Мерседес Лэнса мчится сперва по тихой ровной трассе, затем въезжает в город и пролетает мимо небоскрёбов и людей.
Я прижимаю ладонь к холодному окну и думаю о том, что от дома меня отделяет всего один рискованный шаг. Моника сидит рядом и всё бросает на меня виноватые взгляды. Я ощущаю, что она всё ещё чувствует моё безразличие к её словам, хоть я и сказала ей, что не злюсь.
Принимаю всех за идиотов, а идиоткой являюсь сама я.
— Так чё такого там стряслось? — спрашивает Нейт. — Где Гай?
Делаю вид, что не интересуюсь, но слух заостряется.
— Вистан каким-то образом разузнал о том, что Каталина жива, — отвечает Лэнс, поворачивая руль. На его безымянном пальце сверкает обручальное кольцо, и я мигом вспоминаю о Софи. Интересно, где она сейчас? Знает ли о том, что сейчас вокруг меня происходит?
— А откуда такая информация? — снова вопрошает Нейт.
— Хизер сообщила Зайду, а тот уже мне. Она скоро, кстати, уже должна быть.
Я едва держусь, чтобы не закидать вопросами своих спутников. Что это за женщина, о которой они все говорят? Но от одного произнесённого вслух вопроса я всё-таки не отказываюсь:
— Что Вистан может сделать Гаю за такое... предательство?
Лэнс с Нейтом переглядываются. У меня вздрагивает непонятно от чего голос, когда я снова заговариваю:
— Убить?
Моника кладёт руку мне на плечо:
— Нет, что ты, Лина.
— Вистан Харкнесс может и бездушный человек и всегда таким был, — начинает Лэнс, — но всё-таки не настолько, чтобы лишать жизни наследника... Тем более, в связи с последними событиями, кажется, последнего.
Я мигом вспоминаю вычитанную информацию о Гае в интернете. Я помню ещё одно имя помимо Камиллы.
— У Гая есть брат, верно? — спрашиваю я.
— Ну... был, — отвечает Нейт. — Без понятия, где он сейчас и жив ли вообще. Парень исчез в тот же день, когда пропала Натали... — Решив, что я могу не знать, он добавляет: — Натали – это мать Гая.
Тишина длится недолго, Лэнс заговаривает вновь, причём голос у него в отличие от всех остальных очень успокаивающий:
— Так что пока он единственный наследник Могильных карт. Вистан придерживается принципа: передавать, так скажем, дрозды правления сыновьям. Так что убивать сына он не станет, можешь не переживать об этом.
— Ага, — снова говорит Нейт. — Но попытать вполне может. Например, отрубить пальчики или избить до потери сознания.
По спине проходится неприятная дрожь, во рту пересыхает.
Но я ведь должна радоваться его возможным страданиям. Он искалечил меня. Я должна искалечить его в ответ. Почему же сейчас в душе у меня неспокойно и страшно за его жизнь?
— Ты никогда не видела его спину? — Из уст Нейта выбирается весьма странный вопрос. Я даже не сразу нахожусь с тем, что должна ответить.
Отрицательно качаю головой. Он улыбается:
— Ну, когда увидишь, поймёшь, какое у Вистана «заботливое» отношение к сыну.
Спустя двадцать минут после последнего разговора мы доезжаем до знакомого мне дома: жилище Лэнса и Софи. По коже пробегаются мурашки, когда я вспоминаю день, в который была здесь... В окружении своих будущих, — каждый в какой-то мере, — убийц.
— А где Софи? — Нейт вылезает из машины первый, оглядывается по сторонам в предосторожности.
— У родителей, в Сан-Франциско, — отвечает Лэнс, выключая двигатель. — Если повезёт, побудет там месяц. По крайней мере, до тех пор, пока здесь всё не уляжется. Я не хочу рисковать её жизнью. — Он кивает в сторону дома: — А сейчас идите все внутрь. Я подъеду к Зайду с Уэйном. Нужно как можно скорее привезти Хизер и вызволить Гая.
— О'кей, чувак, давай! — Нейт пожимает другу руку, хлопает его по плечу. — А я как всегда остаюсь с девочками, получается?
Лэнс не отвечает, вместо этого надевает солнцезащитные очки, готовясь выехать на дорогу вновь. Но я уже этого не вижу, потому что иду к дому, дверь в который мне любезно открывает Нейт с привычной для него глупой улыбкой.
* * *
Немного надо для того, чтобы сойти с ума от волнения. И Гай понимает это чувство, как только раскрывает глаза.
Голова трещит по швам. Запястья прикованы наручниками за спиной. В глазах двоится, размывается, предметы вокруг «текут». Но он без труда вспоминает, как тело пронзила боль от удара током, так что о произошедшем догадаться было легко. Может быть, ему даже что-то вкололи.
Огромные шкафы, сверху-донизу забитые книгами, образуют высокие стены. Комната мрачна и вместе с тем очень красива. Здесь пахнет роскошью и дорогим парфюмом. Кожаное кресло стоит у рабочего стола, обставленного статуэтками и кое-какими бумагами.
Чёрт, — проносится у Гая в голове.
Его посадили на стул в кабинете отца. В месте, где ему впервые пришлось убить человека в возрасте шестнадцати лет. Тот день никогда не забудется и не выведется из разума так просто. Разве что придётся стереть себе память, чтобы этого добиться.
Вистан входит в свой кабинет тяжёлыми и грозными шагами, и при этом ему удаётся выглядеть поразительно спокойным. В этом весь Вистан Харкнесс.
Гай сжимает кулаки, стискивает зубы и таращится на отца в полутёмной комнатке. Все движения мужчины плавны и строго отточены.
— Что мне с тобой делать, сынок? — спрашивает Вистан. — Можешь выбрать себе участь самостоятельно. Я разрешаю.
У Гая вдруг откуда-то берётся смелость, когда он шипит:
— Думаешь, наручники смогут меня удержать?
— Нет, не они. — Отец легонько улыбается, и со стороны могло показаться, что это простая добродушная беседа родителя и ребёнка. — Но вот охрана снаружи у двери вполне сможет.
Нет оснований не верить в то, что это правда.
Парень бросает взгляд на окна: плотные чёрные шторы с золотистой вышивкой, задёрнуты, лишая возможности глянуть на улицу. Предусмотрительно. Одна из любимых пыток Вистана — бросить жертву в тёмную комнату, закрыв все щели, откуда может проникнуть свет снаружи. Таким образом человек просто теряет счёт времени и даже не понимает: ночь сейчас или день, теряясь в пространстве.
— Сколько я тебя помню, сынок, ты горел желанием отомстить за свою мать, — заговаривает Вистан. Его голос, кажется, с лёгкостью разрезал бы сталь. — Или тебе нужно напомнить, что её отец сделал с Натали? В каком состоянии было её тело в тот день. Напомнить?
Гаю не нужно напоминать, ведь ещё будучи подростком он собственными глазами видел её тело в тот день. Уже начавший гнить, сгоревший и неузнаваемый кусок плоти, когда-то являвшийся красивой женщиной. Любящей матерью. Не нужно Гаю напоминать и в связи с тем, что картина, представшая тогда перед ним, всегда всплывает в кошмарах по ночам.
— Что же случилось? — Отец вглядывается в черты лица собственного сына, словно именно на нём написан ответ. — Как же ты мог предать собственную мать? Разве она недостаточно тебя любила?
— То, что ты приказывал мне сделать, не является местью. — И хотя внутри всё болезненно сжимается от горечи, Гай пытается говорить сурово. Наручники на его запястьях издают лязг. — Никогда не являлось.
— Да? Это почему же?
— Каталина не виновата в том, что произошло с мамой. Хватит. Нам нужно оставить её в покое.
Вистан разражается хохотом. Вполне ожидаемо от безжалостного убийцы, движимого одним лишь желанием — убить как можно больше людей.
— Да. Девчонка ничего не сделала своими руками, однако сделал её отец. — Он кивает, будто собирается соглашаться со всем, что скажет сын. — Считай её предметом, неодушевлённой вещью, которая должна быть приведена в жертву во имя чести. А честь свята для нашего рода.
— Можно поступить иначе, — выдаёт Гай, на этот раз в голосе звучит злость. — Необязательно поступать так, как того хочешь ты.
— Нет, — качает головой Вистан, — другого выхода нет. Убийство её папаши не будет считаться законченным делом. Он должен страдать, равно как страдали мы в своё время. — Наклонившись к лицу Гая, он тычет его в грудь, произнося: — Я – глава Могильных карт. Я не оставляю людей, перешедших мне дорогу, невредимыми: будь то физический вред или моральный.
Гай поднимает глаза. В них ясно горит гнев вперемешку со скользким чувством страха. Голос кажется скрипучим, когда он осмеливается произнести:
— Так или иначе, Каталина в безопасности. И я не позволю ни тебе, ни твоим людям навредить ей. Даже если мне придётся умереть.
— Неужели? — усмехается Вистан. Он смеётся над попытками сына дерзить, забавляется беспомощности, а всё потому, что он прекрасно знает, насколько сильно Гай боится его. — Но я уже нанял человека, который сделает за тебя эту работу. По крайней мере, он приведёт и бросит девчонку прямо к моим ногам. А там уже дело завершу я.
Нанял человека, — сам себе повторяет Гай, хмуря брови. Возможно, отец дал задание одному из обладателей серебряной карты, ведь они — самые приближенные к нему солдаты. Но подобные мысли быстро выветриваются из головы. Он не станет пускать своих верных псов на такое пустяковое задание, у них других дел полно, — возражает собственным предположениям парень.
Остаётся один единственный возможный человек. Но Гай молится, чтобы догадка оказалась ошибочной.
— Кого? — спрашивает он, будто надеется услышать ответ.
Вистан ухмыляется. И ухмылка эта куда страшнее гневного голоса или злых глаз. Потом мужчина, ступая чищенными туфлями по сверкающему полу, направляется к дверям.
— И я знаю, что как минимум трое моих людей: Нейтан Блэквуд, Уэйн Томпсон и Зайд Парса, помогают тебе в спасении девчонки. А это предательство. Тебя я убить не могу, но вот они... Просто знай, как только эти ублюдки попадутся в мои руки, мучения их будут страшнее смерти. Ты ведь сам знаешь, как устроены в нашем царстве пытки и наказания за оплошность. Пусть готовятся.
И Вистан Харкнесс, выдав эти жуткие угрозы, выходит из кабинета и запирает за собой дверь.
* * *
Нейт не отходит от окна ни на минуту, периодически выглядывая наружу и сжимая в руке нож, которым скользит по стене возле себя, как бы выводя невидимые узоры. Нож, на котором недавно виднелась кровь.
Я не знаю, что случилось с тем мужчиной далее, но и спрашивать мне не хочется. Я не могу забыть спокойные лица окружающих меня людей, пока лезвие вонзалось ему под кожу.
Каждая секунда, проведённая в доме Лэнса и Софи, заряжается новой порцией напряжения, мне не удаётся в полной мере расслабить тело и успокоить бушующие мысли в голове.
— Вот блин. Я хочу пи́сать, — неожиданно заявляет Нейт, нарушив гробовую тишину.
Я поднимаю брови в удивлении.
— Зачем нам эта информация? — спрашиваю я почти зло.
— Я не могу отойти от вас. Зная тебя, — он демонстративно указывает пальцем на меня, — я почти уверен в том, что ты во что-нибудь вляпаешься.
— Малыш, не преувеличивай, — весело проговаривает Моника, лежащая на диване. — Ты говоришь так, будто для того, чтобы сходить в туалет, тебе нужно пробраться через океан на другой конец света. Иди. Я за ней пока прослежу.
— Не сможешь.
— Смогу.
Нейт щурится, бросая на меня взгляд, а потом заговаривает со мной:
— Обещай, что не доставишь моей крошке неприятностей.
Перевожу взгляд на Монику, потом снова на него:
— Не хочу давать обещаний, которые могу не выполнить.
— А ты просто выполни.
— Иди в задницу, Нейт. Я не обязана тебе что-то обещать.
— Ах! Какая ты упрямая попа!
Моника подскакивает с места, спеша к своему парню. Приложив свои руки на его плечи, она толкает Нейта к двери, приговаривая, что сможет за мной уследить и чтобы он наконец уже шёл в туалет, раз так хочет.
Комната тут же погружается в тишину.
Я сижу на кресле с опущенным взглядом, пытаясь бороться с огромным количеством мыслей, смешавшихся в моей бедной голове. Вспоминаю, что однажды мы сидели здесь за чашкой чая в компании Софи. Вспоминаю и её тогдашние слова, адресованные мне: «Она всего лишь ребёнок». Теперь они заиграли новыми красками.
Ему вовсе не восемнадцать, как я раньше думала. Судя по информации в Интернете, ему двадцать два года. А мне всё ещё семнадцать. Рядом с ним я действительно ребёнок, хоть разницы не так уж и много.
— Ты знаешь о том, чем он занимается? — спрашиваю я, как только Моника снова появляется в комнате. — О его работе.
Девушка садится на диван и отвечает:
— Да. Всегда знала. С самого первого знакомства с ним.
— Он убивает людей? — Мой голос хриплый и неуверенный. — Также, как и Гай?
Она отрицательно качает головой, взгляд какой-то сочувствующий. Правда, не понимаю, как она может сочувствовать мне, когда сама совсем недавно помогала друзьям, зная, что меня по итогу ждёт.
— Нет. Нейт числится в подразделении наркоторговли у Могильных карт. Он курьер, развозит наркотики по богатым домам, договаривается с наркокартелями и прочее. Пока убийств от него не требовалось.
Словно меня это должно было утешить...
Я горько усмехаюсь, опуская голову к прижатым к телу ногам.
Нужно что-то делать... Мне нужно понять, как наладить жизнь. Я не собираюсь проводить время с людьми, желавшими моей смерти. Надо что-то предпринять.
Внезапно со стороны двери раздаётся щелчок. Не успеваем мы и головы повернуть, как в дом уже входит трое человек. К счастью, все они нам знакомы.
— Привет, цыпочки, — здоровается с нами Зайд, едва переступая порог.
Он бросает звенящие ключи от машины на столешницу в мини-кухне, треплет чёрные волосы, плюхается на кресло возле меня и принимается открывать банку пива, которую принёс с собой.
Лэнс проходит дальше в гостиную, осматривается и строгим голосом спрашивает:
— Где Нейт?
— Пошёл в уборную, — отвечает Моника, кивнув в сторону дальней двери. — Вот-вот уже должен выйти.
У Лэнса очень взволнованный взгляд, и я ненароком задумываюсь: не связано ли это с выясненной новостью касательно Гая. Может, что-то случилось?
Странно, но мне не хочется думать, что с ним могли сделать что-то ужасное.
— Хизер сможет приехать только завтра, — говорит Лэнс, видимо, обращаясь к Монике.
— Кто такая Хизер?
Мой голос привлекает внимание каждого присутствующего. Уэйн почти бесшумно фыркает в раздражении, отворачиваясь от меня и вытаскивая из кармана пачку сигарет, Зайд отпивает немного из пива и наоборот смотрит на меня со слабой усмешкой на губах.
— Наша замечательная подруга, — отвечает он. — Одна ох_енная цыпочка.
— Зачем вы её позвали? — продолжаю я. — Почему вы все так её ждёте?
— Хизер – одна из обладательниц серебряной карты, — выдаёт Лэнс с таким тоном, словно я автоматически должна была понять, что он имеет ввиду.
Я по-прежнему в недоумении, кажется, даже запуталась ещё сильнее. И тогда, видя выражение моего лица, Лэнс вдруг меняется.
— Гай или Нейт тебе не рассказывали о картах? — спрашивает он, переглянувшись с Зайдом.
Вместо слов я просто отрицательно качаю головой.
— О, ну это самое невъе_енное, — издаёт смешок Зайд. — Знаешь ли, в каждой преступной организации есть касты. Иерархия, другими словами. В Могильных картах для определения места каждого члена мафии используются карты, от которых, кстати говоря, и пошло это ох_енное название. — Он отпивает ещё пива, потом продолжает: — Босс, глава, лидер – называй как хочешь – имеет при себе бриллиантовую. В прочем, как и его жена. Все наследники мужского пола – будь то сыновья или внуки, – обладают золотой, как и их жёны. Серебряные карты у самых приближенных к семье солдат, итальянский их аналог, зовётся, кстати, «консильери», но тебе вряд ли нужна эта инфа. И наконец, чёрные карты принадлежат у нас мелким солдатам, некого рода «шестёркам», но стоящим чуть повыше.
В голове сразу собирается полная картинка из тех кусочков пазла, которые были разбросаны по моей голове. Я мигом вспоминаю всё, что слышала и видела.
Гай однажды вытаскивал из кармана золотую карту. Всё сходится. Он — наследник.
Нейт показывал мне чёрную, а значит он мелкий солдат, работает наркокурьером, как мне поведала Моника совсем недавно.
— Что эти карты дают? — спрашиваю я. — Они просто указывают на место в организации?
— Не-а, цыпочка, — ухмыляется Зайд. — Это не просто карточки, это своего рода гарантия защиты. Ни один безмозглый х_й, если конечно он действительно не безмозглый, не будет рисковать, нанося вред члену Могильных карт. Иначе и его, и его семью кокнут. Вистан не терпит, когда кто-то трогает его людей. Хочешь-не хочешь, мы – его собственность, как только вступили в ряды солдат. К тому же каждая карта хранит личную информацию о своём обладателе. Это не просто картонки, а что-то вроде электронной карты.
Гарантия защиты... Вот почему, думаю я, наверное, тот ублюдок, напавший на меня в переулке, так изменился в лице, когда увидел золотую карту, которую достал перед его лицом Гай. Он был в ужасе. Ведь только что он пытался пырнуть ножом наследника Могильных карт, получается, единственного сына босса этой преступной организации.
— У твоего отца была серебряная, — добавляет Лэнс. — Он был одним из самых приближенных к Вистану людей, его близким другом.
— Да, пока твой папаша не решил убить его жену, — язвительно произносит Уэйн, о присутствии которого я и позабыла.
Я поворачиваюсь к нему с негодованием и злобой. Отчего-то с самого первого дня он ведёт себя как полный кретин. Совсем по-другому, нежели все остальные.
— Уэйн, помягче, — выгибая бровь, произносит Лэнс громко.
— Я сказал что-то неверное? — Парень насупливается, сверлит меня сверкающим зло взглядом. — Будь я на месте Вистана, собственноручно избавился бы от всей этой паршивой семейки Норвудов и не стал бы церемониться с этой сучкой!
Захлопывается дверь в уборную. В гостиной уже появляется справивший свою нужду Нейт.
— Хэй, чувак, держи язык за зубами! — прикрикивает он без лишних приветствий прибывших друзей. — Гай тебе его отрежет, как услышит, какими словечками ты бросаешься!
— У него снесло крышу, — фыркнув, выдаёт Уэйн. — Он просто рехнулся и не способен сейчас принимать здравые решения... Стерва что-то с ним сделала. — Это слово адресовано мне, он будто с удовольствием его растягивает, глядя на меня, а потом вдруг спрашивает: — Признайся, что ты ему сделала? Неужели ты настолько искусна в минете или скакала на нём настолько превосходно?
Грязные слова кидаются в меня, как тяжёлые камни. Они словно втаптывают меня в землю, кожа покрывается невидимыми ранами и кровоточит. В ужасе от услышанного я не сразу понимаю, что зла. Потому что первыми чувствами выступает растерянность и жгучее унижение.
— Уэйн! — Голос у Лэнса проносится по гостиной целым ураганом. Он громок, очень серьёзен и груб. — Довольно, чёрт возьми! Иди, покури и успокойся!
Зайд считает нужным кинуть своё:
— Реально, это уже явный перебор, кусок ты долбо_ба.
Уэйн не удосуживается даже взгляда бросить в их сторону: глаза, — голубовато-серые, но каким-то образом в то же время и бездонные, — сейчас прикованы только ко мне. В них бурлит словно кипящее масло ненависть. А потом быстрыми шагами он покидает нас, захлопывая с шумом дверь.
Нейт садится передо мной на корточки.
— Не обращай внимания, Лина, — просит он, голос звучит как-то заботливо, будто со мной говорит брат. — И не расстраивайся из-за всего, что тебе когда-либо кто-то говорит, хорошо?
Я киваю, хотя и знаю, что не обращать внимания на то, как кто-то говорит, что я на ком-то скакала, у меня не выйдет.
— Раз он так меня ненавидит, — говорю я, — зачем помогает? Почему бы ему просто меня не убить?
— Он делает это всё ради Гая. Как и все мы... Но с одним исключением, — Нейт тыкает в самого себя пальцем и улыбается, шуточно добавляя: — Ты мне нравишься, поэтому я помогаю тебе теперь не только из-за Гая.
И я впервые за столько времени беспомощно улыбаюсь в ответ. Кажется, все разом расслабляются и выдыхают, будто бы именно этой улыбки ждали всё это время.
А может это связано с тем, что теперь я избранница Кровавого принца, которого все боятся. Может, даже его собственные друзья.