Доктор Громов.
Я ворочался почти всю ночь.
Каждый раз, как закрывал глаза, меня накрывали грёбаные сны. Слишком реалистичные, слишком яркие, слишком… горячие.
Катя.
Её губы, её голос, её руки на моей коже.
Я просыпался с бешено стучащим сердцем и сжал кулаки так, что к утру ладони были покрыты красными полосами от ногтей.
Сна не было. Только один долбаный вопрос в голове: «Что ты со мной творишь, Пушкина?»
Я не знал ответа.
Я не мог забыть её взгляд, когда накануне она замерла передо мной в ночной темноте кухни.
Не мог забыть, как её дыхание стало сбивчивым, как она прикусила губу, а потом… сбежала.
Трусиха! Вижу же, как ты льнешь ко мне, как твоё тело реагирует на мою близость… Вижу, как ты изголодалась и готова мне сдаться…
Чёрт.
Я выругался себе под нос, скинул с себя одеяло и потянулся, хрустнув позвоночником. В шортах было слишком тесно, до такой степени, что я вот-вот проткну ткань! Как грёбаный подросток, ей-богу…
Громов, ты что, мальчик? У тебя что не было женщин? Что с тобой творится?
Но выкинуть из головы дрожь юного хрупкого тела я не мог… Память услужливо подбрасывала воспоминания о нашей ночи… Той самой, единственной, после которой появился на свет наш сын.
Да мы идеально друг другу подходим, чёрт побери!
Хочу её… До психов и разбитых в кровь костяшек, но… Не буду пугать. Она должна быть готовой к этому. Я лишь слегка подтолкну…
Смысла лежать дальше не было, так что я направился в ванную.
Прохладный душ – единственное, что могло сейчас помочь мне хоть как-то привести себя в порядок.
Я упёрся руками в кафель, позволяя воде стекать по коже. Стук капель заглушал гул мыслей в голове, но облегчения не приносил.
Катя.
Образ её не уходил.
Я тяжело выдохнул, решив наконец-таки разрядиться, но стоило только закрыть глаза, провести пару раз по напряжённой плоти и расслабиться, как…
Щелчок замка.
Я замер.
Тук-тук.
Дверь ванной распахнулась.
Я резко повернул голову, ощущая, как дыхание перехватывает, как что-то внутри скручивает в узел.
Катя. Пришла… Сама!
Она стояла в дверном проёме.
Взлохмаченные волосы, покрасневшие от сна губы, огромные, бездонные глаза, которые она не сводила и будто лениво блуждала по моему обнажённому телу. Я как девочка, готов поклясться, что практически покраснел.
Но наглости или какой-то стервозности в ней не было. Она скорее изучала… Неспешно, очень смущаясь, то и дело закусывая губу… Она смотрела. Поглощала меня взглядом.
Я не мог сказать ни слова.
Только смотрел, как она медленно входит в ванную, прикрыв за собой дверь, на секунду замирает, а потом…
Тянется к подолу футболки и неспешно её снимает.
Чёрт.
Я даже не понял, дышу ли вообще.
Она не отводила взгляда.
Глубокий вдох.
Неспешное движение рук к резинке на шортах.
Ткань соскальзывает вниз.
Я не двигаюсь.
Просто смотрю.
Смотрю, как она обнажается передо мной. Идеальная… Фарфоровая кожа даже со стороны выглядит, как дорогой бархат. Готов биться об заклад, что на ощупь она точно такая же… Крышесносная.
Моя пугливая птичка…
Да, родная, я весь твой. Вот он я. Во всей красе. Готов для тебя… Только для тебя. От мысли, что я сейчас смотрю на обнажённую маму своего сына, внутри просыпаются какие-то первобытные инстинкты… Хочется нагнуть её прямо здесь и присвоить… Клеймить, поставить пробу, да что угодно, чтобы любой, кто посмотрит на неё, понял, что она моя…
Девушка медленно обходит небольшую преграду и шагает под струи воды… Кожа мгновенно покрывается мурашками от прохладного напора.
Она медленно поднимает руку и проводит ею по моей щеке. Я не мог пошевелиться. Не мог дышать. Не мог думать.
– Катя, – голос был хриплым, едва узнаваемым.
Она не ответила.
Просто коснулась моего лица второй рукой, привстав на цыпочки и мягко коснувшись моих губ. Почти невесомо, слегка проведя язычком, будто спрашивая разрешения…
– Моя птичка, – хрипло выдохнул я.
И… сорвался.
Накрыл её губы своими в требовательном поцелуе, только и желая отдать ей всё, что у меня так долго копилось. Весь свой жар, поделиться своим желанием… Моя красивая девочка… нежная, влажная… МОЯ!
Горячие, податливые, до дрожи родные губы.
Секунда – и она выгибается навстречу.
Секунда – и я прижимаю её ближе, сильнее.
Секунда – и нас просто больше нет.
Есть только ощущения.
Только бешеный ритм сердец.
Только вода, обволакивающая нас с головы до ног.
Только она.
Слов больше нет.
Только её руки, которые тянут меня ближе, только её дыхание, которое становится всё глубже.
Только мы.
Я тону.
Я тону в этом жаре, в этом касании, в этом ощущении, что она – моё всё.
Руки скользят по коже, пальцы запутываются в волосах, поцелуи становятся всё жаднее, глубже, сильнее.
Я срываюсь ещё грубее… не могу иначе. Слишком сильно хочу… Слишком остро ощущается всё.
Катя отвечает мне так же. Она на грани… Подхватываю её под бёдра, упирая спиной в плитку, рука сама ныряет в неё, а потом… Я готов сожрать эту сладкую конфетку, потому что она готова как никогда… Влажная, тугая… Почти уже на пике… мне достаточно пары движений, чтобы поймать её хриплый стон и почувствовать, как она сжимается вокруг моих пальцев.
– Прости, птичка. Сейчас не могу, – хриплю ей в губы.
– Я исправлюсь, обещаю тебе… Моя маленькая… любимая…
И заменяю палец на самого себя… Калейдоскоп ощущений захватывает меня, как волна, я почти задыхаюсь… Не могу быть нежным, не могу сдерживаться, но моя королева не против… Я чувствую, как она сжимает коготками мои плечи, как хрипло стонет…
– Да… – её стон в мои губы, борозда по спине, которая наверняка будет болеть, но мне плевать. Пусть клеймит. Я только её…
– Давай вместе, родная, – шепчу ей в губы, ловлю её стоны, и мы вместе доходим до кульминации… Сладко, невыносимо туго… Это просто восторг! Только для нас двоих…
Я забываю обо всём.
Просто чувствую.
– Люблю, – шепчу, уткнувшись своим лбом в неё. – Моя птичка…
Впервые за долгое время – живу.