Катя.
Этот день с самого утра казался неправильным.
Не знаю, как объяснить…
Будто за спиной кто-то дышал невидимым холодом. Будто в воздухе висело что-то тяжёлое, липкое, отчего хотелось стряхнуть с себя это ощущение, но оно только глубже впивалось в кожу.
Ничего не предвещало беды.
Но я чувствовала…
Что-то будет.
Я проснулась от тяжёлого, сбивчивого дыхания Максима.
Ладони горячие, лоб раскраснелся, а под веками мелькают беспокойные сны.
Температура тридцать девять и один…
Чёрт.
– Мама, холодно…
Голос тихий, жалобный.
Инстинкты сработали мгновенно.
Мой маленький сынок… Ну как же так угораздило-то??
Я сглотнула, быстро выскользнула из-под одеяла, схватила градусник, сбивала температуру, поила водой, вытирала пот со лба, капала нос…
И в промежутках между всем этим ловила детские капризы, обиженные всхлипы, недовольные гримасы.
Максим редко болел.
Но если уж заболевал, то по-крупному.
Весь день прошёл, как в горячечном тумане.
Капли, ингаляции, градусник, лекарство, попытки накормить хоть чем-то, а потом бессильное отчаяние, когда Максим упрямо сдвигал губы и отворачивался.
Я была на грани.
Я не могла себе позволить слечь.
Я должна была держаться.
Когда к вечеру Максим, наконец, уснул, я выдохнула так, будто из лёгких вышел весь запас кислорода.
Чуть прибралась, заказала лекарства…
И рухнула на диван.
Закрыла глаза.
Хотя бы на пару минут…
Но тут снизу постучали…
Звонок в дверь.
Я дёрнулась, сердце стукнуло о рёбра.
Кто?!
Скоро десять вечера.
Кого там принесло?
Я поднялась на ватных ногах и пошла к двери.
Распахнула.
И всё во мне сжалось.
Светлов.
Стоит, аки спасатель Малибу…
В одной руке букет роз, в другой пакет с фруктами и коробка с ужином.
Какой контраст.
Я – лохматая, с усталыми глазами, в свитере с пятном от сока.
А он – безупречный.
Костюм идеально сидит по фигуре, пальто без единой складки, волосы гладко зачёсаны.
Я не сразу могу выдавить хоть слово. Да и, честно говоря, не очень хочу, ибо знаю, что сейчас будет… Это каждый раз происходит.
– Катюша, я узнал, что у вас проблемы, – говорит он таким тоном, будто я самостоятельно их не решу.
– Откуда? – выдавливаю я.
Он мягко улыбается.
– Мария Петровна сказала.
Я чувствую, как по спине проходит холод.
Эта чёртова соседка.
Сколько раз я пыталась объяснить ей, что не нуждаюсь в заботе Светлова? Но ей нравился этот мужчина. Она верила, что я дура, которая не ценит.
– Я привёз всё, что вам нужно.
Я раздражённо вглядываюсь в его лицо.
Боже, насколько же человек может быть фальшивым?
– Спасибо, но не нужно.
Как бы мне ни была сейчас нужна помощь… Ни от него! Да я согласна на Иуду, лишь бы Светлов исчез из поля моего зрения…
Мой бывший муж ощутимо напрягся.
– Катюша, я же вижу, как ты устала. Дай мне войти.
– Нет.
Он замер. Кажется, не ожидал отпора… Конечно, выбрать такой момент… Идеальный для него! Я уставшая, обессиленная, морально сломанная… Самое время для манипуляций.
– Ты серьёзно?!
Я не отводила взгляда.
– Сын спит. Мне нужно готовиться к ночи. Уходи.
Тишина.
Но в его глазах что-то меняется.
Я вижу это.
Мягкость, забота – исчезают.
И проявляется то, что он всегда пытался скрыть.
Что и требовалось доказать…
– Ты невыносима! – вдруг взрывается он.
– Я забочусь о тебе, а ты ведёшь себя, как неблагодарная стерва!
Я не дрогнула.
Я знала, что рано или поздно это вылезет.
Я всегда знала.
И просто медленно начала закрывать дверь.
Но он не дал мне.
Рывок.
Дверь почти выбита у меня из рук.
Паника захлёстывает с головой. Если я сейчас позволю ему войти, то он может сделать что угодно! Нельзя этого допустить!
Я всем телом наваливаюсь на неё, пытаясь не дать ему войти.
– Светлов, отойди!
– Перестань выёживаться, Катя!
Я уже хочу закричать, как тут…
Всё замирает.
Раздаётся глухой удар.
Шипение.
Я нутром чувствую чужое присутствие.
Медленно открываю дверь…
И теряю дар речи.
Светлов вдавлен в стену.
Его воротник сжат в железной хватке.
А перед ним стоит Громов.
Грозный. Ледяной. Грозящий разнести всё, что стоит у него на пути.
– Катя, будь добра, закрой дверь и ступай к сыну.
Голос ровный.
– Нам с твоим бывшим мужем надо кое-что обсудить.
Я оцепенела.
Светлов побелел.
Всё как в замедленной съёмке…
Я видела, как его самоуверенность испаряется.
Громов всегда выглядел опасным, несмотря на добродушный вид и белый халат…
Но сейчас он был просто олицетворением ярости.
Я хочу сказать что-то…
Но он смотрит на меня.
Прямо. Глубоко.
И я замираю.
В его взгляде я вижу… узнавание. То самое, которое я искала при первой нашей встрече.
Не может быть! Неужели, он что-то понял. Господи, как не вовремя… Я же совершенно не готова!
Я не могу дышать.
– Катя, – тихо напоминает мне Громов, и я, как в тумане, молча захлопываю дверь, прислонившись изнутри на полотно…
Я ждала удара, грохота, крика.
Но за дверью было тихо.
Прошло пять минут.
Тихий стук.
Я открыла.
И он там.
Как ни в чём не бывало.
В руках пакет Светлова.
Но букета уже нет.
– Можно?
Голос будничный.
Он даже не стал дожидаться разрешения… Просто зашёл, как к себе домой, деловито осмотревшись.
Я не могла двинуться с места. Ноги будто приросли к полу…
Я только сейчас осознала, как выгляжу, а ему, кажется, было всё равно.
– Что вы тут делаете? – опомнившись, взвизгнула я, но Громов молча толкает меня к кухне.
Как будто уже бывал тут.
Я даже не могу сопротивляться.
Он закрывает дверь, ставит пакет на стол и говорит:
– Извини, цветы пришлось отдать твоему бывшему. Ты же не расстроилась?
Я молча смотрю на него, устало склонив голову.
Что бы он сейчас не хотел обсудить, у меня на это банально нет сил!
– Послушайте…
Но он достаёт конверт.
Я чувствую, как холод разливается внутри.
– Что это?
Хотя… Ответ мне не нужен. По его взгляду всё и так ясно…
– Ты мне скажи.
Голос глухой… А я… Будто язык проглотила. Слова застряли где-то в горле…
Я даже посмотреть на него не могу, хотя точно знаю, что Громов сейчас с меня глаз не сводит.
– Я…
Больше всего на свете я сейчас боюсь, что он задаст мне тот самый вопрос… Внутренности сжимает тисками, предчувствуя грядущую катастрофу…
И звучит контрольный выстрел в голову:
– Он мой сын?