Не говори ни слова

ГЛАВА 14

РАЙКЕР

Я подъезжаю к дому Мии и с тоской смотрю на закрытые занавесками окна, хотя сейчас только два часа дня. Мне нужно было выбраться отсюда. Я больше не мог смотреть на неё через монитор, пытаясь стереть из памяти воспоминания о наших прикосновениях. И я больше не мог выносить нескончаемый поток слов Марселя.

Старший поручил мне наблюдать за реакцией её близких на её исчезновение, чтобы он не был застигнут врасплох, когда будут проверять GSP на ее автомобиле. Местная газета уже активно освещала эту историю, создавая вокруг неё атмосферу тайны. Старший понимал, что исчезновение девушки из небольшого городка привлечёт гораздо больше внимания, чем он хотел, но Джуниор всегда добивался своего, а в данном случае ему была нужна Мия. К тому же, у них были люди, на которых они могли повлиять. Полиция не была вне их контроля.

Я сижу в машине уже, возможно, час или два, ожидая, что шторы раздвинуться, кто-нибудь придёт или уйдёт, но в доме никого нет. Лишь в одной комнате шторы не задернуты — вероятно, это комната Мии. Я пытаюсь представить, как она сидит за стеклом и смотрит на тихую улицу. Однако образ её, забившейся в угол, продолжает отвлекать меня от размышлений.

Убедившись, что дома никого нет, я выхожу из машины и направляюсь к дому, постоянно проверяя, не смотрит ли кто-нибудь на меня. Я пытаюсь открыть дверь, но она заперта, поэтому я подхожу к единственному незашторенному окну. В её комнате тепло и царит атмосфера невинности, что противоречит её возрасту. Её кровать в беспорядке, а одежда разбросана по полу. Стены увешаны плакатами, но из-за грязных окон я не могу прочитать, что на них написано.

— Что ты делаешь? — Шепчет кто-то, и я тут же замечаю её присутствие. Девушка стоит в дверях, пристально глядя на меня.

Когда я слышу голос, то замираю на месте. Я стараюсь сохранить непринужденный вид и, улыбнувшись, поворачиваюсь, чтобы посмотреть на человека, который обращается ко мне. Это подруга Мии, у нее стрижка в стиле пикси, и на ней зеленое платье.

— Извините, я не хотел вас беспокоить. Это ваш дом? — Спрашиваю я.

Она не отвечает на мою улыбку.

— Нет, но я знаю, что это не ваш.

Я делаю шаг вперед, щурясь от яркого солнца, которое светит за ее спиной.

— Вы не знаете, здесь жила Мия Купер? — Спрашиваю я снова.

Ее глаза сужаются.

— Кто вы? — Спрашивает она.

Я провожу руками по джинсам, словно нервничаю, а затем протягиваю одну из них ей. Она не берет.

— Я репортер с…

— Ты можешь остановиться прямо здесь. Отвали, — говорит она, направляясь к входной двери. — Это частная собственность, так что вон отсюда.

Мне нужно создать видимость, поэтому я следую за ней.

— Вы были знакомы с ней? Она была…

— Какую часть фразы «отвали» ты не понял? Это было «отвали» или «пошел вон»?

Я поднимаю руки.

— Эй, юная леди, я просто пытаюсь делать свою работу.

— Отвали, — повторяет она, шагая ко мне, как заевшая пластинка. — Отвали. Отвали.

Очевидно, она не разделяет неискушённости Мии. Ее глаза сверкают, как кинжалы, а руки сжаты в кулаки по бокам.

— Я ухожу, — говорю я, возвращаясь к своей машине. Она стучит в дверь, бросая на меня взгляды через плечо.

— Эбигейл, ты здесь? Это я, Рокси. Впусти меня, — говорит она, и через несколько мгновений дверь открывается, и Рокси проскальзывает внутрь.

Я мельком вижу маму Мии, но она выглядит неважно. У нее бледная кожа и глубоко посаженные глаза, как будто она не спала много лет.

Я не спешу возвращаться в конюшню, а направляюсь в бар, где была похищена Мия. Это тихое место, ничем не примечательное. На самом деле, бар требует серьезного ремонта: кое-где от стен отслаивается бумага, что-то на полу прилипает к подошвам моих ботинок, и даже доска для игры в дартс нуждается в замене. Внутри всего пара человек, оба они сидят за игровыми автоматами, снова и снова нажимая на рычаги и потягивая, как я предполагаю, пинту пива.

— Пиво, — говорю я и занимаю один из барных стульев. Мне все равно, какую марку или сорт выбрать. Меня обслуживает владелец, о котором я узнал из досье Мии. Все было сделано с невероятной тщательностью. Он открывает бутылку и ставит ее на стойку передо мной. Зеленый стакан покрывается испариной, и я подношу его к губам, с удовольствием ощущая прохладную жидкость на языке.

— Вы здесь в гостях? — Спрашивает мужчина за стойкой, беря тряпку и протирая стойку, хотя она и так чистая, в отличие от пола. Я предполагаю, что он знает всех в городе и понимает, что я не местный.

— Я здесь всего на несколько дней, — отвечаю я, делая ещё один глоток пива.

По телевизору в углу показывают игру в регби, и я переключаю своё внимание на неё.

— У нас не так много посетителей. Не так уж много всего происходит, чтобы привлечь гостей, понимаешь? Ты навещаешь семью или что-то в этом роде?

Он подозрителен и с опаской относится к незнакомцам. Думаю, я был бы таким же, если бы кто-то из моих знакомых растворился в воздухе прямо у меня на глазах. Я решаю использовать ту же уловку, что и с Рокси.

— Я репортёр.

Мужчина качает головой.

— Без комментариев.

Я поднимаю стакан.

— Я просто зашёл за пивом.

— Хорошо. Я едва знал эту девушку.

Я делаю ещё один глоток и киваю головой.

— И, полагаю, тебя завалили вопросами.

— Репортеры, полиция… — Он начинает загружать посудомоечную машину за барной стойкой. — Но хуже всех здесь местные жители. Сплетни. — Он качает головой, останавливаясь на полпути между баром и полкой, держа стакан в руке. — Это просто невыносимо. Все её знали. Время от времени она пела здесь, но только если кто-то просил её об этом. У неё был ангельский голос.

Я приподнимаю брови, делая вид, что эта информация для меня в новинку.

— Ты не заметил кого-нибудь подозрительного поблизости или что-то необычное? — Спрашиваю я, стараясь звучать как настоящий репортер. Хотя его первым ответом было отсутствие комментариев, он, кажется, очень хочет поговорить.

— Если бы я знал, то обязательно сообщил бы в полицию, а не какому-то любопытствующему репортеру, которому нечем заняться, кроме как сидеть в баре и пить весь день напролёт.

Я понял, что был слишком резок, и поднял руку в знак извинения. Вместо этого я заказал виски и с жадностью выпил его. Я не часто употребляю алкоголь, но когда делаю это, то наслаждаюсь процессом. Я пил ещё и ещё, пока не почувствовал, как алкоголь разливается по моему телу, наполняя его теплом и расслаблением.

Я больше не задавал вопросов бармену, но чувствовал, что он всё ещё хочет поговорить. Он начал было что-то говорить, но остановился. Я сделал вид, что не заметил этого. Он был из тех людей, которые раскрываются только тогда, когда чувствуют, что их не ждут. Наконец, он подошёл ближе и облокотился локтями на стойку.

— Однажды вечером к нам пришёл парень, который, казалось, был очарован ею. Он был одет во всё чёрное и большую часть вечера просто стоял, прислонившись к стойке бара. Это было немного странно, но тогда я не придал этому значения. Он казался достаточно безобидным. И это было за несколько недель до того, как она исчезла.

Это был идеальный способ описать Джуниора — он казался безобидным. Но, говоря о нём, лучше использовать слово «казался», а не «безобидный».

— Ты сообщил в полицию? — Спрашиваю я.

— Конечно, я сделал это. Я также предоставил им отснятый материал о нём. Он указывает на старую камеру в углу над баром.

— Она работает?

— Конечно, работает. Я бы не стал этого делать, если бы это было не так.

По какой-то причине я ему не верю. Вместо этого я заказываю ещё пару порций виски, залпом выпиваю их и встаю на ноги. Оплатив счёт, я благодарю мужчину и, пошатываясь, выхожу. Только когда я сажусь за руль, до меня доходит, что мне не следовало бы садиться за руль. Поэтому я позволяю себе откинуться на спинку заднего сиденья грузовика и немного поспать.

Когда я просыпаюсь, на улице уже темно. Через окна бара я замечаю, что ночью здесь гораздо оживленнее, чем днём. Я представляю Мию на сцене, с микрофоном в руке. Как бы я хотел услышать, как она пела до того, как её похитили. До того, как страх и заточение заставили её замолчать.

Когда я почувствовал себя достаточно трезвым, чтобы сесть за руль, я завел автомобиль и отправился обратно в конюшню. В «Серебряных дубах» снова царила темнота и безмолвие. Жокеи и конюхи разъехались на всю ночь, и ничто не нарушало тишину, кроме тихих вздохов лошадей.

Проходя мимо, я провёл рукой по белоснежному боку гнедой кобылы и спустился по ступенькам, остановившись перед мониторами, чтобы проверить, как там Мия. Она спала, и на этот раз действительно была в постели. Её лицо выражало умиротворение, и, казалось, на нём играла лёгкая улыбка. Как же мне хотелось, чтобы она обратила на меня свои тёмные глаза, хотя бы раз, и я увидел в них тепло и счастье.

Но этого не произойдёт. Я здесь по одной причине, и это не для того, чтобы заставить её улыбнуться.

Завтра новый день. Я ощущаю, что на нашей последней тренировке мы добились определенного прогресса. Однако, когда я вспоминаю, какой она была на вкус и что чувствовала, во мне возникает противоречие.

С одной стороны, я хочу спасти её. Спасти и защитить. Но с другой стороны, я мечтаю прижать её к стене и поглотить, погружаясь в неё, пока она не выкрикнет моё имя.

Я ничем не лучше их.

Марселя нет дома, поэтому я пробираюсь в её комнату, стараясь производить как можно меньше шума. Я опускаюсь на колени рядом с её кроватью. Прядь тёмных волос закрывает её лицо, и я откидываю её пальцем. Одного этого прикосновения достаточно, чтобы меня охватило вожделение.

У неё полные губы, а кожа кажется бледной в лунном свете, льющимся через окно. Безупречная — именно это слово использовал Джуниор, чтобы описать её. Внутри меня всё сжимается, когда я думаю о том, почему он хочет, чтобы она была такой безупречной.

Наклонившись к ней, я нежно провожу губами по ее коже и шепчу ее имя. Она не просыпается, и мне кажется, что она может обрести покой здесь. Она не осознает всей сложности ситуации, не понимает, в какой опасности окажется, если не научится повиноваться.

Тихонько выскользнув из комнаты, я нахожу Марселя, который стоит в одном нижнем белье и смотрит на мониторы. Он понимающе смотрит на меня.

— Осторожнее, Ромео. Владельцам не нравится, когда их сторожевые собаки хотят поиграть с другими домашними животными, — предупреждает он.

Я прохожу мимо него, слишком уставший и слишком пьяный, чтобы обращать на него внимание. Мне нужно сосредоточиться на своей задаче. Я должен потребовать от нее послушания и подготовить ее к тому, что должно произойти.

Это единственный способ помочь ей.

На следующее утро я встаю рано и наблюдаю за ней, пока она не проснется. Я использую свою командную фразу, приказываю ей ползти, прикасаюсь к ней, преодолевая ее сопротивление. Я говорю ей, что она должна отвечать на мои команды своей собственной фразой. Но вместо того чтобы подчиниться, я снова сталкиваюсь с сопротивлением.

Это вызывает во мне одновременно раздражение и восхищение. Но если она поступит так с Джуниором, он уничтожит её.

— Повернись, — приказываю я, когда она снова отказывается повиноваться.

Что-то изменилось. Она меньше боится меня и своей ситуации. Вместо того чтобы сверлить меня взглядом, она отворачивается к стене, игнорируя меня. Проверяет меня.

— Повернись, — снова говорю я, и на этот раз в моем голосе слышится мольба. Она не понимает, что поставлено на карту.

Схватив её за волосы, я притягиваю её голову к своей шее и шепчу ей на ухо:

— Не будь дурой. Ты можешь это прекратить. Всё, что тебе нужно сделать, это подчиниться.

Её безразличие вызывает во мне волну отчаяния, и я притесняю её к стене. Мой член напрягается, когда я оказываюсь вплотную к ней, и я мысленно упрекаю себя за эту слабость.

— Я снова заключу тебя в эти цепи, — говорю я.

Это была лишь пустая угроза, но она не знала этого, и ее тело напряглось. Мысль о том, что ее снова закуют в цепи, вызывает у нее беспокойство. Я поворачиваю ее лицом к себе, но она отказывается смотреть мне в глаза. По какой-то причине это выводит меня из себя. Я хочу умолять ее подчиниться.

Сжав ее подбородок пальцами, я заставляю ее посмотреть на меня. Она закрывает глаза. Ее губы совсем рядом, такие манящие, такие соблазнительные. Я с силой прижимаюсь к ним губами, уже не понимая, делаю ли я это для нее или для себя.

Ее тело обмякает, и она приваливается к стене, так что мне приходится поддерживать ее, просунув колено между ее ног, словно сиденье. Я снова завладеваю ее ртом, посасывая нижнюю губу. Я кусаю ее, надеясь добиться хоть чего-нибудь, чего угодно, лишь бы не этой безвольной кукольной покорности.

Но ничего не происходит.

— Пожалуйста. — На этот раз это не просто мольба. Я умоляю ее. — Я не хочу причинять тебе боль.

Но она не оставляет мне выбора.

Я отпускаю её, и она сползает на пол, когда я выхожу за дверь. Я ожидаю увидеть Марселя, который будет смотреть в монитор с торжествующей ухмылкой на лице, но его там нет. Он находится в комнате с блондинкой, которую он называет Стар. Он стоит спиной ко мне, но я могу сказать, что он душит её своим членом. Его голова запрокинута в экстазе, когда он заставляет её двигаться взад и вперёд.

Я стучу в дверь. На мониторе я вижу, как он отрывает её голову от себя, и она покорно садится у его ног.

— Что? — Кричит он.

Я открываю дверь, а он тем временем надевает штаны.

— Ты мог бы подождать, — говорит он, складывая руки на груди.

Нет другого способа сказать это, кроме как выпалить:

— Мне нужна твоя помощь.