Нежное создание (СИ)

Глава 28

Ника пристроила рядом с его тарелкой свою:

— Понимаю, что предложение не совсем обычное, — поспешила исправить ситуацию. — Но считаю данное дело весьма прибыльным. Не думайте, что я только сегодня или вчера поняла это. Покойный Якубус и мама высказались против этого рода моей деятельности.

Господин Ван Ромпей вздохнул, в замешательстве потёр щёку и медленно произнёс:

— Не могу с ними не согласиться, — неотрывно смотрел в лицо Ники, будто видел её впервые. Она не выдержала и опустила глаза. — Сие непростое дело не для нежной женской сущности. Уж слишком нервическое.

Он взял Нику за руку и сжал её пальцы. Она вздохнула, но руку не отняла:

— Понимаю. Поэтому предлагаю вместо себя взять управляющего, который будет вести дела с заказчиками в широком смысле. То есть оказывать полный спектр услуг, включая полное сопровождение похорон от «А» до «Я». Убитые горем родственники нуждаются в отдыхе и поддержке. Они не должны тратить последние силы на устройство похорон, договариваться с церковью, с геральдической палатой, если умер аристократ, имеющий родовой герб, оформлением земельного участка на кладбище, заказывать цветы, венки, корзины с искусственными цветами и прочее. В общем, похоронное бюро возьмёт заботу на себя, вплоть до организации поминального обеда. Представляете размах этого дела?

Господин Ван Ромпей молчал. Его бородка вздёрнулась. Он смотрел не на собеседницу, а куда-то выше её головы, вдаль. Его тёмные пронзительные глаза подёрнулись туманной дымкой, будто он видел что-то непостижимое, доступное только ему.

Из разговора Якубуса с Адрианом Ника знала, что банкир принадлежит к среднему классу, он из бывших торговцев. У его старшего сына склады в гавани Амстердама. Перепродажа зерна с Балтики и пряностей с Востока дают небывалую прибыль. Будучи гораздо богаче многих аристократов, имевших титул, он не отказывает себе ни в чём.

Мечтал ли он о своих пышных похоронах, с точной уверенностью Ника сказать не могла. В силу своего происхождения он не мог пользоваться аристократическим траурным этикетом во всей его грандиозности, достойной королей.

Сожалел ли он об этом, Ника тоже не знала. Но то, что он с явным удовольствием общался в их доме с титулованными особами, испытывая при этом истинное наслаждение, не укрылось от её глаз.

Удивилась, почему Ван Ромпей, дожив до старости и став богатым не вчера, не смог купить титул, женившись на обедневшей аристократке?

Она замолчала, выжидающе глядя на мужчину.

— Признаюсь, вы меня удивили, — ответил он задумчиво. — Очень удивили.

Ника решила идти до конца:

— Я не собираюсь останавливаться на предоставлении услуг при погребении. Я буду делать эскизы надгробий и мемориальных кладбищенских комплексов. Как правило семейных. Сам гроб предлагаю изготавливать с двустворчатой крышкой. Это очень удобно и необычно. У меня есть эскизы, если пожелаете взглянуть.

— Вы сказали… мемориальный комплекс? — оживился банкир. — Не совсем понял, что вы имеете в виду.

— Когда увидите эскиз, то поймёте. А сейчас я должна сказать вам… — не знала, как сказать о главном.

— Что вас тревожит, милая госпожа Руз? — Ван Ромпей погладил её ладонь и заглянул в лицо.

Ника вытащила руку из его тёплых ладоней и тяжело вздохнула:

— Я не смогу использовать данный вами кредит по прямому назначению. Похоронного бюро не будет. У Якоба был большой долг, который мы должны вернуть в ближайшие дни. Если вы дадите мне деньги, то должны знать, что они уйдут на погашение долга, а значит… В общем, вы понимаете. Я не могу взять у вас кредит и обмануть вас. Отдавать долг мне будет нечем.

— Кому вы должны, и о какой сумме идёт речь? — спросил банкир.

— Якубус задолжал Ван дер Мееру. Точную сумму затрудняюсь назвать, но знаю, что много. Мама знает. И ещё… — Ника колебалась недолго. — Приедет племянник отца. Он наследник всего состояния, и он не знает, что мы банкроты. Впрочем, вы знаете, что дом заложен. Похороны Якубуса справлены на последние сбережения. Скоро я с мамой останусь без крыши над головой.

Ван Ромпей поджал губы. На лбу образовались глубокие складки морщин.

— Простите, что не оправдала ваши ожидания, — сказала Ника еле слышно. — Спасибо, что помогли нам.

Не могла смотреть в глаза мужчине. Было стыдно и до боли унизительно признаться в нужде и бессилии. Почувствовала, как устала. Будто не было короткого отдыха. Перед глазами маячила полоса из невезения и неудач: сплошная, чёрная, бесконечная.

— Долг каждого христианина помочь семье почившего и выразить своё почтение его памяти, — ответил Ван Ромпей.

— Лёгкой вам дороги в Амстердам.

Она не смогла сказать, что готова рассмотреть любое его предложение о взаимовыгодном сотрудничестве, вдруг поняв, что оно будет выглядеть неуместным и навязчивым. Она и так сказала мужчине много, непозволительно много.

— Вы уже уходите? — неохотно произнёс он.

— Мне нужно кое-что отдать Ван дер Мееру. Якубус оставил… для него.

Видела, что Кэптен собрался уходить, украдкой зевает и терпеливо ждёт окончания её разговора с банкиром.

— Жди меня во внутреннем дворике, — сказала Ника, пройдя мимо Адриана.

Сняв с полки в коридоре свечу, поднялась в свою комнату. В приоткрытое окно задувал лёгкий ветерок. Дышалось легче; запах горьких трав выветрился.

Ника закрыла окно и подошла к картине Якоба ван Рёйсдала с ветряной мельницей у ручья. Из-за широкой резной рамы достала три векселя. Исходя из цен на рынке и при экономии на всём, на обналиченную сумму одного документа можно прожить два года.

Чуть подумав, Ника вернула один вексель за раму. Кто знает, чем завершится разговор с Ван дер Меером. Вексель в банке в Зволле не обналичить, а вот в Амстердаме или в другом большом городе…

«Повременю», — Ника снова положила вексель за раму, успокаивая свою совесть тем, что в любой момент может вернуть документ Ван дер Мееру. Если Анника признается мужу, сколько заплатила Якубусу, то присвоенный вексель придётся отдать. И при этом сгореть со стыда.

Об утаённом векселе госпоже Маргрит тоже знать не обязательно. Станет уточнять женщина у соседа, все ли бумаги вернула ему её дочь, Ника загадывать не стала. Решать проблемы станет по мере их поступления.

Она вышла в коридор, остановилась и вздохнула в раздумье.

Чёртова совесть! Душа воспротивилась присвоению чужих денег.

Ника вернулась в комнату. Больше не колеблясь, достала из-за картины вексель, приложила к двум, поправила сбившуюся раму и быстрым шагом прошла на задний дворик.

Адриана ещё не было. Уйти он не мог. Кто-то задержал? Она подождёт.

Над засыпающим городом взошла большая яркая луна. Холодным светом залила маленький двор. Угольно-чёрные щупальца теней тянулись от забора и голых тощих деревьев, кажущихся большими и мощными. Пахло сырой землёй. Со стороны улицы у дома напротив послышался стук конских копыт. Его сопроводил беззлобный хриплый лай разбуженной собаки. Заскрипела дверь, захлопнулась с громким стуком. Припозднившийся всадник вернулся домой, к теплу семейного очага.

Ника присела на корточки у края вскопанного пятачка земли. Всматривалась в едва заметные, проклюнувшиеся стрелки-ростки каких-то цветов. Раздвигая тяжёлые плотные комья почвы, они неудержимо и упрямо рвались к свету, тянулись к солнцу, к теплу.

«Весна красна цветами», — Ника тронула острый побег ростка — нежный, но крепкий, упругий. Живой.

Присутствие Кэптена она почувствовала до того, как услышала стук его трости и тяжёлые шаги.

«Пришёл», — отлегло от сердца, наполнив его тихой радостью.

Потянуло ароматным дымком табака.

— Красные? — спросил Адриан, остановившись за спиной соседки.

— Не знаю, — не оглядываясь, ответила она. — Распустятся — увижу, — и добавила мысленно: «Если к тому времени ещё буду здесь».

— На этом месте всегда росли красные тюльпаны, — заверил Ван дер Меер, выпустил густую сизую струю дыма и с пренебрежением выдохнул: — Ты вела себя отвратительно.

— Потому что рассказала о твоих ближайших планах? — встала Ника, отряхивая низ платья.

Мужчина поморщился и потёр подбородок:

— Виллемина ван дер Ваал не заслужила такого к себе отношения. Насколько мне известно, она пришла, чтобы познакомиться с тобой. Вы могли стать подругами.

Ника поправила съехавший с головы траурный шарф:

— Ты говоришь, как… моя мать, — называть чужую женщину матерью всё ещё было непривычно. — Мне не нужны подруги.

— Ты солгала Виллемине, — в голосе Адриана послышались нотки разочарования.

— Все лгут, — уверенно ответила Ника.

— Что ты хотела мне отдать? — пресёк мужчина бесполезный разговор.

Она протянула бумаги:

— Плата твоей жены за… — запнулась.

«За подделку?» — признаться в том, чего не делала, у Ники не хватило сил.

— За оказанную услугу, — сказала тихо. — Нашли в бумагах Якубуса после его смерти.

— Подержи, — Кэптен передал соседке трость.

Зажав между зубами длинную тонкую изящную глиняную трубку*, Адриан повернулся к яркому лунному свету. Щурясь, пристально вчитывался в текст первого документа.

Судорожно вздохнув, просмотрел два других. Сжал их настолько сильно, что потухшая во рту трубка не выдержала — хрустнула и обломилась.

Ван дер Меер выплюнул обломок, вытер рот рукавом кафтана, сжал губы и поднял голову. Тихо и яростно выругался.

Ника увидела изменившееся выражение его лица: глаза сузились, под кожей щёк заходили желваки, дёрнулся кадык. Пальцы смяли края листов.

С удивлением Ника поняла, что до сих пор Ван дер Меер не верил словам Якубуса. То, что сейчас он держал в руках, было прямым доказательством вины Анники.

— Когда уезжаешь в Арнем? — спросила она, чтобы разрядить обстановку.

— Завтра, — глухо ответил Адриан. — Ты разговаривала со стариком-банкиром. Он даёт тебе кредит?

Ника толкнула в его руку трость.

— Я похожа на слабоумную? — ответила с вызовом.

Адриан чуть отступил от её неожиданного напора.

Ника вскинула голову:

— Чем я стану отдавать долг банкиру, причём с процентами? Деньги отдам тебе и через месяц попаду в долговую кабалу? К тому же свои потерянные деньги ты найдёшь у жены. Пусть не все, но это лучше, чем ничего. Ты же не повесишь на меня остаток долга Анники?

— Разделю его между вами, — усмехнулся Ван дер Меер, убирая векселя во внутренний карман кафтана.

— Ты её простишь? — ахнула Ника.

Не верила! Такое можно простить? Её же он не простил!

— Не простишь, — кивнула уверенно. — Ты уже ищешь ей замену.

По сердцу полоснула режущая боль. Ника подавила стон. Ей бы замолчать, уйти, но язык молол без остановки:

— Виллемина красивая, богатая. Якубус ей шикарное кольцо купил. Показать? Там не одно. Он серьёзно готовился к перемене в своей жизни, — ухмыльнулась едко.

Нравилось злить Ван дер Меера.

И он злился. Смотрел хмуро, исподлобья; глаза налились тьмой.

— Открой калитку. Пройду здесь, — оборвал её, направляясь в глубину двора. — Руз, если бы я не знал тебя, то подумал бы, что ты одна из подавальщиц в таверне, что в тупике. Грубая, дерзкая, языкастая. Что с тобой стало?

— Воспитывать меня собрался? — шла за ним по пятам. — Отложи выплату долга. Он душит меня, перекрыл дыхание, — она потёрла шею у основания.

— Когда подпись мою ставила — не душил? — зло бросил Адриан через плечо.

— Я тебе объяснила, почему так поступила, — отзеркалила тон его голоса.

Ван дер Меер остановился, развернулся и пристально всмотрелся в соседку.

— Так старик даёт тебе кредит или нет? — трость яростно стукнула по камню дорожки.

— Делай со мной что угодно, но брать его я не стану. Заяви на меня! Только знай, я тебя не выдам ни при каких обстоятельствах. Якубус сам утонул. Если что, вали всё на меня.

Ника обошла Кэптена и распахнула калитку. Уже тише сказала:

— Мать меня замуж выдаёт. Хочет успеть до приезда кузена Питера, пока по городу слухи о нашем банкротстве не поползли. На днях придёт сваха. Госпожа… как же её… Шрай… сникерс.

— Шрайнемакерс, — поправил Адриан.

Ника собралась закрыть калитку за Ван дер Меером, но он поставил трость, не позволив створке закрыться. Спросил без тени участия:

— Всё так плохо?

— Всё прекрасно, как никогда, — Ника вздёрнула подбородок и криво усмехнулась. — Я получу богатого мужа, он — наш титул, чёрт бы его побрал, а ты — свои деньги. Надеюсь, после твоей встречи с женой, он станет подъёмным. Как ни крути, для всех взаимовыгодный обмен, — махнула рукой и опустила глаза на ноги соседа. — Как твоя рана? Не воспалилась?

Он промолчал, глядя на её шею. Траурный шарф съехал с головы, открыв взору пятна синяков.

— Почему молчишь? — настаивала на ответе Ника. — Воспалилась? Ты бледный. Жара нет? — вскинула руку, чтобы коснуться его лба, но Адриан отклонился, отступил.

Не отвечал, но и не уходил.

Ника сдалась, обмякла. Натянула шарф:

— Не сердись на меня. Я устала, себя не слышу. Не знаю, что делать.

— О Якобе и Виллемине правду сказала?

Ника хмыкнула:

— Думаешь, откуда у нас взялись деньги на погребение? Нашли сбережения Якубуса. Он собирался уйти со службы, купить пивоварню и вступить в гильдию. В его планы входила женитьба на Виллемине.

— Она знала о его намерении?

— Если бы ко мне открыто ходил парень, дарил дорогие подарки, оказывал другие знаки внимания, я бы знала, почему он так поступает.

У Ван дер Меера дрогнула верхняя губа:

— Ты не ответила мне, Руз.

— Спроси у неё, — буркнула Ника, опуская глаза. — Она честная, не солжёт. Ангел во плоти, — снова злилась.

Кэптен укоризненно качнул головой. Уходил.

Ника крикнула в его спину:

— Каждый верит в то, во что хочет верить!

Закрыла калитку и прикусила нижнюю губу: насильно мил не будешь. Как ни старалась сдержать слёзы, но они горячими каплями скатывались по холодным щекам.

Жалости к себе не испытывала. Она заслужила такое отношение. Могла сдержаться, сыграть роль убитой горем сестры погибшего брата, который был влюблён в красивую девушку и собирался на ней жениться.

Могла быть приветливой и дружелюбной, но охотно поддалась ревности Руз, граничащей с паранойей и даже испытала удовольствие, сыграв ведущую роль в разыгравшемся спектакле. Оболгала ни в чём неповинную… мелкую заразу.

Ника стёрла слёзы: пора делать выводы и умнеть. То есть пора становиться хитрой, изворотливой, лицемерной, лживой, какой никогда не была и вряд ли сможет стать.

Она немного постояла у открытой двери в дом, полной грудью вдыхая влажный воздух позднего весеннего вечера, и вернулась в дом.

Всё так же светила яркая луна; сместились тени, сгустившись в углах двора. Ничто не нарушало лёгкой весенней ночной тишины.

За высокой оградой соседнего дома недвижимо стоял Ван дер Меер. Сквозь щель в заборе наблюдал за повзрослевшей, дерзкой соседкой, изменившейся до неузнаваемости. Не мог её понять.

За три года изменилась не только она. Изменился и он.