Катя.
Я лежала на широкой кровати, чувствуя, как по спине пробегают мурашки от его горячего дыхания.
Женя не отпускал. Его руки лениво скользили по моей коже, пальцы неторопливо рисовали невидимые узоры вдоль позвоночника.
Я всё ещё не могла поверить в то, что только что произошло.
Я. Катя Пушкина. Взяла и пришла к нему в душ.
Нет, я не пожалела. Ни в коем случае!
Но теперь меня сжирало такое неловкое смятение, что я могла бы свернуться калачиком и улететь в другую вселенную.
– Чего задумалась, птичка? – его голос был низким, хриплым, ещё пропитанным сном и остатками желания.
Я чувствовала, как он улыбается, уткнувшись носом в мою шею.
– Думаю, какого чёрта, – честно призналась я.
Женя тихо засмеялся, затылком я почувствовала, как он усмехнулся шире.
– О каком чёрте конкретно идёт речь?
Я прикусила губу.
– О том, что я себя не узна́ю.
Он не ответил сразу, а потом подтянул меня ближе, так что теперь я практически утонула в его объятиях.
– Ну и не узнавай, – спокойно сказал он. – Зачем?
Я хотела возразить, но он вдруг накрыл мои губы лёгким поцелуем. Почти невесомым, почти невинным… Почти.
Но, чёрт возьми, он был пропитан таким тёплом, что у меня внутри что-то дрогнуло.
– Женя… – я облизнула пересохшие губы, но он не дал мне продолжить.
– Я люблю тебя, Пушкина.
Мир пошатнулся.
Я замерла.
Мои пальцы, которые неосознанно гладили его руку, застыли.
– Что?
– Люблю.
Женя смотрел прямо в глаза, без тени сомнения.
– Люблю тебя. Никому вас не отдам.
Моё сердце ухнуло куда-то вниз.
Я хотела сказать что-то в ответ, но слова застряли в горле.
Я прикрыла глаза, позволяя себе просто чувствовать.
Этот момент.
Его тепло.
Его дыхание на моей коже.
То, как он смотрит.
Я дотронулась до его лица, легко провела пальцами по щеке, затем наклонилась и поцеловала его.
– Ты… – мой голос дрогнул, и я поспешно уткнулась в его шею. – Ты слишком много говоришь, Громов.
Он засмеялся.
– Ну, конечно. Пальму первенства у главной болтушки не буду забирать, так и быть.
Я ущипнула его за бок, но он только усмехнулся, а потом вдруг резким движением перевернул меня на спину и навис сверху.
– Тебе не удастся слиться, птичка… Отвечать всё равно придётся.
Я коротко взвизгнула и попыталась вырваться, но он наклонился ниже, поцеловал меня в шею, скользнул губами вниз к ключице.
– Женя…
– Да, котёнок?
Я хотела что-то сказать, но…
– Мама?
Оба замерли.
Я резко подняла голову, Женя приподнялся на локте.
На пороге комнаты стоял Максимка, зевая и потирая глаза кулачком.
– Что случилось, сынок? – Громов мигом перевоплотился в заботливого отца и с улыбкой подхватил сына, легко перекинув его через себя.
Максим захохотал, обнял Женю за шею и прижался к нему, зарывшись носом в плечо.
– А что это вы тут делаете?
Я затаила дыхание.
Женя поймал мой взгляд.
И вдруг его лицо стало серьёзным.
– Мы с твоей мамой говорим о том, как сильно друг друга любим.
Я почувствовала, как у меня сжалось горло.
Максим широко улыбнулся, а потом чмокнул Женю в щёку.
– А меня???
Я ахнула, но две секунды спустя мой сын уже крепко обнимал отца, не собираясь отпускать.
Женя лишь сжал его в ответ.
– И тебя тоже любим, – повторил он уже тише, смотря мне прямо в глаза.
И тогда я поняла, что, кажется, сделала самый верный выбор в своей жизни…
Завтрак готовился быстро.
Я, как ни странно, стояла у плиты и пыталась сделать блинчики, пока Громов сидел за столом с Максимом, втирая ему какой-то очередной бред про то, что мужчина должен уметь готовить яйца на завтрак.
Я даже не вслушивалась, мурча внутренне как кошка, от происходящего вокруг, пока внезапно не ощутила терпкий аромат Громова прямо у себя за спиной…
– Слушай, Пушкина, – его голос был слишком близко.
Я вздрогнула.
– Ась?
– Вечером мы повторим.
– Что?
Я моргнула, а он вдруг склонился к самому уху.
– То, что было в душе.
Я подавилась воздухом.
Женя довольно усмехнулся.
– Я слишком сильно тебя хотел сегодня, но я обещаю, что исправлюсь сегодня же!
– Женя, блинчики сгорят!
– Да плевать, – он наклонился ниже, скользнул губами по моей шее, а я почувствовала, как внутри всё сжалось, а по коже побежали предательские мурашки…
– Женя, прекрати!
– Ты краснеешь, Пушкина. Как школьница…
– ГРОМОВ!
Он громко рассмеялся, но, конечно, отступил, шепнув напоследок:
– Но костюмчик я тебе прикуплю…
Я покачала головой, подцепила блинчики двумя пальцами и выложила на тарелку, поставила её на стол.
– Готово.
– Ура! – Максим взял себе самый большой.
Женя посмотрел на меня с довольной ухмылкой, но я сделала вид, что ничего не замечаю.
Чёрт бы его побрал!
И тут раздался звонок в дверь.
Мы переглянулись.
– Мы ждём кого-то? – насторожился Женя.
Я покачала головой.
Женя нахмурился, поднялся из-за стола и пошёл к двери.
Я смотрела ему в спину, чувствуя, как сердце почему-то ускоряет ритм.
– Кто там? – его голос стал резким, низким.
– ОТКРЫВАЙ, СУКА!
Я дёрнулась от неожиданности.
Женя распахнул дверь.
На пороге стоял…
– ИГОРЬ?!
Я не поверила своим глазам.
Стрельцов еле держался на ногах.
Глаза мутные, волосы растрёпанные, в руках какая-то помятая куртка.
– Ты чё, алкаш? – Женя схватил его за шиворот и затащил в квартиру.
Игорь хохотнул.
– Братан… Пушкина… – он вскинул руку, будто хотел всех обнять, но тут же качнулся в сторону.
– Охренеть, – пробормотала я.
Женя посмотрел на меня, усмехнулся, а Игорь пьяно на меня посмотрел, наклонился поближе и проговорил:
– Не обращай внимания на меня. Твой Громов тормоз, но верный, как пёс. Любит тебя капец. Я за вас так рад…
И тут же рухнул на диван.
Вырубился.
Я моргнула.
– Женя…
– Он вчера перебрал, видать, – усмехнулся Громов.
– У него жопа в личной жизни, котёнок.
– О…
– Присмотри за ним, ладно?
Я кивнула, всё ещё переваривая происходящее.
Женя подошёл, быстро чмокнул меня в губы, потом потрепал Макса по голове.
– Я поехал. Постараюсь вернуться на обед.
И ушёл.
Я смотрела ему вслед, пока не почувствовала вибрацию в кармане.
Достала телефон.
И мир рухнул.
«Привет, малышка. Как ты? Как дела у мамы? Или тебе даже некогда уточнить, пока ты греешь постель этому недоврачу? Ну-ну».
И улыбающийся смайлик.
А потом…
Фото.
Фото мамы.
Кто-то следил за ней.
Меня прошиб ледяной пот.
Не может такого быть!