Катя.
И только около подъезда на меня внезапно напала паника… Куда он нас тащит?
– Жень…
– Я не спрашиваю твоего разрешения, Пушкина. Я делаю то, что нужно делать.
Голос Громова прозвучал низко, жёстко, будто ножом прошёлся по коже.
Я смотрела на него, прижимая к себе Максима, и пыталась понять, в какой момент потеряла контроль над ситуацией.
– Но… – начала я, но он резко качнул головой.
– Теперь ты и сын будете рядом, пока я не разберусь с теми, кто вас преследует.
– Ты не можешь просто взять и…
– Могу.
Он шагнул ближе, нависая надо мной.
– Я мог бы быть мягче, но ты упрямая, Катя. Если ты слов не понимаешь, то я сейчас закину вас обоих на плечо и всё равно сделаю так, как нужно.
Я стиснула зубы.
– Это называется «принуждение», ты в курсе?
– Это называется «защита».
Максим тихо пискнул и крепче вцепился в мою шею.
Я судорожно выдохнула. Громов не давал мне выбора.
Но я… я впервые чувствовала, что это правильно.
– Ладно, – выдохнула я, стараясь не смотреть ему в глаза.
Максим подал голос:
– Мама, а мы куда?
Громов хмыкнул, потрепал сына по макушке и произнёс так легко и просто, словно это было чем-то обыденным:
– Домой.
Оказалось, что жил Громов не так далеко, как мне казалось… Почти соседи. Мы даже из района не выехали. Правда, увиденное меня слегка обескуражило…
– Я ожидала от тебя какой-нибудь убогой холостяцкой берлоги, но…
Я замерла на пороге его квартиры, пытаясь осознать, что передо мной вовсе не убогая однушка с пятном от пива на диване.
Просторное помещение. Высокие потолки. Лофт, но уютный, наполненный светом и воздухом.
Диван цвета мокрого асфальта. Стены в серо-бежевых тонах.
Книжные полки – и, чёрт возьми, они не для вида. Пройдясь пальчиком по корешкам, я была сильно удивлена выбору литературы… Стереотип в голове медленно рассыпался в прах.
Тёмное дерево. Металлические элементы. Картины без рамок.
Идеальный порядок. ИДЕАЛЬНЫЙ! Чище, наверное, только в операционной…
И… свежие растения?
Я моргнула.
– Женя, ты чего, дизайн-проект заказывал?
Он фыркнул, проходя вглубь квартиры.
– Устроил себе место, в котором не хочется сдохнуть после суток в больнице.
– Хм… неожиданно.
Максим, понятное дело, сразу же рванул исследовать территорию. Едва увидев панорамное окно, он залип.
– МАМА! СМОТРИ!
Он впечатлено прижался к стеклу.
– Дядя Женя, это всё твой дом?
Громов хмыкнул, проходя мимо.
– Мой. Тебе нравится?
– ДА!
Максим носился по комнате, пока Громов двигался на кухню. Я пошла следом, и тут же услышала раздражённое:
– Чёрт.
Я заглянула за угол.
Громов стоял перед распахнутым холодильником.
– Что-то не так?
– Ты только не ругайся, ладно?
– Я даже ничего не сказала.
Он обернулся, щёлкнул меня взглядом.
– В нём пусто.
Я вскинула бровь.
– Ну ты и открытие сделал, Громов…
Он почесал затылок, лениво захлопнул дверцу и обернулся ко мне.
– Я сюда только спать приходил.
Замолчал.
Посмотрел на Макса, который пытался заглянуть в одну из комнат.
Добавил, тише:
– Раньше.
Что-то в этом слове задело внутри.
Раньше. До нас. До сына.
– Я сейчас же исправлю ситуацию.
Я не успела ответить.
– Мама?
Максим подбежал ко мне, схватился за край куртки и поднял голову, поманив меня пальчиком. Я наклонилась и подставила ушко для тихого вопроса:
– А дядя доктор… это мой папа?
Я… застыла.
Кровь застучала в висках. Я почувствовала, как в комнате стало слишком тесно.
Я заметила Громова боковым зрением. Он тоже замер. Ждал.
Максим смотрел на меня, не отводя глаз.
Такой маленький. Такой родной.
– Да, котёнок, – выдохнула я, будто перед прыжком в воду.
– Дядя Женя – твой папа.
Какой смысл врать? Он уже достаточно взрослый, чтобы понять… К тому же лучше сразу, как пластырь, чем ходить вокруг да около, да выбирать момент.
Мгновение.
Громов медленно втянул воздух.
А потом…
Максим бросился к нему.
– ПАПА!
Я услышала, как Громов выдохнул. Как сильные руки подхватили сына и прижали к груди.
Максим схватился за него, уткнулся в шею, зажмурился.
– Ты больше не уезжай так надолго, хорошо?
Громов прижал его крепче.
Его губы шевельнулись.
– Никогда, Макс.
Он поднял взгляд, и наши глаза встретились.
Я замерла.
В его взгляде… Обещание.
Он сказал это не только Максиму.
Я дышала через раз, а потом резко отвернулась.
Где-то в груди что-то дёрнулось.
Я услышала его голос.
Низкий, твёрдый, без единой нотки сомнения:
– Больше никогда вас не оставлю.
И я… поверила.
Когда обнимашки закончились, сын снова полетел исследовать квартиру, а Громов исчез так же внезапно, как и всё остальное, что он делает.
Буквально на полчаса, оставив меня с Максимом в его огромной, непривычно уютной квартире. Я даже не сразу заметила, как хлопнула входная дверь, а когда обернулась, он уже стоял в проёме, держа в руках несколько набитых до отказа пакетов.
– Ты куда пропал? – нахмурилась я.
– Ну я же сказал, что исправлю ситуацию с провиантом, – ухмыльнулся он, протягивая мне один из пакетов.
– Я врач, а не отшельник, но теперь, кажется, придётся учиться жить не только на кофе и бутербродах.
Я заглянула в пакет и почувствовала, как уголки губ чуть дрогнули. Овощи, мясо, молоко, детские йогурты, фрукты… Громов явно не просто схватил первое попавшееся. Он думал. Учёл. Позаботился.
– Ты серьёзно? – я подняла брови.
– Я, мать твою, очень серьёзен, Пушкина, – он кинул взгляд на Максима, который уже вовсю тянул руки к пакету, вынюхивая, где там вкусное.
– Мы теперь трое, так что холодильник должен выглядеть соответствующе.
И, чёрт, от этих слов у меня что-то дёрнулось внутри.
День прошёл быстро… Я кружилась на кухне, пытаясь разобраться с индукционной плитой, приготовила ужин, покормила сына, оставила Громову тарелку с едой, когда поняла, что не дождусь его с работы точно… Сам разогреет, когда приедет.
Хотя, откуда мне знать, может, он вообще не ночь не ест… Судя по его фигуре, всё может быть…
Я же не могла уснуть.
Лежала в идеально чистой постели, глядя в потолок. За дверью спальни было тихо.
Максим спал, прижавшись ко мне, но у меня в голове не было ни капли покоя.
Это было странно.
Я в квартире Громова.
Максим рядом.
Я больше не одна.
Но страх… страх никуда не делся.
Когда поняла, что сна нет, решила пройтись, попить воды и заодно глянуть, не приехал ли Громов… Просто выпью воды и вернусь.
Я медленно выбралась из-под одеяла, стараясь не разбудить сына. Шагнула босыми ногами на пол, взяла со стула халат, который сам же Женя мне и заказал с доставкой на дом. Он вообще позаботился о многом… благо, не заставил меня краснеть, выбирая мне нижнее бельё… Просто сунул в руки телефон и велел накидать в корзину всё, что нужно.
Я бесшумно вышла из комнаты, натянула халат, направилась к кухне.
Тихо.
Темно.
Только слабый свет с улицы подсвечивал часть комнаты.
Я сделала шаг вперёд…
И замерла.
Громов стоял у холодильника.
Без футболки.
Только в спортивных штанах.
Свет неоновой ленты выхватывал рельефный пресс, широкие плечи, напряжённые мышцы.
Я сглотнула.
Почувствовала, как запылала кожа.
Громов потянулся за бутылкой воды, сделал пару глотков, а потом повернулся.
И увидел меня.
Наши взгляды встретились.
Тело словно вспыхнуло.
Громов не двигался.
Его тёмные глаза блеснули.
Я ощущала его тепло, даже не касаясь.
Его дыхание.
Его запах.
Чистый, мужской.
Ноги стали ватными. Я не могла пошевелиться.
Он сделал шаг вперёд, заставляя меня сделать шаг назад от него… невольный, скорее для приличия.
Тепло. Даже жарко…
Я прижалась к столешнице, сердце стучало в ушах.
Его пальцы прошлись по краю халата.
Медленно… Вызывая табун маленьких мурашек по коже…
Я едва не разжала губы, когда его дыхание коснулось моей кожи.
Он склонился ближе.
Я чувствовала, как его ладонь легла на мою талию, медленно притягивая ближе…
Он почти касался моих губ… А я… не сопротивлялась…
Плевать! Я тоже живой человек… Почему бы не сдаться? Хотя бы разок…
– Мама?
Мы замерли.
Громов закрыл глаза, выдохнул сквозь зубы.
Я резко шагнула в сторону и прижала руки к горящим щекам, сердце бешено колотилось.
Максим стоял в дверном проёме, сонно потирая глаз.
– Ты чего не спишь, малёк? – Громов звучал… хрипло.
Я нервно сглотнула.
– Я пить хочу.
Громов фыркнул.
– Идём, налью тебе молока.
Максим послушно побрёл за ним.
Я же стояла на месте.
Тряслась.
Тело пылало, а в трусиках, казалось, был целый водопад… Чёрт. Как теперь вообще можно тут уснуть?