисон пришла к выводу, что он не имел отношения к происходящему, и оказалась права.
Фигура столь незначительная, что едва ли достойна упоминания.
Йонас, разумеется, знал.
Получив от меня вместе с Матиасом более чем красноречивый привет, он тем не менее молчал.
Молчал на первом заседании в моём присутствии и на всех последующих, включая те, куда меня не посчитали нужным пригласить.
Молчал, даже когда мы оставались наедине в его кабинете.
Не задал ни одного вопроса, не посмотрел выразительно, даже не запустил в стену опустевший стакан, хотя последнее было бы справедливо. Личные дела не могли и не должны были мешать работе.
До тех пор, пока от Кайла меня отделяло море и несколько сотен вёрст по суше, истинные причины этого молчания меня не интересовали.
Теперь же…
Возможных последствий подобного приглашения он не мог не понимать.
— А как?..
— Заткнись, Элисон, — он не позволил мне договорить, не улыбнулся, просто не поменял ни тона, ни позы. — И подумай о том, чем мне обязана.
И это было справедливо тоже.
Пуля опустила лапы на землю, подпрыгнула перед Кайлом и, кажется, тихонько взрыкнула.
Звала смотреть своих щенков?
Возразить Мастеру мне и правда было нечего.
— Если это настолько невыносимо, можешь к нему не приближаться.
В масштабах Йонаса это было очень щедро.
Просто обходить стороной.
Принадлежащий Совету замок был достаточно велик, чтобы два человека могли жить в нём, практически не встречаясь друг с другом. Разве что изредка в столовой. Или во дворе. Или возле конюшен.
На моё везение, Искру поселили почти особняком, ей достался денник в старом корпусе, где обычно держали совсем молодых, либо, напротив, вышедших на покой лошадей.
Разумеется, это породило очередную волну шуток о том, что жеребец для меня слишком молод… О, извини, это кобыла! Не знал!
Закончилось, правда, всё тоже быстро, меньше, чем за неделю — разбитым носом Гаспара и спокойным вопросом Йонаса: «Что именно здесь смешно?».
Так или иначе, бывать в общих и отведённых гостям конюшнях мне теперь не приходилось.
С удивлением отметив, что сердце бьётся слишком быстро, я отвела за ухо упавшую на лицо прядь и, не сказав даже «спасибо», развернулась, чтобы увести Искру.
Пока я глупо таращилась на псарню, и правда начало темнеть. На стрельбище мы сегодня проторчали дольше, чем я планировала — Гаспар, как выяснилось, и правда неплохо стрелял. Святой брат знал, как развлечься в глухой деревне, и с большим энтузиазмом учил этому других.
Однако же при первых тестах мальчишка показал восхитительно умеренный результат. Стоя перед мишенью, он напряжённо сжимал пистолет, растерянно моргал и прицельно бил то в пятёрку, то мимо.
«Ну надо же, попал», — хмыкнул после командир Берг, забирая у него пистолет почти брезгливо.
Стоявший за плечом Мастера Йонаса Матиас не улыбался, а его взгляд остался почти бесстрастным. Взглядом человека, который дал первые навыки, но большего и не ожидал.
В тот вечер мы почти поссорились.
— Какого Нечистого, ты нахрена это сделал?!
— Чем более впечатляющими будут его показатели к весне, тем лучше. Разве нет?
Точно так же, как на стрельбище, его лицо ровным счётом ничего не выражало, и глаза мне начала застилать мутная пелена злости.
— Матиас, мать твою, мне не нужно помогать! Просто не путайся под ногами!
Мои пожелания по поводу он, конечно же, учёл, но, как ни странно, это почти ничего не изменило.
Разве что они оба перестали соваться к Искре в стойло.
Словно компенсируя себе эту потерю, бывший святой брат каким-то одному Нечистому ведомым образом выцарапал себе у Мастера возможность заниматься с Гаспаром грамотой. Читать и писать он, по официальной версии, тоже учил мальчишку практически с нуля. Меня, как отвлекающий фактор, на эти уроки, не допускали, но думать о том, чем на самом деле они там занимались, у меня малодушно не было ни времени, ни сил. Хватало уже того, что мальчишка перестал ввязываться в драки, а после — в наказание неделями мести двор в дополнение к остальной нагрузке.
— Лиса! — как будто призванный моими мыслями Гаспар вылетел из-за угла так резко, что едва в меня не врезался.
Он успел сменить рубашку, но не затянул ворот, даже куртка болталась нараспашку. И запыхался на бегу.
Так торопился предупредить.
Подавив абсолютно неуместную сейчас улыбку, я качнула головой, чтобы не дать ему даже начать.
— Пуля вышла к людям, да. Я видела.
ХМальчишка переступил с ноги на ногу, даже в момент волнения не переставая изображать на возможную публику недалёкого простака, но лицо его осталось напряжённым, сосредоточенным.
— Да.
Он не знал, может ли и должен ли ещё что-то сказать, и так искренне верил, что проблема заключалась именно в этом, что мои губы всё-таки дрогнули.
Настолько чистое желание помочь было достойно хотя бы небольшой награды.
— Отведёшь её? — я протянула ему поводья, стараясь не думать о том, что на нас смотрят.
Как бы долго после ни орал за это Берг, которому непременно доложат, вспыхнувшие удовлетворением и благодарностью глаза Гаспара того стоили.
Он всё-таки сумел до меня достучаться, я согласилась принять от него хотя бы минимальную помощь…
И плевать, что эта помощь может и будет истолкована как эксплуатация ученика и без того хреновой наставницей.
Идти к ним на ужин после этого совершенно точно нельзя, ну да и ладно.
Убедившись, что Искра пошла с ним спокойно и с удовольствием, я развернулась, почти бегом направляясь в административное крыло.
Отчёты.
После конюшня.
В промежутке — не думать о том, как бы Гаспар не натворил там ничего лишнего.
Друзья, это третья книга в цикле Летопись Совета
И продолжение романа Наперегонки с пламенем
Читать самостоятельно можно, но лучше в хронологическом порядке))