Если парадный вход «Алмака» и был довольно невзрачен, и внутреннее убранство не отличалось особой роскошью, то все это с лихвой возмещалось сверкающими нарядами бомонда, заполнившего его залы. Веселье собравшихся отражалось и в безудержной энергии танцоров, и в стремительности лакеев, разносящих подносы с прохладительными напитками, и в быстром мелькании вееров пожилых матрон, сидящих на диванах вдоль стен бального зала. Взволнованный шепот уже донес новости о возвращении маркиза Эдерингтона до самых дальних уголков зала, и не один любопытный взгляд следил за маркизой, с бесшабашным блеском в глазах порхающей в бесконечных танцах от одного кавалера к другому.
Некоторых удивило ее появление в «Алмаке» под руку с лордом Абернети вместо лорда Уайза. Другие, ухмыляясь и приподняв брови, размышляли о том, почему она вообще появилась на балу, а не ублажает дома столь долго отсутствовавшего мужа. Защитники же Розы, напоминая компании о раздельном образе жизни маркиза и маркизы, возражали, что для брака, который многие считали обреченным с самого начала, дела идут очень неплохо. Элмо Сьюэлл одним из первых заметил эффектное появление Розы и, будучи скромнейшим из гостей, незаметно улизнул из собрания, совершенно не опечаленного его отсутствием.
Роза узнала бы об отчаянных поисках мужа, если бы лорд Филпотс прибыл в «Алмак» раньше Джефри. Однако ее преданный друг заскочил в «Уайте» поболтать с приятелями и похвастаться своим новым роскошным жилетом, а когда наконец появился в «Алмаке», обнаружил, что бальная карточка Розы уже заполнена и для него не осталось ни строчки. Более того, она пользовалась таким успехом, что невозможно было урвать и минутку, чтобы поговорить с ней. Однако Милти был счастлив просто видеть ее в зале, словно согретом ее присутствием. Роза не казалась встревоженной, и Милти сделал вывод, что Джефри, вернувшись на Лестер-стрит, 1, удовлетворительно справился со всеми недоразумениями.
Не имея возможности поговорить с Розой, лорд Филпотс покачивался взад-вперед на своих нелепо высоких каблуках на краю бального зала. Теснота была ужасной, и он усердно выискивал взглядом Джефри среди самозабвенно кружащихся пар, радуясь, что друг вернулся в Англию. В конце концов, заметив элегантную фигуру Джефри, входящего в зал, Милти облегченно вздохнул. Теперь уж он узнает, как разрешилась дневная проблема. Стремясь как можно скорее приблизиться к Джефри, Милти рванулся вперед, поскользнулся на натертом: полу и растянулся у ног одной из патронесс «Алмака» — Салли, леди Джерси.
— Ни к чему впадать в такие крайности, лорд Филпотс, — проворковала леди Джерси. — Уверяю вас, простого поклона было бы вполне достаточно.
Она покинула Милти и запорхала от одной группы гостей к другой. Ее пронзительный голос явственно доносился до разгоревшихся ушей несчастного Милти:
— И тогда, моя дорогая, я сказала: «Простого поклона было бы вполне достаточно…»
Бедный Милти, совершенно униженный, быстро поднялся. Ему отчаянно хотелось провалиться сквозь пол, чтобы избежать насмешек, или излить свои беды в дружеское ухо. Однако четыре уха самых близких к нему людей были вне его досягаемости, поскольку маркиз уже вальсировал со своей женой. Милти проводил их тоскливым взглядом. Оба танцевали прекрасно, оба ослепительно улыбались друг другу, и оба явно были в ярости. Подобное наблюдение огорчило Милти еще больше, чем унизительное падение перед леди Джерси.
Джефри, вернувшись, домой после поисков Розы, узнал, что его жена преспокойно сидит дома. Вернее, сидела до того, как упорхнула с лордом Абернети. Это сообщение, естественно, не улучшило его настроения. Он отправился в «Алмак» и, отыскав Розу в толпе, чуть ли не силой вырвал ее из объятий упиравшегося огорченного кавалера. Теперь он уже кипел от гнева.
— Итак, дорогая. Вы решили, что необязательно ожидать меня дома? Разве Хэмфри не доложил о моем возвращении?
Роза продолжала натянуто улыбаться и глядеть в другую сторону.
— Доложил, но я не думала, что мое присутствие для вас важно, поскольку вы не соблаговолили написать мне и сообщить о приезде, — огрызнулась она.
Джефри стойко принял выговор. Он не пропустил ни шага в сложном танце, хотя из-за чувства вины, вызванного ее репликой, разозлился еще больше.
— Я точно помню, что сообщил вам продолжительность своего путешествия. Наверняка на Лестер-стрит, 1, есть календарь. Любой заинтересованный человек мог бы отметить дату отъезда и рассчитать — с большой точностью — дату приезда.
— Вероятно, вы слишком много ожидаете от этого человека, милорд.
Слишком много ожидает? Может ли муж ожидать слишком много от своей жены? Джефри прищурился и свирепо посмотрел на блестящую макушку. Роза все еще упорно отводила глаза.
— И что это за француз, с которым вы появлялись в обществе?
— Ах, Анри, — еле слышно ответила Роза.
Она вдруг явственно увидела Анри Бонэра, лежащего на поленнице с неестественно повернутой головой и чудесными синими глазами, уставившимися в пустоту, и задрожала. Страшная правда сжала ее сердце ледяными пальцами. У нее есть опасный враг, который непременно нанесет новый удар, поскольку первая его попытка не удалась. И мысль о том, что, вероятнее всего, этот враг — ее собственный муж, была еще невыносимее. Он так долго отсутствовал, а теперь было очевидно — и любой находящийся в зале мог это заметить, — что ему неприятно находиться рядом с женой. Роза вдруг почувствовала себя очень юной, очень одинокой и очень уязвимой. Смертельно побледнев, она покачнулась и пропустила очередное па танца.
Руки Джефри удержали ее от падения.
— Роза, в чем дело?
Роза вцепилась в него, на мгновение, прислонившись к его груди. Его сила, его аромат нахлынули на нее, вызвав ужасное страстное желание. Ужасное — потому что он хотел ее смерти. Отпрянув, она заставила себя выпрямиться.
— Джефри, я не очень хорошо себя чувствую, я собираюсь домой, — заявила она.
Джефри прикусил язык, сдерживая сердитое замечание, готовое сорваться с его губ. Почему упоминание о французе так расстроило ее? От него не ускользнуло, что, говоря о французе, она назвала его по имени. А вдруг он опоздал? И сердце Розы уже занято другим, не мужем? Но, как бы ни мучили его эти вопросы, она действительно выглядела совершенно больной. И так же очевидно было то, что она не хотела иметь с ним никакого дела. Горечь оттого, что его брак умер, фактически не начав жить, тяжестью легла на его сердце. Он молча вывел жену из бального зала.
— Я провожу вас домой, — сказал он. Набросив на ее плечи пелерину, он крепко взял ее за руку.
Роза высвободилась. В эту минуту она меньше всего хотела остаться наедине с Джефри.
— В этом нет необходимости.
Джефри не ответил, просто приказал подать свой экипаж и жестом предложил ей войти в него. Поскольку Роза не могла найти способ избежать совместного отъезда, разве что устроить отвратительную сцену, — она уселась, расправив юбки так, что они заняли все сиденье. Если Джефри и заметил это красноречивое движение, он не подал виду и сел напротив. Они ехали по темному Лондону в покачивающейся карете, погруженные каждый в свои мысли.
Роза искоса поглядывала на суровое, задумчивое лицо Джефри, обращенное к окну, размышляя, действительно ли муж способен нанять головореза, чтобы заманить ее в ловушку и убить. Джефри явно не рад был ее видеть и сразу заговорил о ее знакомстве с Анри Бонэром, вероятно удивляясь, где нанятый им убийца и почему не выполнил свою миссию. Она почувствовала себя еще несчастнее.
Джефри смотрел в ночь, его мысли были такими же темными, как проулки между зданиями, и такими же опасными. Роза так очевидно не питала к нему никаких чувств, она лишь проявляла терпимость, требуемую для того, чтобы оставаться маркизой Эдерингтон. Он не видел никакой возможности заговорить о том, что жгло его сердце. Казалось, он невольно вступил именно в такой брачный союз, какого всеми силами пытался избежать.
Его обманула девчонка с дерзким языком и лавандовыми глазами. Вероятно, лучше ему оставаться там, где он чувствует себя уверенно… в парламенте… в деловой жизни… Управлять своим имением. К черту супружество и жен! Хотя придет день, когда он потребует от нее исполнить долг и произвести на свет наследника рода Эдерингтонов. Но как удостовериться в том, что в ребенке действительно будет течь его кровь, а не кровь одного из ее кавалеров? Ни при каких условиях он не потерпит скандала и будет бдительно ожидать первого же его признака!
Прибыв на Лестер-стрит, 1, они молча разошлись. Роза удалилась в свою спальню рыдать до изнеможения, пока сон не сморит ее, а Джефри снова покинул дом, отправившись в клуб. Они не могли бы оказаться дальше друг от друга, даже если бы удался план Элмо Сьюэлла отправить Розу на шесть футов под землю.
Прошло долгое лето, и Маленький сезон начался, недосчитавшись трех заметных персонажей. Весь бомонд обратил внимание на то, что маркиз Эдерингтон ушел с головой в работу парламента и снова завтракает по средам у матери, а вечера проводит в одном из своих клубов.
Однако почти никто не заметил, что лишенный титула и поместья мистер Элмо Сьюэлл помчался в вечер бала в «Алмаке» в Элленсберг. Месье Бонэр лежал на столе в полуразвалившейся гостинице, а хозяин жадно шарил по его карманам. Сьюэллу оставалось лишь вернуться в свои жалкие меблированные комнаты обдумывать следующий шаг. Затравленная, в страхе перед разоблачением, Шэрон Бартли-Бейкон хоть и неохотно, но дважды в неделю письмами информировала его о продолжающемся отчуждении в доме Эдерингтонов.
А Роза, обнаружив на третьем этаже еще одну маленькую библиотеку, предъявила права на восхитительную комнату, обновив ее по своему вкусу. Красный китайский шелк и светло-коричневая золотистая мебель оживили обшитые красным деревом стены. Теперь вместо коробок от модисток и галантерейщиков еженедельно прибывали ящики с книгами из магазина Хатчарда на Пиккадилли.
Таившиеся в книжных переплетах миры на время отвлекли Розу от горькой реальности одинокого существования и брака без любви. Время шло, и постепенно кошмар нападения Анри уходил в прошлое, она потихоньку расслаблялась. Нечастые встречи с мужем убедили ее по крайней мере в том, что он не испытывает к ней ненависти. Правда, раза два он выказал крайнее раздражение, но, казалось, наличие жены не слишком отягощает его жизнь. Он редко обращал на Розу внимание, и вскоре ей стало ясно, что она совсем не нужна ему… никоим образом не нужна.
У Розы возникло, было, желание рассказать Джефри о случае с Анри, но она уже успела понять, что великосветские дамы не принимают приглашений на прогулки без надлежащего сопровождения, если только не затевают новый флирт. В ответ на свою доверительность она могла ожидать лишь суровой нотации. В самом начале их брака Джефри детально объяснил ей все условия и ограничения их брака, так что не стоило привлекать его внимание к совершенной оплошности. Кроме того, чем больше она размышляла над случившимся, тем более невероятным казалось ей покушение на ее жизнь. Скорее всего, не было никакого заговора, и Анри просто плел небылицы. Скорее всего, гнусное похищение было всего лишь неловкой попыткой соблазнить ее. Она все больше утверждалась в этой мысли.
Теперь Роза жила в собственном тихом мире: спала, ела, читала и подолгу скакала на Недоразумении под охраной грумов. Она почти никого не видела, только иногда лорд Филпотс, явно опечаленный отсутствием ослепительной маркизы в обществе, заглядывал к ней на чай. И в один холодный день именно он невольно разрушил ее душевный покой.
Милти никак не мог поверить, что Роза вполне довольна своим заточением в маленькой библиотеке, проводя дни напролет перед пылающим камином в компании книг. Хватая то одну изящную безделушку, то другую, задумываясь над заглавиями книг на ее полках, он метался по комнате в таком беспокойстве, которое, как он заявил, должна испытывать она.
— Вы, конечно, знаете, что от чтения портятся глаза, — предупредил он. — Кроме того, вы станете изгоем в обществе. Ваши мысли и беседа станут слишком серьезными. Никто не поймет, о чем вы говорите, а люди не любят выглядеть дураками. Так с кем же вы будете разговаривать?
— О, Милти, — Роза нежно улыбнулась своему большому, неуклюжему другу. — Просто ничто в эти дни не может отвлечь меня от домашнего комфорта.
Милти с минуту смотрел на задумчивое личико, затем щелкнул пальцами.
— Придумал! Никуда не уходите! Я мигом вернусь. Да, конечно, вы не уйдете. Вы только что сами сказали, что не имеете никакого желания…
Его слова уже затихли в конце коридора, а Роза еще пристально смотрела ему вслед. Покачав головой, она взяла книжку и со вздохом устроилась в кресле. Не прошло и часа, как Милти ворвался в комнату, победоносно размахивая двумя билетами.
— Теперь вам придется отказаться от своего уединения, — воскликнул он. — Я купил — и очень дорого, имейте в виду — два билета в ложу! Вы увидите баронессу Катс!
— И кто же такая эта баронесса Катс? — спросила Роза, неохотно опуская книгу на колени. — Судя по вашему энтузиазму, она участвует в кулачном бою?
Милти в ужасе воздел руки.
— Господи! Вы слишком долго не были в свете. Баронесса Беатрис Катс — единственная актриса, которую все в наши дни считают украшением театральной сцены. Вы не знаете баронессу Катс? Очаровательную француженку? Талантливейшую дилетантку? Всеобщую любимицу?
— Сколько восторженных эпитетов для одной бедной женщины! — заметила Роза, мило улыбаясь своему взволнованному другу.
— Роза, я в отчаянии! Она последний писк моды. Она сегодня играет в Хеймаркете. «Ромео и Джульетта»! И вы обязательно должны пойти. Ну же, Роза, я с таким трудом достал эти билеты. Вполне вероятно, последние два билета во всем Лондоне… и они стоили мне больше нового жилета…
Роза колебалась. Милти был похож на ни за что побитого щенка. И она никогда не видела Шекспира на сцене, хотя за последние несколько месяцев прочитала почти все его пьесы. Возможно, стоит освежить одну из них в памяти.
— Уж и не знаю, принимать ли мне ваше приглашение. Джефри, кажется, дома, и…
— Ах да, — вспомнил Милти. — Совершенно вылетело из головы. Я встретил Джефри, когда шел сюда, и сказал ему. Он не возражает против того, чтобы я пригласил вас. Тем более он как раз уходил.
— Неужели? Я точно самая счастливая из женщин, имея такого милого и понимающего мужа, — ехидно сказала Роза. Она вскочила, отбросив книжку, — воплощение сдерживаемого раздражения. — Хорошо, лорд Филпотс. Я оденусь к девяти и буду ждать вас. Сегодня мы поставим на уши весь город.
Лорд Филпотс, казалось, остался глух к ее сарказму.
— Чудесно! Решено. У меня есть совершенно изумительный новый наряд для этого случая. Вы глазам своим не поверите.
Он был прав. Роза не могла поверить своим глазам, когда он в тот вечер появился в гостиной. Одетый с головы до ног в огненно-оранжевый шелк, он напоминал осыпанную драгоценностями тыкву, но сказать это значило бы зря обидеть этого милого, чуткого человека. Так что Роза лишь покачала головой и позволила ему усадить себя в экипаж. В сравнении с его ослепительным нарядом ее собственное платье из лилового атласа казалось немодным и блеклым. Очень печально для великосветской дамы ее положения оказаться в тени кавалера.
Однако при всей ослепительности наряда лорда Филпотса лондонское общество не сильно от него отстало. Маленький театр, забитый до отказа, сверкал драгоценностями, украшавшими как женщин, так и мужчин. Роза с удивлением отметила присутствие большинства самых шумных светских прожигателей жизни. Всего через пять минут после первого появления на сцене баронессы Катс, встреченного бурными аплодисментами и свистом, Роза начала понимать причину ее славы. Эта женщина — шутиха, очень смешная, хоть и роскошно разодетая. Толстуха с множеством подбородков, задрапировавшая свое тело ослепительно серебристым шелком, усыпанным бриллиантами, казалось, была в восторге от собственных ног. Она обтянула их чулками из розового шелка и вызывающе выставила напоказ. Поддерживая в публике интерес к пьесе, она выходила к рампе, демонстрируя ноги в самом выгодном свете. Те строчки, что удавалось расслышать сквозь свист и смех, были Розе совершенно не знакомы, как, вероятно, и Шекспиру.
Актрису безжалостно перебивали, и, выбрав самого шумного из своих мучителей, она указывала на его ложу и обращалась со следующими репликами прямо к нему, таким образом, подстрекая всех остальных. Роза уже сожалела, что пришла в театр. Шум стал оглушительным: в партере хором закукарекали. Гнилые фрукты полетели в таком изобилии, что актерам пришлось отступить в глубину сцены и прервать спектакль, пока не убрали грязь.
Лорд Филпотс, полагавший, что публика слишком вульгарна, не позволил Розе выйти из ложи в антракте.
— Просто не понимаю, что происходит сегодня. Боюсь, я не должен был приводить вас сюда. Какая грубая толпа! Баронесса Кате — одна из лучших актрис… — Милти вытащил шелковый зеленый платок и вытер пот со лба. — Ее прекрасно принимали на континенте. О, посмотрите-ка туда! Джефри. Нет, я ошибся. Это просто не может быть он… То есть после того как…
Бедный Милти спохватился слишком поздно, ибо Роза успела заметить мужа в одной из нижних лож. И с белокурой красоткой, повисшей на его руке.
При виде мужа с другой женщиной сердце Розы прыгнуло к самому ее горлу, затем метнулось вниз живота. Девушка была не старше Розы, но красива и белокура, как Шэрон. Компания Джефри была очень шумной и, похоже, больше всех повинной в страшном гаме, наполнившем театральный зал. Роза поспешно отодвинула свой стул в глубину ложи, страстно желая, чтобы Джефри не заметил ее. Поскольку он прекрасно знал, куда она направляется, его оскорбительное появление здесь не могло быть нечаянным. Огни погасли, занавес безжалостно поднялся снова, и Роза слепо уставилась на сцену, хотя ее мысли были далеки от невнятных реплик актеров.
Милти чувствовал себя виноватым. Пытаясь развлечь Розу, он только усугубил ее горе. И он искренне не мог понять, почему Джефри привел свою любовницу в тот самый театр, где, как он точно знал, находилась его жена. Если, конечно, эта белокурая девица действительно его любовница, ибо за все годы их знакомства Джефри никогда не афишировал своих райских птиц.
Пьеса, как ни странно, дожила до шестого акта, когда зрелище возмутительно переигранной баронессой сцены смерти истощило терпение публики. Некоторые женщины так истерически смеялись, что их пришлось вывести из зала. Милти, увидев, что Розе все это не нравится, настоял на том, чтобы они покинули театр до того, как зажгутся огни и окончательно опустится занавес. Ему хотелось чистосердечно покаяться, но он не знал, как начать. Непреднамеренно он причинил боль одному из тех немногих людей, которыми восхищался больше всего на свете.
Роза была в ярости, и не столько из-за того, что Джефри появился в театре с другой женщиной, сколько от публичной демонстрации его пренебрежения… Какой эгоизм! Он даже не задумался о ее чувствах. Как будто она для него не существует. Она вспомнила, с каким трудом приходила в себя после похищения и почти неминуемой гибели от рук Анри, долгие беспокойные ночи, наполненные кошмарами, в которых ее преследовали синие глаза француза. Она смолчала, чтобы защитить дом Эдерингтонов от сплетен… все выстрадала в одиночестве. И теперь ей хотелось задушить своего красивого мужа. Добравшись до Лестер-стрит, 1, она коротко попрощалась с бедным, страдающим Милти и бурей промчалась по особняку в поисках Хэмфри.
— Пожалуйста, сообщите маркизу, что я буду ждать его в библиотеке.
Она приказала разжечь огонь и, не сняв выходного платья, села перед камином, готовая ждать хоть всю ночь, если понадобится, чтобы напрямик поговорить с мужем. Не такой жизни она желала. Да, ее окружает необыкновенная роскошь, но лучше жить в лачуге с любящим мужем и кучей шумных ребятишек, чем быть погребенной заживо в таком одиночестве. Правда, у нее полно знакомых, но они занимают лишь небольшую часть ее сердца. Она хочет… ей необходима любовь. И если любви нет в собственном доме, она готова искать ее в другом месте.
Уже светало, когда Джефри ощупью пробрался в вестибюль своего дома. Хэмфри, не доверив послание маркизы лакею, встретил хозяина в дверях и тихо сообщил, что его ожидает ее светлость. С тревогой в глазах он следил, как его светлость неуверенно лавирует по вестибюлю, с трудом сохраняя направление на библиотеку. Когда хозяин без приключений исчез за дверью, Хэмфри отправился на кухню и велел сварить кофе. Даже если маркиз откажется от отрезвляющего напитка, старому усталому мажордому кофе пойдет на пользу.
На исповеди Джефри пришлось бы признать, что никогда в своей жизни он не был так пьян и так зол. В тот вечер у него не было намерения отомстить юной жене за то, что она вовлекла его в брак без любви, но огромное количество спиртного, поглощенного в клубе «Уайте», подсказало ему эту мысль. И в ту минуту план возмездия показался прекрасным. Появление мужа в театре именно с той белокурой девицей — прекрасное наказание для Розы за холодное молчание и пренебрежение. Но один взгляд на ее потрясенное лицо отрезвил его. Оскорбив ее, он не испытал радостного удовлетворения, как ожидал. Но, черт побери, не думает же она, что он будет жить как монах! Однако его мучила совесть. Роза его жена и имеет полное право ожидать от него соблюдения приличий. Он не должен публично демонстрировать свои любовные связи. Вероятно, именно чувство вины сделало его таким агрессивным.
Джефри распахнул дверь библиотеки и вошел. Роза спала в кресле перед камином.
Ее личико казалось во сне очень юным, а следы высохших слез, размазанных по щекам, придавали ей еще более уязвимый вид.
— Новый обман, — пробормотал он. — Уязвима, как гремучая змея.
Джефри взял кочергу и разворошил поленья.
Шум разбудил Розу, она открыла воспаленные глаза и увидела Джефри. Он был красив и изящен, как в ее снах, и она сонно улыбнулась ему, потянулась, как ленивая кошка, потом резко выпрямилась. Ее взгляд стал сосредоточенным, она вспомнила, почему сидит здесь, почему провела такую неуютную ночь, ожидая его. Откинув с лица спутавшиеся волосы, она сурово посмотрела на мужа.
— Я жду, чтобы вы объяснили ваше недавнее поведение, милорд, — потребовала она. — И мне необходимо знать, чего ожидать в будущем. Очень неловко наблюдать, как вы щеголяете своими девками в общественных местах.
— Да, возможно, — небрежно согласился Джефри, легко постукивая пальцами по каминной доске и изо всех сил пытаясь произносить слова отчетливо. — Но, несмотря на ваше решение жить монахиней, дорогая, должен сказать, что я лично не собираюсь жить как монах.
Роза на мгновение потеряла дар речи. Ей стало невыносимо больно. Монахиня, он сказал? А разве он предоставил ей выбор? Она задрожала от гнева и постаралась овладеть своим голосом. Бесполезно визжать и ругаться.
— Однако нет, худа без добра. Хорошо, что я вовремя узнала о вашем… — она постаралась подобрать слова поточнее, — ваших полетах фантазии, Джефри. Подумать только, что могло бы случиться со мной, если бы я решила разделить с вами постель.
— О чем вы говорите? Что могло бы с вами случиться?
— Сифилис!
Шокированный Джефри мгновенно протрезвел и возразил:
— Да будет вам известно, дорогая жена, что дамы, с которыми я общаюсь, — бриллианты чистейшей воды и, следовательно, здоровы. И… кроме того, вы не имеете права знать о подобных вещах!
— Ха! — усмехнулась Роза. — Хорошо, что я знаю!
— И смею ли я спросить, кто из ваших поклонников побеспокоился о вашем образовании? — сказал совершенно растерянный Джефри, не зная, как отразить ее атаку. — Ибо я не имею никаких дел с хеймаркетскими шлюхами.
— Вздор! — ответила Роза, презрительно оглядывая его с головы до ног. — Только с ними вы и умеете обращаться! Что вы и продемонстрировали сегодня вечером.
Резкие, обидные слова воздвигали между ними стену, но каждый был слишком горд, чтобы попытаться смягчить другого. Маркиз слегка пошатнулся и вцепился в каминную доску, ища поддержки.
— Вы пьяны, — брезгливо сказала Роза.
Она встала перед ним, и в ее взгляде была смесь омерзения и жалости. Джефри продолжал свирепо глядеть на нее, красные отблески пламени мелькали в его глазах. Или они покраснели от пьянства? Что же произошло с ее красивым, воспитанным лордом Уайзом?
Джефри не нравились чувства, охватившие его в тот миг. Чувство вины за то, что оскорбил ее… сожаление о былом детском восхищении в ее глазах… и жажда ее любви — более сильная, чем он мог себе представить. Роза была необходима ему. Она одна могла бы освободить его от безразличия почти ко всему в жизни. Безразличия, ставшего для него тюрьмой. Но сейчас казалось невозможным объяснить ей все это, и он нашел выход в упрямом неповиновении и мужском хвастовстве.
— С другой стороны, — заявил он, — я мог бы показать вам, что вы теряете из-за своей холодности и отчужденности.
Не успела Роза понять, что он имеет в виду, как он резко притянул ее к себе и грубо поцеловал в губы. От него несло вином и табаком. Роза высвободилась и вытерла губы тыльной стороной ладони. Отвернувшись к двери, еле сдерживая готовые хлынуть слезы, она сказала:
— Я иду спать! Вы слишком пьяны, чтобы отвечать за свое поведение.
— Лучше бы я принял ваше первое предложение… — фыркнул Джефри.
— Какое предложение? — обернулась Роза.
— Как моя райская птица, вы, возможно, проявили бы хоть чуточку нежности. Во всяком случае, больше, чем будучи моей женой.
Розе показалось, что она получила пощечину. Боль и гнев усилили резкость ее слов.
— Возможно, вы добрее к вашим райским птицам, чем к вашей жене, милорд. А теперь я желаю вам спокойной ночи!
— Вы всегда убегаете, черт побери! — воскликнул Джефри, бросаясь за ней.
Он хотел схватить ее в объятия. Почувствовать ее рядом с собой снова… и не отпускать, пока хоть как-нибудь не наладятся их отношения.
Роза увернулась от него и бросилась вверх по лестнице. Миновав собственные комнаты — ибо она была уверена, что именно там он станет искать ее в первую очередь, — она взлетела на третий этаж. Запершись в маленькой библиотеке, она опустилась в роскошное кресло перед угасшим огнем в камине. Он громко звал ее по имени. Хлопали, открываясь и закрываясь, двери на втором этаже. Затем наступила благословенная тишина.
Роза сидела очень долго, пока не стало ясно, что он не собирается возобновлять поиски. Она дрожала от холода и страха и еле добрела до звонка. Появился зевающий лакей, и она приказала развести огонь. Закутавшись в шерстяную шаль, она подошла к окну. Из разговоров светских дам за чаем, она поняла, что пьяный муж — обычное дело в этом сильно пьющем обществе. Ее знакомые дамы элегантно пожимали плечами: мужчины — не мужчины, если не приползают домой к утру на четвереньках. Однако раньше Роза считала, что Джефри не способен на такое. Вероятно, она совершенно не знает человека, за которого так поспешно выскочила замуж. Может, чувство, которое она считала истинной любовью, всего лишь мимолетное девичье увлечение? Ну, одно она знает точно: она переболела болезнью под названием «любовь». Завтра ее холодность к Джефри не будет притворной. Эта холодность станет частью ее души.