(Не)случайный сын доктора Громова

Глава 22

Катя.

Я знала, что рано или поздно это произойдёт.

Этот разговор был неизбежен.

Громов стоял передо мной, широко расставив ноги, одна рука в кармане, на другой сидит Максим, совершенно потерявший интерес к окружающему миру. Ему было намного более интересно ковырять нашивку на кожанке, чем обращаться на что-то внимание…

Челюсть Громова сжата так, что на скулах играли желваки. Взгляд пристальный… слишком пристальный.

– Давай, Пушкина, выкладывай.

Я сжала губы.

– О чём ты?

– О том, от чего тебя так трясёт.

– Мне не о чем тебе рассказывать, – попыталась я увести тему, но Громов не купился.

– Не гони, Катя, – его голос стал ниже, мягче, но от этого только хуже.

– Я же вижу, что-то случилось.

– Всё нормально, – ответила я слишком быстро.

Громов всегда смотрел прямо, уверенно. А тут… я буквально чувствовала, как он давит взглядом.

– У тебя на лице написано, что ни хрена не нормально, – спокойно сказал он.

Я сглотнула.

Секунды шли, но Громов не собирался отставать.

– Мне… мне не хочется это обсуждать, – попыталась я увильнуть.

– А мне не хочется выбивать из тебя слова, но, походу, придётся.

– Женя, не надо…

– Надо.

Я сжала пальцы в кулак.

Какого чёрта?

Я не просила о помощи.

привыкла справляться одна.

Но стоило мне взглянуть в его глаза – спокойные, но требовательные, – и я поняла, что не отверчусь.

– Это… Светлов, – выдавила я, наконец.

Громов даже не удивился.

– Что он сделал?

– Угрожал.

– Конкретнее, – он шагнул ближе, и меня ударило током.

– Он сказал, что если я не уйду от тебя, то у меня будут проблемы.

Громов скептически хмыкнул.

– Он и раньше не особо адекватным был, но шантаж – это уже новый уровень.

Я кивнула, но внутри что-то дрожало.

– Это не всё… – тихо сказала я.

Громов напрягся.

– Катя, говори уже.

Я замерла на секунду.

Ему можно доверять?

Чёрт, но ведь можно же, да?

Максим тянется к нему, он помогает мне, защищает… Ну пока не отсутствует… кстати, узнать бы, где он был…

Но потом перед глазами встаёт другая картина: Светлов, ухмыляющийся, самодовольный, уверенный, что Громов не задержится в нашей жизни.

Слишком болезненная мысль.

– Потом мне позвонил… кто-то. Голос незнакомый, с акцентом. Он сказал: «Ты же не хочешь, чтобы твой сын остался без мамы, верно?»

Тишина.

Лицо Громова потемнело.

Он медленно, очень медленно сжал челюсть, а затем поднял взгляд на меня.

– Ты уверена, что это не Светлов?

– Не знаю… но…

– Но?

– Он выглядел слишком… довольным. Как будто знал, что я получу этот звонок.

Громов выдохнул и провёл рукой по лицу.

– Вот сука.

Я вздрогнула от резкости его голоса.

– Ты… что ты теперь собираешься делать?

Он медленно посмотрел на меня.

– Оставаться рядом.

– Что?

– Ты меня услышала. Теперь ты не одна, Пушкина.

Я закусила губу.

– Женя…

– Нет. Не пытайся меня сейчас уговорить свалить и оставить вас в покое.

– Но…

– Всё. Больше никаких «но».

Он смотрел на меня так, будто даже намёка на протест не потерпит.

А я…

Я всё ещё не понимала, можно ли ему верить.

Вдруг он передумает?

Вдруг, когда поймёт, насколько тяжело быть отцом, он уйдёт?

Как тогда объяснить это Максиму?

Сын уже висел у Громова на руках, схватившись за его плечи.

– Дядя Женя!

– Чё, мелкий? – ухмыльнулся тот.

– А ты завтра тоже будешь?

Громов усмехнулся и кивнул.

– Конечно.

Максим просиял.

А я не могла отвести взгляд.

Громов держал его так… легко. Как будто не впервые. Как будто… так и надо.

Я сглотнула.

– Всё, маленький террорист, слезай, – я попыталась забрать сына, но Громов только усмехнулся.

– Да ладно, Пушкина, он весит-то, как котёнок.

– Женя, он не котёнок!

– Я в курсе, – ухмыльнулся он.

Максим смеялся.

А я… я просто не знала, что чувствовать.

Чёрт.

Ещё недавно я убеждала себя, что всё это ненадолго.

А теперь мой сын смотрит на него, как на супергероя.

– Ладно, пошли.

– Куда?

– Провожу вас до дома.

– Женя, не надо…

Он только усмехнулся.

– Угу, конечно. Пошли.

Я больше не спорила.

Мы шли медленно, Максим держал нас обоих за руки, а у меня внутри буря.

Около подъезда Громов вдруг остановился.

– Катя…

Я повернулась, но он не дал мне шанса сказать ни слова.

Тёплый палец прошёлся по моей щеке, а потом заправил локон за ушко.

Такое, казалось бы, простое действие, вызвало во мне целое извержение всевозможных эмоций…

– Не вздумай снова тащить всё на себе, Пушкина.

Я замерла.

Он смотрел так, будто видел меня насквозь.

Я забыла, как дышать.

А потом он улыбнулся – широко, с вызовом, с обещанием.

– До завтра.

Я не смогла выдавить ни слова, пока он не развернулся и не ушёл.

Я смотрела ему в спину и вдруг поняла…

Я пропала.