Не говори ни слова

ГЛАВА 19

МИЯ

Я просыпаюсь от страха, который словно покалывает мою кожу. Я чувствую, что что-то не так. Это ощущение возвращает меня к тому моменту, когда я проснулась здесь в первый раз. Паника. Страх. Ужас.

Но мои запястья больше не скованы цепями, а на глазах нет повязки. Я лежу в постели, и единственным источником света служит луна, которая светит сквозь квадратное окно. Сегодня полнолуние — яркое полнолуние. Судя по тому, сколько раз я видела, как оно движется по небу, я нахожусь в этой адской дыре уже как минимум десять дней, хотя мне кажется, что прошло гораздо больше времени. Как будто прежняя Мия, та, что смеялась, улыбалась и пела, пришла из другой жизни, которая, кажется, не имеет ничего общего с этой.

Моё сердце громко стучит, хотя я и не понимаю, почему. Что-то разбудило меня, но я не могу понять, что именно.

Я лежу неподвижно, напрягая слух, чтобы понять, почему я не сплю. В тусклом свете луны я не могу ничего разобрать, большая часть комнаты погружена в темноту.

И тут кто-то прочищает горло. И это не Райкер. Я знаю голос Райкера. Я знаю звук его дыхания и движения его тела.

— Эй? — Осторожно окликаю я.

Никто не отвечает, но теперь я слышу чье-то дыхание, мне не знакомое. Мне бы хотелось, чтобы здесь был свет, чтобы я могла включить что-нибудь, что развеяло бы мой страх, но выключатель находится по ту сторону двери, где я никогда не была.

Я всматриваюсь в темноту. На камере нет красной лампочки.

— Райкер? — Мой голос звучит робко и испуганно, но я знаю, что это не он. Неужели ко мне пришел тот, кто заказал меня? Неужели я вот-вот столкнусь лицом к лицу с монстром, который преследует меня в ночных кошмарах?

Сидя на кровати, я укутываюсь в одеяло. Теперь у меня есть пижама — атласная сорочка с кружевами, которая облегают мою грудь.

Звук шагов заставляет меня обернуться в сторону угла, где часто сидит Райкер, и Марсель выходит на свет. Его взгляд хищен, улыбка мерзкая, а нос распух, как будто его ударили.

— Какую фразу он произносит? Молчать? Ничего не говори? — Он приближается ко мне, и я застываю, сидя на краю кровати. В другом месте и в другой жизни Марселя можно было бы назвать красивым, но не здесь и не сейчас. Его ухмылка, расплывающаяся на лице, парализует меня от ужаса.

— Чего ты хочешь? — Мой голос звучит тихо в темноте.

Образ окровавленного лица Стар вновь возникает перед глазами, словно она здесь, и кто-то включает и выключает свет, ослепляя меня.

Он подходит так близко, что мне приходится задирать голову, чтобы посмотреть на него. Но я полна решимости выдержать его взгляд, не показывая своего страха.

Смелая в своей глупости.

— Что в тебе такого особенного? — Он медленно осматривает меня, задерживаясь на моих волосах, глазах, губах, груди. — Я ничего не вижу.

Как бы я хотела, чтобы это было правдой.

— Райкер убьет тебя, если ты прикоснешься ко мне.

Он усмехается.

— Это то, что ты думаешь?

Я сглатываю нервный комок страха.

— Это то, что он сказал.

Он протягивает руку и касается моей щеки, вызывая у меня чувство тошноты.

— И как он узнает? Ты же заметила, что камера выключена. Что может помешать мне делать всё, что я захочу, прямо здесь и прямо сейчас?

Мой голос дрожит, и я почти шепчу:

— Он узнает.

Он пожимает плечами и начинает расхаживать по комнате, теребя пальцами мою одежду.

— О, — говорит он, — теперь я вспомнил. — Он поворачивается, чтобы посмотреть на меня, и его глаза темнеют, а голос становится ниже, наполняясь злобой. — Не говори ни слова. — Он замолкает, ожидая моего ответа, моего повиновения.

Я ничего не делаю.

Он снова начинает расхаживать по комнате.

— Понятно, — задумчиво произносит он. — Вот так, да? — Он садится на кровать и кладет руку мне на колено.

Меня тошнит.

— Ты дрожишь, — говорит он, наклоняясь ближе и касаясь губами моих волос. — Я собираюсь развлечься, играя с тобой. Но помни, насколько усердно мы играем и насколько сильно ты страдаешь, зависит только от тебя.

Почему они продолжают говорить, что у меня есть выбор? Заставляет ли это их чувствовать себя лучше в том, что они должны делать? Или они считают, что я отчасти виновата в том, что прошу об этом?

Он снова встает на ноги, расстегивает пряжку ремня и просовывает его в петли.

— Не говори ни слова, — командует он.

Я остаюсь на месте, мое тело напрягается от страха. Я привыкла подчиняться, но Райкеру.

Его рука взметнулась так быстро, что я даже не заметила, как он ударил меня по лицу. Моя голова дернулась в сторону, и я почувствовала вкус крови во рту. Все еще дрожа, я застыла в этом положении, глубоко дыша, прежде чем посмотреть на него, наклониться вперед и сплюнуть кровь на землю.

Он поднимает брови, и на его лбу появляются морщины. Они не такие глубокие, как у Райкера, но почему-то кажутся более резкими и зловещими. И тут он снова бьет меня. На этот раз сильнее, так что я падаю на кровать. Он забирается на меня сверху, прижимая мои руки коленями к телу. Его руки хватаются за материал моей комбинации, дергая кружево, пока оно не рвется. Он срывает ее с моего тела, но я не кричу.

Я не знаю, почему я не издаю ни звука.

Возможно, это потому, что я понимаю, что меня никто не услышит.

Возможно, я оцепенела от страха.

А может быть, я просто не вижу в этом смысла.

Его руки обвивают меня, и я закрываю глаза, отчаянно желая вырваться. Он грубо исследует верхнюю часть моего тела, его руки холодны, гладки и влажны от возбуждения. Он массирует мою грудь, время от времени болезненно пощипывая соски. Я вздрагиваю, и он улыбается, а затем наклоняется, его язык, толстый и широкий, оставляет холодные влажные следы на моей коже.

В тишине раздаются хрюканье и стоны. Он хватает меня за подбородок и рывком открывает рот.

— Не надейся, — рычит он. — Я не настолько глуп, чтобы засунуть туда свой член. — Он сплевывает, и слюна попадает мне в горло. Я давлюсь, но не могу пошевелиться, пригвожденная к кровати тяжестью его тела. Снова и снова я давлюсь, отчаянно пытаясь избавиться от его жидкости, прежде чем она попадет мне в горло.

Но это бесполезно.

Мое тело сотрясается в конвульсиях, когда я пытаюсь отстраниться от него. Он улыбается, глядя на меня сверху вниз, его руки зарываются в мои волосы и резко дергают.

— Осторожнее, — выдыхает он, когда я снова пытаюсь подавиться. — Ты меня возбуждаешь.

Затем он наклоняется ближе, и я чувствую исходящий от него запах. Этот запах дикой жестокости, гнилой плоти и гнилостной крови заставляет меня содрогнуться.

— И ты не хочешь, чтобы я возбуждался, мой маленький лепесток. Я теряю контроль, когда слишком возбужден.

Кровать подпрыгивает, когда он встает, но его рука все еще запуталась в моих волосах. Он тянет, и я падаю на пол. Я брыкаюсь и пытаюсь сопротивляться, когда он тащит меня к углу с цепями. Он дергает их, и они с шумом падают на бетон.

— Нет, — умоляю я, широко раскрыв глаза и яростно тряся головой, не обращая внимания на боль, которую это причиняет, ведь его пальцы все еще запутаны в моих волосах.

— Уже слишком поздно для этого. Я говорил тебе, что от тебя зависит, насколько жестко мы будем играть. Я дал тебе шанс подчиниться, сделать это приятным. Его губы скривились на последнем слове. — Но ты отказалась. Теперь я могу делать все по-своему.

На моих запястьях прочно закрепляются металлические зажимы. Марсель оставляет меня лежать на полу и подходит, чтобы нажать кнопку, которая возвращает цепи в отверстие в потолке. Мне ничего не остается, кроме как подняться на ноги, иначе цепи затянут. Он поднимает их все выше и выше, пока я не встаю на цыпочки.

Я начинаю кричать.

Он сжимает мне горло, перекрывая доступ воздуха и крики.

— Кричи сколько хочешь. Никто тебя не услышит. Эти стены звуконепроницаемы, или ты не знала? Это место было специально построено. Видишь ли, у мужчины, который тебя заказал, это семейный бизнес. Ну, по крайней мере, у одного из них. Они торгуют женщинами. Крадут их. Ломают. Обучают. Продают.

Он говорит громко, чтобы его было слышно сквозь мои сдавленные крики. Однако с каждым вздохом, вырывающимся из моих натянутых голосовых связок, звуки становятся всё тише.

— Но не тебя. Ты особенная. Ты избранная, — шипит он, ослабляя хватку под моим подбородком. Он тяжело вздыхает, когда я продолжаю кричать. В горле першит, а давление в местах, где его пальцы впиваются в меня, обжигает, но я не останавливаюсь.

Это моя единственная надежда.

— Хватит! — Приказывает он, заходя мне за спину. Мои крики превращаются в сдавленный стон, когда его пальцы снова обхватывают моё горло. На этот раз он сжимает сильнее, достаточно сильно, чтобы перекрыть доступ воздуха, достаточно сильно, чтобы паника пронзила мои внутренности. Я не могу вцепиться в него, не могу бороться. Я полностью в его власти. Или же её отсутствии.

— Видишь? — Выдыхает он мне в ухо, когда мои крики стихают. — Разве это не лучше? Намного тише.

Он не разжимает своей хватки.

Это конец.

Я скоро умру.

Отчаянная жажда воздуха наполняет меня энергией, и я делаю последнее усилие, чтобы освободиться от пут. Перед глазами клубится тьма, заполняя все вокруг, оставляя лишь маленькую дыру, через которую проникает квадрат лунного света.

Вдруг его рука исчезает, и я жадно глотаю воздух, захлебываясь и отплевываясь, пока он наполняет мои легкие и сушит горло. Он медленно подходит к кровати и поднимает свой сброшенный ремень. И тут я замечаю на нем серебряные заклепки — маленькие, но зловещие.

— Сейчас ты узнаешь, что бывает, когда не подчиняешься, — говорит он.

Боль от удара плетью кажется ничтожной по сравнению с укусом его ремня. Я не могу сдержать крик боли, который вырывается из моей груди. Больше нет смысла притворяться сильной. Непокорность покинула меня. На коже моей задницы появляются капельки влаги — кровь. Маленькие капельки, которые поднимаются с поврежденной кожи.

Я наедине с дьяволом.

Шесть раз его ремень обжигает мою кожу: на ягодицах, бедрах и спине. Боль почти невыносима. Я говорю «почти», потому что знаю, что это еще не всё. Я понимаю это благодаря Стар, и его стонам, полным развратного желания.

Звук металла о бетон режет слух, указывая на то, что он отбросил ремень. Но это не приносит облегчения. Есть вещи и похуже ремня. Его тяжелое дыхание пугает меня. Это не от напряжения, а от возбуждения.

Когда его тело прижимается к моему, на нем больше нет одежды. Его твердый член упирается мне в зад, скользкий от моей крови. Его руки скользят по моей груди, резко сжимая соски.

Я плачу. Раньше я не замечала, что мои щеки мокры от слез, а перед глазами все расплывается.

— Пожалуйста, — умоляю я.

— Пожалуйста, что? — Спрашивает он, его язык касается моей шеи.

— Пожалуйста, прекрати.

— Ты сделала, как я просил, когда я вежливо попросил? — Его руки скользят вниз по моему телу, нежно касаясь живота. У меня перехватывает дыхание, когда он дотрагивается до бедра. — Нет. Ты этого не сделала.

Его член пульсирует, а пальцы продолжают свое движение, проникая внутрь меня. Это уже слишком. Мне нужно отключиться. Я не могу оставаться в этом месте. Но облегчение не приходит, когда он начинает толкаться, издавая животные стоны над моим ухом, его тело трется о мое.

— Тебе это нравится, не так ли? — Он продолжает свои движения, изгибаясь всем телом, чтобы получить более глубокий доступ. — Да. Я могу сказать, что да. Просто подожди, пока мой член не окажется внутри тебя. Я возьму тебя. Всех вас. Так и должно было случиться. Именно так тебя и должны были тренировать. — Он стонет, его язык снова касается моей кожи, ощущая на вкус холодный пот, покрывающий мое тело. — Райкер думает, что сможет удержать тебя при себе. Ну, здесь так не принято. Шлюхи подчиняются. Всем подряд.

Он не успел договорить, как дверь резко распахнулась, и Райкер ворвался в комнату, оттаскивая его от меня. Он повалил его на пол, прижал всем телом и начал наносить удары по лицу, один за другим. Марсель кричал. Он кричал…

Это была прекрасная симфония.

Он пытался убежать от ярости Райкера, но ему было негде укрыться. Райкер был неумолим. Его кулаки наносили удары снова и снова, пока изнеможение не стало единственным, что могло остановить его. Поднявшись на ноги, он тяжело вздохнул и вытер слюну с губ тыльной стороной ладони.

— Ты здесь закончил, — произнес он голосом, холоднее льда. Подойдя к двери, он придерживал ее и кивнул головой Марселю. — Убирайся нахуй, пока я не передумал.

Марсель с трудом поднялся на ноги. С его лица капала кровь, глаза опухли, нос был сломан, а тело обнажено. Спотыкаясь, он вышел из комнаты, даже не взглянув в мою сторону.