(Не)случайный сын доктора Громова

Глава 25

Доктор Громов.

Утро. Опять эта чёртова больница.

Я сижу в ординаторской, медленно пью кофе и думаю, какого чёрта меня так швыряет. Обычно после ночных смен я тупо валюсь в кровать и отсыпаюсь до последнего, но не сегодня.

Сегодня я чувствую себя странно. Тревожно. Непривычно.

Да и смены ночной не было… Если не считать вчерашний разговор с Катей…

Может, потому, что я вчера сидел у неё на кухне и смотрел в её чёртовы глаза, в которых читался страх, недоверие, но… ещё что-то. Что-то, что не давало мне покоя.

Я провёл рукой по лицу, выдыхаю.

Ладно, надо собраться.

Сглотнув остатки кофе, я выхожу в коридор, закатываю рукава халата и почти лбом врезаюсь в кого-то. Ступаю назад, уже готовый огрызнуться, но в нос сразу же бьёт запах. Этот запах.

Катя.

Она стоит передо мной, придерживая Максима за плечи, и упрямо смотрит в сторону, будто не хочет меня видеть, но не может не заметить.

– Ну, здравствуйте, Екатерина, – усмехаюсь я, чуть склонив голову набок.

Она резко переводит на меня взгляд, а потом, что-то пробормотав себе под нос, одёргивает сына.

А вот Максим на меня смотрит совсем иначе.

– Дядя Женя! – его голос звонкий, довольный. Он дёргает мать за рукав, показывая на меня, как будто я волшебный приз.

Катя напрягается, её пальцы судорожно стискивают его плечо.

– Максим, не мешай… – пытается она, но сын даже ухом не ведёт. Он отпрыгивает от мамы, делает пару шагов ко мне и задирает голову.

– Ты сегодня на работе? – его глазёнки блестят от восторга.

Я улыбаюсь. Бесовский пацан. Весь в меня…

– Ага.

– А ты занят?

Катя тихо ахает за его спиной, но я лишь криво ухмыляюсь.

– Для тебя? Всегда найду минутку, мелкий.

Он сияет.

Катя громко выдыхает.

– Максим, пойдём…

– Я хотел… – Максим останавливается на полуслове, смотрит на меня, потом на маму и соображает, что что-то тут не так. Он хмурит брови и неожиданно берёт меня за руку.

– Мам, ты чего? – спрашивает он, смотря на неё снизу вверх.

– Он же хороший.

Катя открывает рот, чтобы что-то сказать, но… замирает.

Я почти слышу, как щёлкает что-то у неё в голове.

Ну давай, Пушкина, как ты из этого выкрутишься?

Она прикрывает глаза, будто собираясь с мыслями, а потом…

– Максим, ты замёрзнешь. Надо одеться как следует, – Она делает шаг ближе, но сын отходит на шаг ко мне. Катя закатывает глаза. – Боже… Громов, завяжи ему шарф, что ли.

Я приподнимаю брови.

– Слушаюсь, командир.

Пока она осознаёт, что только что сказала, я присаживаюсь на корточки перед Максимом, беру его тёплый шарф и медленно, аккуратно, завязываю его на узел.

Пацан терпеливо ждёт, не дёргается. И только когда я поднимаю на него глаза, понимаю, что он смотрит. Как-то… слишком внимательно.

– Что такое, мелкий?

Он улыбается.

– Ничего. Ты просто… даже лучше мамы делаешь. Мама всегда затягивает…

Я моргаю.

Катя шумно выдыхает, отводя глаза.

Блин.

Неловкое молчание висит в воздухе.

Надо разрядить.

– Ну вот, а ты боялся, что я тебя задушу, – говорю я нарочито серьёзно.

– Всё, теперь ты не замёрзнешь.

Максим весело смеётся.

Катя застывает.

Я вскидываю бровь. Она закрывает лицо ладонью.

– Что? – я ухмыляюсь.

– Смешной я, что ли?

Она опускает руки, смотрит на меня… и всё же улыбается.

Я замираю.

Первый раз.

Первая чёртова улыбка.

Господи, как же она ей идёт.

Губы мягкие, глаза чуть блестят, а уголки губ дрожат, будто она не хочет улыбаться, но не может не сделать этого.

Она осознаёт, что я на неё смотрю, и её улыбка тут же гаснет.

– Ох… Ладно, мы пошли.

Я едва сдерживаю ухмылку.

– Уже?

Катя стреляет в меня взглядом.

– Громов.

– Ну что, Пушкина?

– Перестань.

Я хмыкаю.

– Чего?

– Вот это вот… – она машет рукой, заливаясь румянцем.

О, так-так. Ей неловко.

Я ухмыляюсь шире.

– Я просто стою тут. Или это тебя тоже смущает?

– Женя! – она зло сверкает глазами.

Я наклоняюсь ближе.

– Ты сама-то понимаешь, что краснеешь?

– Нет!

– Да?

– Ты… ты… – она смотрит на меня так, будто хочет убить, но почему-то не уходит.

Я смотрю на её губы.

Она чувствует это. Я знаю, что чувствует.

Она глотает воздух, потом вдруг дёргается назад и разворачивается.

– Всё. Мы ушли. До свидания.

Она почти бегом тащит Максима в сторону.

Я скрещиваю руки на груди и ухмыляюсь.

– Думаешь, убежала, Пушкина?

Она замедляет шаг, будто слышит, но не отвечает.

Я смотрю ей вслед, качая головой.

Проклятье.

Я точно пропал.