Не говори ни слова

ГЛАВА 3

МИЯ

Мое тело вздрагивает, и только тогда я понимаю, что, должно быть, заснула. Я не думала, что это возможно. Но что-то тяжелое продолжает тянуть меня обратно в забытье. В окружении тишины и темноты время стало бессмысленным понятием. Я не знаю, как долго я здесь нахожусь. Вероятно, прошло уже несколько часов, но я не могу точно сказать. Время нельзя измерить, и если его нельзя измерить, то оно не существует.

Ни света. Ни звука. Ничего.

Мое тело онемело, и мне больно двигаться. Каждый раз, когда я пытаюсь пройти по холодному полу, расправить плечи или вытянуть ноги, резкая боль напоминает мне, что это бессмысленно. Мои мышцы и кости — не более чем воспоминание о моем плене.

Я перестала звать на помощь, потому что здесь меня никто не услышит. Я представляю, что нахожусь в комнате с большой стеной из одностороннего стекла. Возможно, я участвую в каком-то социальном эксперименте по измерению уровня ужаса людей, находящихся в неволе. Может быть, они наблюдают за мной, делают пометки и просто молча следят. А может быть, кто-то принял меня за кого-то другого. Я могу придумать любое объяснение, кроме очевидного…

Меня похитили.

Собрав остатки сил, я проверяю, насколько далеко могут растянуться мои цепи. Они не изменились. Позади меня по-прежнему стена, снизу бетон. Больше я ничего не могу разобрать. Мои мысли кажутся вязкими, как сироп, но некоторые из них все же пробиваются наружу. Я как будто прощаюсь с мамой, направляясь к входной двери и машу ей на прощание. Как всегда, она посылает мне воздушный поцелуй. Однако я не уверена, было ли это воспоминание о вчерашнем дне или о том, что произошло две тысячи лет назад. За эти годы я прощалась с ней миллион раз. Тысячу раз она посылала мне воздушный поцелуй. Тысячу раз она смотрела в окно, отчаянно махая мне рукой с улыбкой на лице. Тысячу раз я садилась в свою машину и уезжала.

Какое же воспоминание я вспоминаю? То, когда я видела ее в последний раз или это было в один из тысяч предыдущих моментов?

Было ли это моим последним воспоминанием перед тем, как меня похитили?

Что произошло дальше?

Я пытаюсь пробиться сквозь туман, чтобы вспомнить, как оказалась здесь и кто привёл меня сюда. Но это бесполезно. Чем больше я стараюсь, тем сильнее погружаюсь в туман, и он становится все гуще.

К реальности меня возвращает звук клавиш и порыв ветра, который сигнализирует об открывающейся двери. Это не скрип или стон, а скорее вздох.

Я узнаю его по запаху. Он тот же, что и раньше — мускус, дерево и земля. Его шаги по-прежнему мягкие. Я не чувствую исходящего от него тепла, поэтому понимаю, что он не близко. По моей коже бегут мурашки. Интересно, наблюдает ли он за мной, блуждает ли его взгляд по моей обнаженной плоти? Меня охватывает паника, и я отгоняю эту мысль.

— Эй, ты здесь? — Зову я.

Он прочищает горло. Это низкий звук, и я автоматически поворачиваю голову в том направлении, откуда он доносится.

— Ты здесь? — Повторяю я, только на этот раз более отчаянно.

— Не говори ни слова, — звучит его приказ.

— Пожалуйста, — умоляю я. — Это какая-то ошибка. Я… — Но прежде чем я успеваю закончить, чья-то рука сжимает мой затылок, и что-то мягкое заталкивается мне в рот, заглушая мой испуганный крик. Он все сильнее и сильнее давит на материал, пока я не перестаю издавать звуки. Я едва могу дышать, так как он давит мне на горло, и у меня возникает рвотный позыв. Мой рот заклеивается скотчем, чтобы удержать это.

— Не говори ни слова.

Мои слезы не могут пролиться, вместо этого они впитываются в ткань, закрывающую мои глаза. Мои крики не могут быть услышаны эхом, вместо этого они теряются в материале, который мне запихнули в рот. Поэтому я остаюсь неподвижной, прижавшись к стене, в ужасе ожидая, что произойдет дальше.

Затем я слышу знакомый механический лязг, и цепи начинают подниматься. Я пытаюсь встать на ноги, пока меня не потащили. Моё тело протестует от этого движения, но цепи продолжают подниматься, и вот я снова стою на цыпочках, покачиваясь, чтобы сохранить равновесие.

Стон застревает у меня в горле, когда я чувствую, как что-то касается кожи под моим правым запястьем. Это всего лишь один палец, который медленно скользит по моей руке, его кончик шершавый и мозолистый. Он спускается вниз по моему предплечью и по сгибу локтя. Я с трудом сдерживаю желание заплакать, когда он скользит ниже, задевая мою подмышку и едва не касаясь округлости груди. Достигнув моего бедра, он останавливается и меняет направление, проводя линию по моему животу. Затем повторяет это движение в обратном порядке, поднимаясь по другой стороне моего тела.

Я пытаюсь вдохнуть, но ткань царапает мне горло. Меня снова тошнит. Я задыхаюсь и одновременно дышу слишком быстро. Мои лёгкие словно кричат, когда меня мутит снова и снова, и я отчаянно пытаюсь найти способ остановить этот кошмар.

— Дыши.

Я едва успеваю расслышать это слово, как меня охватывает паника.

— Дыши носом, — повторяет он. Его слова звучат отрывисто и коротко, словно его раздражает мой ужас.

Я дрожу. Цепи гремят. А я пытаюсь сохранить равновесие.

— Через нос, — повторяет он снова. — С тобой всё в порядке. Ты в безопасности. Просто дыши носом.

Если бы я не была так напугана, я бы рассмеялась. Я в безопасности? Ни одна часть меня не чувствует себя в безопасности. Но, как ни странно, его голос приносит некоторое утешение. Нет, это не совсем подходящее слово. Ощущение спокойствия. Мои пальцы твердо стоят на полу, и я начинаю дышать носом.

Он выжидает, пристально наблюдая за мной. Я ощущаю это так же ясно, как и то, как воздух наполняет мои легкие. Цепь немного ослабляется, и мои пятки касаются холодной земли.

— В следующий раз, — говорит он, — не произноси ни слова.

Затем раздается тихий шелест воздуха, дверь открывается и закрывается, на клавиатуре раздается звуковой сигнал, и я снова остаюсь одна.

На этот раз я не могу позволить себе роскошь сидеть. Он опустил цепи, чтобы я могла твердо стоять на ногах, но мое тело все еще вытянуто, а руки подняты высоко над головой. Мне ни жарко, ни холодно. Я не чувствую ни воздуха вокруг себя, ни частей своего тела. Все слилось в единый комок бытия.

Ничего, кроме паники и ужаса.

Возможные причины, по которым я здесь, начинают проноситься в моей голове, доводя мою панику до неконтролируемого уровня. И снова я пытаюсь набрать в легкие воздуха, и только воспоминание о его голосе, приказывающем мне дышать через нос, снова приводит меня в уныние.

— Дыши, — повторяю я про себя. — Вдох. Выдох. Вдох. Выдох.

Паника — не мой союзник. Она не в силах мне помочь.

Мне нужно разобраться, почему я оказалась здесь. С этой мыслью я погружаюсь в свои воспоминания, полная решимости раскрыть эту тайну. В мыслях я прокручиваю свою жизнь: мои родители живут в безопасности в своем доме из красного кирпича. У меня есть лучшая подруга Рокси. Я живу в мире с жителями моего маленького городка. Ничего необычного. Ничего, что могло бы привести меня сюда.

Я вела тихую и невинную жизнь. У меня нет врагов, ревнивых любовников или бывших парней. Я окружила себя небольшим кругом семьи и друзей и живу в городе, где подобные вещи просто не случаются. У нас всего один полицейский участок, один врач, одна церковь и два бара. Все знают мое имя. Я Мия Купер, дочь Эбигейл и Сэмюэля Купер. Они владеют местной пекарней, и я тоже там работаю. Должно быть, это дело рук незнакомца. Постороннего человека.

У меня чешется между грудей. Кажется, что-то щекочет меня. Не буквально, но вполне возможно. Это невыносимо. Я извиваюсь, пытаясь освободиться от пут, но всё напрасно. Что бы я ни делала, зуд не проходит. Все остальные части моего тела онемели. Кажется, что больше ничего не существует, кроме меня и этого зуда. И он вот-вот приведёт меня к гибели. Не цепи, которые меня держат, не темнота вокруг, не моя нагота, не неизвестность — нет, именно этот зуд.

Это просто зуд.

Я издаю звук, похожий на стон или хныканье, но кляп заглушает его. Я пытаюсь закричать, но у меня не получается. Под языком скапливается слюна. Я пытаюсь пошевелиться, но вместо этого только новые струйки крови стекают по рукам. По крайней мере, я их чувствую. По крайней мере, это не зуд.

И тут возникает другое ощущение, которое пугает меня ещё больше. Мне нужно в туалет. Отчаянно сильно.

Я пытаюсь не обращать внимания на это чувство, думаю о чём-то другом, о чём угодно, лишь бы не о жгучей необходимости облегчиться. И только тогда я вспоминаю, как уходила из бара, как почувствовала ужас, когда чья-то рука зажала мне рот, как глаза заблестели в темноте, а игла вонзилась в кожу моего горла. Я помню, как дралась, царапалась, вырывалась.

А потом ничего. Ничего, пока я не проснулась здесь, чувствуя, как паника покалывает мою кожу.

Острая боль от необходимости сходить в туалет сжимает мой низ живота. Я скрещиваю ноги, пытаясь подавить это желание, но оно лишь усиливается.

Я не хочу так писать. Почему-то это кажется более унизительным, чем быть прикованной обнажённой. Но желание становится невыносимым. Слезы текут по моим щекам, одновременно с облегчением, которое охватывает моё тело, и теплом, разливающимся по ногам. Я издаю громкий всхлип, опуская голову и расслабляясь, ремни на запястьях натягиваются.

Внезапно раздаются звуковые сигналы. Дверь открывается, в комнату врывается порыв ветра. Я поворачиваю голову в его сторону, отчаяние и ужас наполняют меня.

И стыд.

Мне стыдно, что я описалась. Стыдно, что у моих ног образовалась лужа мочи, когда я стою лицом к чудовищу. Ведь кем ещё он мог быть, как не чудовищем, животным?

На этот раз его шаги становятся резкими. На нём ботинки. Паника переполняет мою грудь, когда он приближается.

— Не говори ни слова. — Он оттягивает ленту, которая наполовину закрывает мою щеку.

Я киваю. С готовностью. Отчаянно.

— Если заговоришь, то будешь наказана. Ты понимаешь?

Я снова киваю, соглашаясь на всё, лишь бы избавиться от кляпа во рту, лишь бы иметь возможность дышать. Скотч прилипает к моей коже, когда он медленно снимает его. Материал вываливается у меня изо рта. Сначала я сглатываю накопившуюся слюну, сдерживаю подступающие к горлу слезы, а затем делаю глубокий вдох, позволяя воздуху наполнить мои легкие.

Я слышу плеск воды, скрип ботинок, когда он опускается передо мной на колени. Не знаю, откуда я это знаю. Как будто без зрения мое сознание обострилось. Но я жажду увидеть. Я жажду увидеть человека, стоящего передо мной, и встретиться лицом к лицу со своим чудовищем.

Он отжимает тряпку. Я слышу, как вода с плеском стекает обратно в миску, и представляю себе его руки, твердые и мозолистые, скручивающие ткань.

— Я собираюсь вымыть тебя.

Я снова киваю, воспоминания о том, как мне заткнули рот, слишком свежи, чтобы я рискнула заговорить, и вздрагиваю, когда он прикасается ко мне.

— Не надо, — предупреждает он. Его голос не такой злой, как мне хотелось бы. Он глубокий и мрачный, и вселяет в меня ужас, но не из-за его тона, а от страха перед неизвестностью.

Я заставляю себя оставаться неподвижной, когда теплая ткань снова касается моего бедра. Несмотря на то, что мои глаза закрыты, я крепко сжимаю их, когда ткань скользит между моих ног. Я напрягаюсь, но сопротивляюсь желанию зажаться.

— Раздвинь, — приказывает он.

На этот раз я качаю головой. Это непроизвольное движение. Я не успеваю его остановить. В воздухе раздается свист, а затем что-то ударяет меня по коленям, и я сгибаюсь. Когда я падаю, цепь впивается в кожу на моих запястьях. Боль от удара плетью была острой и жгучей, но именно неожиданность заставила меня согнуться пополам.

— Раздвинь. — На этот раз его голос звучит твердо, не допуская возражений.

Я подчиняюсь и раздвигаю ноги еще шире. Ткань прижимается к внутренней стороне моего бедра и поднимается вверх. Из меня вырывается стон, безмолвная мольба. Тепло касается моего влагалища, а затем стекает по ногам, тщательно обтирая меня. Следующий шаг — пол. Тряпка со свистом вытирает лужицу мочи. Затем раздается скрип его ботинок, когда он снова поднимается на ноги.

— Я собираюсь снять повязку с твоих глаз.

Я киваю, мое дыхание переходит в тихие всхлипывания.

Позади меня раздаются шаги. Его руки развязывают узел. Повязка снята, но я не открываю глаза, чувствуя, как свет проникает в них, хотя они и закрыты. Я вижу только красное. Я не знаю, хочу ли я их открывать. Увеличит ли это зрелище мой ужас или уменьшит его? Хочу ли я увидеть человека, который меня похитил?

Я моргаю. Всего один раз, но этого достаточно, чтобы даже самый тусклый свет резанул по глазам. Я моргаю снова и снова, несколько раз подряд. Перед глазами всё расплывается. Справа от меня появляется прямоугольник света, и я отворачиваюсь от него. Медленно, с усилием, я набираюсь смелости и открываю глаза полностью. В противоположном конце комнаты я вижу его фигуру, сидящую в кресле.

Я ожидала увидеть чудовище, но это всего лишь человек.

Голубые глаза смотрят на меня в ответ. Нет, они зеленые. Голубые, зеленые и серые, как океан во время шторма. Он сидит, широко расставив ноги, уперев локти в колени и зажав ладони между ними. Я осматриваю его, пытаясь найти что-то знакомое, но я никогда не видела его раньше. Он мне незнаком.

— Кто ты такой? — Спрашиваю я.

Он поднимается на ноги, берет плеть, прислоненную к стене, и встает за моей спиной. И я снова чувствую укол хлыста.

— Не говори ни слова, — рычит он, медленно обходя комнату и останавливаясь передо мной. — Это твоя командная фраза. Я буду использовать ее, когда вхожу в комнату. Ты будешь выполнять мои указания. Ты меня понимаешь?

Я снова киваю, на этот раз мой гнев перевешивает страх. Надеюсь, он увидит это в моих глазах — вызов, взрыв безумия.

Он пристально смотрит на меня в ответ, и я ищу в его океанских глазах хоть каплю человечности, хоть намек на сожаление или раскаяние, неуверенность или колебание.

Но ничего подобного там нет.

Его лицо покрыто густой щетиной, неухоженной и неопрятной. На лбу у него глубокие борозды. Волосы густые и растрепанные, достаточно длинные, чтобы спутываться на макушке, но коротко подстриженные по бокам.

Я фиксирую его образ в своем мозгу. Я запоминаю его в деталях. Однажды я опишу его полиции, и не хочу ничего упустить. Одет он скромно — всего лишь футболка, куртка и джинсы. Его ботинки выглядят новыми, они сделаны из кожи, которая скрипит при ходьбе.

Он пристально смотрит на меня, и я почти не могу сдержать желание отвести взгляд. Но я этого не делаю. Если бы можно было расправить плечи, я бы так и сделала. Вместо этого я поднимаю подбородок и смотрю ему в глаза. Он моргает, затем поворачивается и идет туда, где сидел раньше. На стене есть кнопка, и его палец зависает над ней.

— Сейчас я собираюсь снять с тебя цепи, — говорит он.

Я киваю в знак согласия, подтверждая, что не собираюсь делать глупостей. Цепи ослабевают, и кровь с болью приливает к моим венам. Пока он не обращает на меня внимания, я пользуюсь возможностью, чтобы осмотреть комнату. Потому что это все, что здесь есть — просто комната с единственным квадратным окном высоко на задней стене, за которым не видно ничего, кроме кусочка голубого неба. Кровать. Две двери. Одна открыта, другая закрыта.

Он снова стоит передо мной, следя за моим взглядом.

— В ванную, — говорит он, когда я замечаю открытую дверь. Его лицо находится в опасной близости от моего, и я ощущаю его дыхание, которое словно ласкает меня или обжигает.

Мои запястья освобождаются, и руки опускаются по бокам, вызывая у меня болезненный вскрик. Я тут же перевожу взгляд на него, боясь, что он накажет меня за этот крик. Но он лишь качает головой в ответ на мой невысказанный вопрос, и я чувствую невероятное облегчение, которое заставляет меня почти рухнуть на пол.

— Встань на колени.

Я без лишних вопросов опускаюсь на колени, опустив взгляд к полу. Он бетонный, холодный и твердый. Краем глаза я замечаю, как его рука тянется ко мне, обхватывает мой подбородок и поднимает мою голову вверх. Я отвожу взгляд, не желая смотреть на него, страшась того, что увижу в его глазах, и пугаясь близости моего лица к его паху.

— Посмотри на меня.

Я пытаюсь, но не могу поднять глаза. Слезы катятся по моим щекам. Мой взгляд прикован к красному камешку, вмурованному в бетон. Он резко контрастирует с черно-бело-серым однообразием всего остального. Я слышу свист воздуха и вздрагиваю, когда острая боль пронзает мои ступни.

Я поднимаю взгляд, ожидая увидеть похоть, болезненное желание, но ничего подобного нет. Я вообще не могу прочесть никаких эмоций в его глазах. Возможно, у него их просто нет. Это пугает меня больше всего.

Мое сердце бешено колотится в ожидании, когда он придет в движение. Я смотрю ему в глаза, не зная, куда еще можно смотреть, не уверенная, смогу ли я выдержать этот океан пустоты.

И вот, наконец, он уходит.