Глава одиннадцатая

Роза бродила по мощеным дорожкам сада. Вечерний воздух был тих и прохладен. Лишь слабый свет остался от умирающего дня, и роскошная луна обещала превратить зеркальную гладь озера в чеканное серебро. Роза подняла глаза к небу и считала застенчиво появляющиеся звезды, пока их не стало слишком много. Деревенская тишина нарушалась энергичным стрекотанием кузнечиков и кваканьем лягушек. Из дома доносилась тихая музыка. Отдаляя свое возвращение, Роза облокотилась о садовую ограду. Она представляла эти обширные лужайки залитыми солнечным светом, оживленными множеством смеющихся пухленьких детишек с темно-каштановыми локонами — ее с Джефри детишек.

Она не видела Джефри с самого завтрака и не знала, спустился ли он в гостиную. Желая разделить с ним восторг этого вечера и, решив, что в ее интересах поймать его, пока какой-нибудь новый проект не отвлек его внимание, она обогнула дом и подошла к веранде. Оберегая пышные юбки от кустарников, окаймлявших дорожку, она поднялась на веранду по широким каменным ступеням и подошла к ярко освещенным окнам с отдернутыми бархатными шторами. Бросив взгляд в гостиную, она ошеломленно остановилась, и мучительная гримаса исказила ее лицо.

Ее красивый муж стоял перед камином, увлеченный беседой не с кем иным, как с мисс Шэрон Бартли-Бейкон. Роза прижала пальцы к губам, унимая их дрожь. Итак, те, кому лучше бы оставаться в Лондоне, в конце концов, покинули его.

Бриллианты сверкали на белой груди Шэрон и в ее ушах, подмигивали с изысканной вышивки лифа платья. На менее красивой женщине это выглядело бы вульгарно, но Шэрон была ослепительна. Она засмеялась какому-то, видимо, очень забавному замечанию Джефри и игриво подняла руки, поправляя его и без того безупречный галстук. Леди Лавиния царственно восседала на атласном диване, одобрительно глядя на красивую пару. Роза резко отвернулась, сжимая кулаки, зашелестели юбки из жесткой тафты.

— Эта старая ведьма, должно быть, загнала до смерти не одну упряжку, чтобы поспеть в Шенстон к ужину, — проговорила она. — Ну, мне можно не спешить: Джефри точно в гостиной! И совершенно явно не занят документами! Ему также совершенно безразлично, что его жена еще не появилась.

Слезы жгли ее глаза. Неожиданно она почувствовала себя ребенком, играющим взрослую в платье из травянисто-зеленой тафты, надетом совсем недавно для обольщения мужа. Она застенчиво поддернула лиф повыше, прикрывая полуобнаженную грудь. Ох уж эти лорды и леди бомонда! Они все так уверены в себе и своих правах, данных им обществом и титулами! Так уверены, что не находят времени взглянуть с высоты своих аристократических носов на тех, кого считают ниже себя! Роза кипела от негодования и обиды.

Растеряв собственную уверенность в себе, со свинцовой тяжестью в сердце, она прошла по веранде к маленькой боковой двери и незаметно вошла в дом. Вот и разрушены все надежды на сладостный медовый месяц и редкий шанс побыть наедине с Джефри. Вот и украдено время, отведенное ей на то, чтобы зародить и укрепить в муже любовь и преданность. В сопротивляющемся муже, необходимо добавить. Он может сколько угодно повторять, что ему ненавистно общество Шэрон, но его поведение в отсутствие жены говорит о другом. Он просто хотел, чтобы мать оставила его в покое. И чтобы Шэрон не претендовала на его титул и богатство. Но ее пылкие проявления страсти были ему весьма приятны.

Роза медленно поднялась по лестнице в свою спальню. С каждым шагом ее гнев разгорался.

— Ну и пусть получает ее, если хочет. У меня есть все, чего хотела я: мне гарантировано имя, титул и богатство. И он дал слово, что наш брак — всего лишь деловое соглашение и ничего больше. Что ж, мы оба можем играть в эти игры. Он сказал, что я имею право жить своей жизнью, поступать, как мне нравится. Я так и сделаю!

Все это она заявила себе, не подумав, что муж может и не одобрить ее независимости.

Не вызывая Летти, Роза медленно разделась, швырнув раздражавшее ее теперь платье на стул, и забралась в постель, прихватив Вилли. Она лежала в темноте, прислушиваясь к доносившемуся из гостиной смеху. Поздно вечером, так и не сумев заснуть, она услышала, как с тихим скрипом открывается и мягко захлопывается дверь гардеробной. Из темноты словно выплыло лицо мужа, освещенное слабым светом свечи. Увидев, что глаза жены открыты, Джефри поставил подсвечник на ночной столик.

— Ну, Роза, — мрачно заговорил Джефри назидательным тоном школьного учителя, — не могу считать ваше сегодняшнее поведение приличным. Вы оскорбили мою мать, отказавшись спуститься к ужину в вечер ее приезда.

Неожиданно все горести Розы смыла волна удушающей ярости. Ярости, порожденной беспомощностью перед силой любви к человеку, который явно не желает ее. Ярости от наглости его матери, посмевшей явиться к ним в такое время. И неужели Джефри не понимает, что подобная бестактность оскорбляет его жену?

— А разве меня не должно оскорбить то, что мой муж даже не заметил моего отсутствия? Или что мой — НАШ медовый месяц нарушен этим вторжением почти сразу же после принесенных нами клятв?

Изумление на лице Джефри сменилось недоверием.

— И по этой причине вы спрятались в своей комнате, как надувшееся дитя?

Не успев осознать, что она делает, Роза схватила подушку и швырнула в ошеломленного маркиза.

— Как вы смеете! — взвизгнула она, стуча по покрывалу кулаками, отчего Вилли нырнул в укромное место за кроватью. — Я не позволю обращаться со мной как с невоспитанным ребенком. Я хозяйка в своем собственном доме, и я буду приглашать гостей только тогда, когда захочу! И по-другому не будет.

Джефри швырнул подушку обратно на кровать и поправил галстук. Он спокойно стоял перед сидящей в кровати разъяренной юной женой, разглядывая ее из-под опущенных век. В тонкой льняной с кружевами ночной рубашке, обнажившей одно нежное кремовое плечо, с соблазнительно рассыпавшимися черными волосами, она и взъерошенная была очаровательна. Ее прерывистое дыхание привлекло его внимание к полной груди, и его тело немедленно откликнулось. Нет, он возмущен ее вспышкой раздражения и не поддастся низменным инстинктам, но это соблазнительное зрелище будет преследовать его всю ночь, не давая заснуть.

Сейчас же он просто ответил тем непростительно холодным тоном, какой у него иногда появлялся:

— Роза, пока вы будете вести себя как избалованный ребенок, с вами будут обращаться как с избалованным ребенком.

Никогда еще в своей жизни Роза так не злилась.

— Вы… вы игривый грубиян!.. — закричала она, сбрасывая одеяла. Выскочив из постели и подбежав к туалетному столику, она схватила первую тяжелую вещь, попавшуюся под руку — как оказалось, довольно большой флакон духов, — и изо всей силы швырнула его. Флакон разбился о дверь.

Джефри успешно нырнул под безошибочно направленный снаряд и в три решительных шага настиг жену. Он схватил ее за запястья и вывернул руки за спину, чтобы она не бросила ему в голову еще чем-нибудь. Он был так раздражен ее ребячьей выходкой, что не знал, как поступить. Тем более что просил ее всего лишь разумно объяснить свое поведение.

— Роза, я очень огорчен вашей вспыльчивостью, — процедил он сквозь сжатые зубы, — и считаю необходимым напомнить, что вы теперь моя жена и, как моя жена, должны научиться вести себя прилично.

Роза только свирепо глядела на своего столь же разгневанного мужа. Затем, прищурившись, она сказала спокойнее:

— Могу ли я, как ваша жена, напомнить вам, что, по вашему же собственному желанию, наш брак является в некотором роде фиктивным? И, следовательно, в соответствии с вашими собственными условиями вы собирались жить своей жизнью, позволяя мне жить своей. Что ж, милорд мой супруг, лично я очень огорчена тем, что вы вынуждаете меня заявить вам: я буду жить своей жизнью, и пусть ваши грубые руки никогда не прикасаются ко мне.

Джефри тут же отпустил ее запястья, но не отступил. Он пристально смотрел сверху вниз на эту удивительную злючку, свою жену. Не так он представлял себе брак с ней. До того, как они обменялись клятвами, она была так мила! Неужели под внешностью проказливой девочки пряталась расчетливая натура вроде Шэрон? Неужели она вышла за него замуж ради титула и положения в обществе? И теперь, достигнув цели, она говорит, что не хочет иметь с ним никакого дела? Даже считает возможным оскорблять его мать. Ему совершенно не понравились эти мысли. Он неожиданно понял, что не хочет верить в это. Он сжал зубы и прищурился. Но неприятная правда состояла в том, что они поженились на его условиях и, если она действительно хочет жить своей жизнью, он ничего не может с этим поделать.

— Как скажете, миледи, — холодно проговорил он. — Пусть так и будет. Но позвольте предупредить вас. Прежде чем вы пуститесь в эту так называемую «вашу жизнь», запомните, что я не буду закрывать глаза на вашу неверность. Таким образом, вам придется в любых обстоятельствах вести себя, как подобает маркизе Эдерингтон, то есть так, как должна вести себя моя жена. Я не потерплю скандала. Я ясно объяснил?

Роза продолжала свирепо смотреть на него, в ее лавандовых глазах сверкали золотистые искры. Вовсе не этого хотела она от него, но гордость не позволила ей отступить. Слишком хорошо она помнила, как ее муж улыбался, глядя в глаза жеманной Шэрон, и слишком сильно болело от этого ее сердце. Слишком интимно Шэрон на людях поправляла его галстук. И то, как его мать без возмущения взирала на это, красноречиво говорило об истинных чувствах пожилой дамы к той, на которой женился ее сын.

Джефри, не видя смысла в том, чтобы находиться в комнате Розы, раз уж он не может взять ее за плечи и встряхнуть, как следует, непреклонно направился к двери гардеробной. Обернувшись, он указал рукой на груду разбитого стекла и ароматную лужу.

— Позовите кого-нибудь, чтобы убрали эту грязь, — приказал он. — Здесь пахнет, как в ковент-гарденском борделе.

Роза насторожилась.

— Позвольте спросить, милорд маркиз, что именно вы знаете о ковент-гарденских борделях?

Джефри хмуро посмотрел на нее с высоты своего роста и тем же проклятым отчужденным тоном вежливо ответил:

— Уверяю вас, это всего лишь выражение. Но я согласен, что им не следует пользоваться при даме. Пожалуйста, простите мою дерзость, миледи. А теперь позвольте пожелать вам спокойной ночи.

Роза вздрогнула, когда он хлопнул дверью гораздо громче, чем было необходимо, и застыла, покусывая нижнюю губу. Его лицо было так сурово, тон так холоден, что она не посмела бы даже дернуть дверную ручку. Наверняка замок роскошной двери надежно заперт, а оба засова с другой стороны задвинуты. Учитывая раздражение Джефри, вполне вероятно, что он еще и приставил к двери комод.

Эта закрытая дверь точно отражала облик ее мужа: отчужденный и замкнутый, холодный и недоступный. Роза тихо зарыдала от жалости к себе. Ее так неправильно поняли! И она не представляла, как можно исправить положение. В порыве отчаяния она бросилась на кровать, и очень скоро ее подушка промокла от слез.

Через две недели дом один на Лестер-стрит снова встречал маркиза и его маленькую юную жену. Джефри с готовностью уступил просьбе Розы вернуться в общество и отвез трех неестественно чопорных дам в Лондон. Одной тесноты и напряженной атмосферы в экипаже хватило бы, чтобы создать подавленное настроение по меньшей мере у троих из четверых путешественников. Только Шэрон была очень довольна, но маскировала свое ликование выражением скуки. Несмотря на то, что отчуждение новобрачных произошло явно еще до ее встречи с новоявленной маркизой, в беседе со Сьюэллом она припишет эту заслугу себе.

Устроившись на Лестер-стрит, 1, Джефри, бесконечно измученный напряженным молчанием и холодными взглядами трех подопечных дам, счел необходимым немедленно удалить из своей резиденции вдовствующую маркизу и ее юную гостью. С соответствующей помпой его мать и Шэрон Бартли-Бейкон переехали в дом на Гросвенор-сквер, в самом центре богатой части Лондона. Хотя их новое жилище — дополнение к бесчисленным титулам лорда Уайза — было прекрасно обставлено и содержалось в полном порядке, Лестер-стрит, 1, оставался жемчужиной его городских владений. Естественно, леди Лавиния не считала его подходящим для юной, не очень знатной маркизы. Мучительно сознавая, что это мнение широко распространено среди ее новых знакомых, Роза немедленно утвердилась в роли царствующей хозяйки. Поскольку Хэмфри управлял армией слуг железной рукой, они были проворны, вежливы и предупредительны и отлично выполняли свою работу без ее вмешательства.

Бомонд не без удовольствия наблюдал, как маркиз возвращается к прежнему образу жизни, явно не обремененный добавлением жены к кругу своих домочадцев. Однако своевременно и с огромным интересом было замечено, что он пристально следит за тем, как маркиза порхает с одного великосветского приема на другой, и мрачнеет, когда она кружится по бесчисленным бальным залам в объятиях разных кавалеров. Затем, нарушая свой обычный распорядок в это время года, маркиз собрался в Ирландию, предположительно для осмотра своих владений и охоты. И, как он позже сообщил Милтону, предполагал, что Роза без возражений поедет с ним. Когда же она небрежно объявила, что намерена остаться в Англии… одна, он не смог скрыть своего удивления.

— Боюсь, что не совсем понял вас. Вы решились остаться здесь? — спросил Джефри, крепко сжимая отточенное перо.

Испытующе глядя на нее с другого конца обширной библиотеки, он горестно отметил, как мало осталось от порывистого ребенка с обезоруживающей жаждой жизни, которого он спас от работного дома. Дни, проведенные в прогулках по магазинам в обществе утонченных приятельниц, и ночи, наполненные лихорадочным весельем балов и приемов, превратили Розу в лощеную великосветскую даму.

— Да, я решила остаться здесь, — ответила Роза, аккуратно расправляя на пальчиках лайковые, лимонного цвета перчатки и демонстрируя тем самым свое нетерпение отправиться на следующую запланированную встречу.

— И как это понимать, милая Колючка? Как еще один акт неповиновения? — спросил Джефри. Он никак не мог подобрать слова, которые вернули бы деревенского сорванца, спрятавшегося в этой элегантной, ослепительной и отчужденной светской даме.

— Неповиновения? Да ничего подобного! Просто мне не улыбается таскаться по ирландским дебрям, — возразила Роза, опершись на зонтик обеими руками и подавляя желание обругать мужа. Он все это время пренебрегал ею, иногда не разговаривая целыми днями, а теперь, даже не посоветовавшись с ней, деспотично уверен, что она отправится с ним в длительную поездку. — Я не думала, что придется снова напоминать вам, милорд, что наш… — она элегантно взмахнула рукой, будто подбирая слово, — союз является фиктивным браком. Я успешно устроила свою жизнь в кругу друзей, ревностно претендующих на мое время. Месяцы бы ушли на то, чтобы отменить все договоренности. — Она снова умолкла и посмотрела ему в глаза. — Даже если бы я и хотела поехать с вами.

Перо в руках Джефри разломилось с громким треском. Он удивленно вздрогнул, затем встал из-за письменного стола и подошел к камину. С горькой усмешкой он швырнул две половинки пера в разные углы очага, повернулся и долго задумчиво смотрел на нее.

— Как пожелаете, миледи, — Джефри скованно поклонился и повернулся к ней спиной, давая понять, что разговор окончен. Он услышал шелест юбок, тихий звук аккуратно закрывающейся двери.

Положив руку на каминную полку, Джефри пристально смотрел на огонь. Ему не надо было оборачиваться. Он и так знал, что ее больше нет в комнате. Кроме тонкого аромата ее духов воздух, казалось, потерял и большую часть тепла. Джефри чувствовал гнев и обиду, но был вынужден признать, что условия проклятого соглашения, о которых она так искусно напомнила ему, его собственная идея. Поскольку она своим поведением не давала никаких поводов для сплетен, ему не в чем было ее обвинить. Она просто устроила свою жизнь, и пока он никак не мог изменить положение, которое находил совершенно нетерпимым. А почему — в этом ему еще предстояло разобраться.

Итак, лорд Уайз, маркиз Эдерингтон погрузился в дорожную карету и покинул Лестер-стрит, 1, совершенно не подозревая о том, что, как только карета завернула за угол, леди Уайз, маркиза Эдерингтон бросилась лицом вниз на свою кровать и рыдала до изнеможения и, в конце концов, заснула в слезах.

Не прошло и двух недель после того, как маркиз покинул резиденцию и семейный очаг, и мистер Элмо Сьюэлл, лишенный и титулов и поместий, явился с визитом к Шэрон Бартли-Бейкон в дом на Гросвенор-сквер. Она грубо и, пожалуй, неразумно заставила его довольно долго ждать в гостиной, затем спустилась по лестнице уверенно и неторопливо. Она больше не видела причин щадить чувства мистера Элмо Сьюэлла. Однако какой бы беспечной она ни казалась, ее сердце дрогнуло, когда она увидела, как отвратительный ей человек меряет шагами гостиную, словно зверь в клетке, явно кипя от ярости и нетерпения.

Почувствовав ее присутствие, он резко повернулся и злобно взглянул на нее.

— Наконец-то явились! Послушайте, мы должны закончить наше дело, пока маркиз в отлучке, — процедил сквозь зубы Сьюэлл, не тратя времени на приветствия и предисловия. Схватив Шэрон за руку, он подтащил ее к креслу перед камином.

— Мы? — еле слышно спросила Шэрон, потирая руку в том месте, где теперь наверняка останется синяк.

Она до сих пор отказывалась считать себя участницей этого злосчастного сговора. Конечно, она всем сердцем желала увидеть Розу опозоренной и лишенной положения в обществе, но месть мистера Сьюэлла не могла принести лично ей никаких выгод. Только безвременная смерть Розы вернула бы Джефри, лорда Уайза, на брачный рынок, но Шэрон, как ни больно сознавать, была далеко не уверена в том, что сумеет приручить его. И с исчезновением Розы не изменится положение Элмо, так как все законные права на Шенстон и титул останутся у маркиза.

— Ладно, не мы, а только вы, — сказал Сьюэлл, презрительно усмехаясь и наклоняясь слишком близко к ней. — Поскольку Роза отказывается принимать меня, приходится оставить все вам.

— Мне? — взвизгнула Шэрон, отстраняясь как можно дальше от Сьюэлла. — Я ничего не могу сделать!

— Просто выслушайте, и выслушайте внимательно. Я знаю одного француза, Анри Бонэра, не знатного, но достаточно обаятельного, вполне подходящего для участия в спектакле, который я задумал. У него нет ни денег, ни моральных устоев, что всецело предоставляет его в наше распоряжение. Мы скажем, что он дальний родственник той портнихи, Лафи Говард, которую Роза так обожала. Это обеспечит ему незамедлительный и теплый прием.

Шэрон раздраженно фыркнула и разгладила юбки, а Элмо вновь заметался по комнате.

— Ха! Совершенно идиотская идея! Как родственник мадам Говард, он покажется… слишком простого происхождения. Если это и не помешает Рози броситься ему на шею, высший свет никогда его не примет.

— Вы попали в самую точку. Что может лучше послужить нашей цели? Маркиза Эдерингтон связалась с неизвестно откуда взявшимся французиком! Какое смертельное оскорбление для высокомерного лорда Уайза! Мы снабдим Бонэра необходимой суммой, чтобы он смог произвести впечатление. Ему понадобится соответствующая одежда… экипаж, вероятно, верховая лошадь. Не должно быть никаких преград для их совместного появления в обществе.

— У меня нет таких денег! — воскликнула Шэрон, в ужасе от требуемой от нее суммы. — Кроме того, я не понимаю…

— Глупая гусыня, — Сьюэлл раздраженно перевел дух. — Месье Бонэр завоюет сердечко Розы. Она молода, неопытна и не имеет никакой возможности установить нежные отношения с маркизом, поскольку они редко видят друг друга. Кстати, вы уверены, что они действительно мало общаются после возвращения из Шенстона? — грозно спросил он.

— В последнее время не общаются. В этом я совершенно уверена! — прошипела Шэрон. — Его мать говорит, что они не спят вместе и почти не разговаривают. И даже вы должны были понять это, когда Роза отказалась ехать с ним в Ирландию. И потом, что мне делать с этим французом? Я должна была флиртовать с лордом Уайзом, что в настоящее время невозможно. Так что я ничего больше не могу для вас сделать и не буду.

— Неужели вы не понимаете? Именно вы познакомите Розу с Анри. И вы сделаете это быстро… и как подобает, или я заставлю вас пожалеть о том злосчастном дне, когда вы родились на свет. Просто представьте его. Дальше он будет играть свою роль. Но будьте осторожны! Лорд Филпотс вернулся в Лондон и рьяно опекает Розу. Я не хочу возбуждать его подозрений. Может, он и выглядит шутом, но не стоит его недооценивать.

Шэрон презрительно фыркнула. В душе она уже покончила со всей этой грязью и с этим выскочкой.

— Я в этом больше не участвую, — заявила она.

Ее спокойный отказ окончательно вывел Сьюэлла из себя.

— Вы, безмозглая дура! — проревел он, хватая ее за плечи и грубо встряхивая. — Черт побери, вы сделаете все, что я прикажу!

Шэрон оттолкнула его и вскочила.

— Нет! Я не считаю себя обязанной делать то, что вы прикажете. Мне не нравится, что вы меня обзываете, и я не позволю ни одному мужчине, особенно вам, прикасаться ко мне грязными руками. Кроме того, для меня здесь нет никакой выгоды. — Шэрон надулась, отвернулась от Сьюэлла и отошла, но тут же снова повернулась и пронзительно завизжала, безжалостно подчеркивая отсутствие у него титула: — Мистер Сьюэлл, убирайтесь вон! О Господи! Что вы делаете?

Элмо прибегнул к крайнему средству: вытащил из кармана пистолет и направил его прямо на нее. Он целился ей в сердце.

— Я думаю иначе. Снимайте лиф.

— Нет! — взвизгнула Шэрон, побелев от гнева и страха. Она отскочила от него, как будто расстояние могло ее спасти.

Но он приближался к ней… шаг за шагом. И вместо ответа прижал пистолет к ее лбу. Шэрон задрожала, почувствовав холодную сталь, и невольно скосила глаза на длинное тускло-серое дуло. Слезы страха потекли по ее щекам, она судорожно вздохнула.

— Нет, пожалуйста! — вскрикнула она, все еще пытаясь пятиться. — Зачем вы делаете это? Разве я до сих пор вам не помогала?

— Но даже с вашими куриными мозгами пора понять, что этого недостаточно. Я лишен дома. Я лишен титула. У меня нет денег. И все из-за этого мерзавца Эдерингтона. У него тысячи и тысячи фунтов, а мне нужны какие-то сотни. Но вы же не думаете, что он отдаст мне хоть самую малость? Отдаст Шенстон? Нет, черт побери! Но, клянусь Богом, я получу его! Повторяю, снимайте лиф, или я сорву его с вас.

Шэрон взглянула в блеклые безжалостные глаза и поняла, что он выполнит свою угрозу или сделает что-нибудь похуже. Повернувшись к нему спиной, она дрожащими пальцами затеребила застежки. Стянув лиф с плеч, она позволила ему упасть до талии.

— Что вы собираетесь делать со мной? — взмолилась она.

— И это тоже, — потребовал он, указывая пистолетом на ее сорочку. — Оголитесь передо мной. И повернитесь!

Сорочка последовала за лифом, и Шэрон скромно прикрыла руками обнаженную грудь. Медленно повернувшись, она униженно склонила голову. Никогда она не думала, что первым мужчиной, увидевшим ее обнаженное тело, будет вор и убийца.

Его холодный взгляд рыскал по ее телу.

— Ага, именно то, на что я надеялся. Родимое пятно! И очень характерные родинки, там и там, — дуло пистолета, холодное и смертоносное, коснулось каждой отметинки, заставив Шэрон вздрогнуть и отшатнуться. — Теперь слушайте меня и запоминайте. Вы выполните все мои приказы, или я раструблю всему свету, что вы были со мной в самых близких отношениях. Я смогу обрисовать каждую из этих особых примет, — его пистолет снова ткнулся в упомянутые пятнышки на нежной коже, — а ваша мать не посмеет отрицать их существование. Вас заклеймят как хеймаркетскую шлюху, каковой вы, собственно, и являетесь, насколько я знаю. Если моя история станет всеобщим достоянием, не видать вам титула как своих ушей. Теперь одевайтесь!

Шэрон стремительно отвернулась и натянула сорочку, пока он не передумал и не набросился на нее. Элмо Сьюэлл обошел дрожащую девушку, с отвращением оглядывая ее с ног до головы. Затем он покачал головой и, грубо расхохотавшись, ушел, хлопнув дверью. Лицо Шэрон горело от унижения и ярости. Она медленно застегнула лиф дрожащими заледеневшими пальцами.

— Будь ты проклята, Роза Лэм! Если бы ты осталась в своей жалкой портняжной лавке, я бы теперь была маркизой Эдерингтон, — прошептала она. Слезы бессилия катились из ее глаз. Она промокнула их носовым платком и торжественно поклялась, глядя в зеркало на свое отражение: — Клянусь, как только я покончу с тобой, Рози, то выйду замуж за первого же богатого человека, который сделает мне предложение. Затем, с помощью его денег, я сотру Элмо Сьюэлла с лица земли и сделаю это как можно мучительнее для него.

Загрузка...