Я просыпаюсь постепенно, от тягучего возбуждения, которое начинается во сне и переходит в реальность. От внезапной волны жара, что разливается по телу, от прикосновений, скользящих по коже, туда, где все слишком чувствительно.
Асад не спит. Он подбирается ко мне незаметно, пальцы скользят под ткань пижамы – медленно, но без колебаний, прямо в мои трусики, накрывая ладонью мой холмик и медленно опускаясь вниз, потирая меня неспешными, чувственными кругами.
Я делаю резкий вдох – короткий, будто захлебываюсь собой. Тело вздрагивает, и он чувствует это.
И продолжает.
Плавно. Ритмично. Горячо.
Меня накрывает взрывом изнутри, но я держусь. Я лежу неподвижно, с закрытыми глазами, будто еще сплю. Будто могу спрятаться от того, что происходит, но тело выдает меня – дыхание сбивается, сердце колотится в горле, а жалобный стон так и просится наружу, потому что я слишком разгорячена и хочу только одного – кончить. Каждое его движение подобно искре под кожей, и мне некуда деться.
Асад наклоняется ближе. Я чувствую его дыхание у виска. Тихое, горячее.
– Проснулась? – голос хриплый, низкий. Такой возбужденный, что у меня внутри что-то сжимается в предвкушении.
Я открываю глаза и он смотрит прямо в них. Ни намека на извинение. Ни капли смущения.
Только власть. Уверенность. И безумный голод.
– Ты… – пытаюсь что-то сказать, но язык не слушается.
Он накрывает губами мой висок. Целует – неторопливо, будто помечает.
– Я хочу тебя.
Спокойно. Уверенно. Без игры. Без просьбы.
И я не могу сказать ни слова. Потому что тело уже ответило за меня.
Вторая его рука скользит вверх, пальцы мягко касаются боков, затем груди, и я дергаюсь, громко ахая, когда он дергает и крутит мой сосок, в противовес нежному, деликатному поглаживанию между ног. От жара, который распространяется по телу, мне кажется, я могу сгореть заживо.
Каждое его движение отзывается вибрацией под кожей. Я пытаюсь просто дышать, потому что даже это дается с трудом. Я извиваюсь, пытаясь усилить давление его пальцев, и когда он скользит одним из них внутрь меня, толкаюсь навстречу, пытаясь насадиться поглубже, но этого так мало, что из груди рвется разочарованное хныканье.
– Не мучай меня, Асад!
Он дышит рядом с моим ухом – низко, прерывисто, и это сводит меня с ума. Его твердый член упирается мне в поясницу и я потираюсь о него, вызывая громкий вздох. Он ложится еще ближе, прижимаясь к моей спине. Горячая грудь, сильные руки – он будто обволакивает меня полностью, а потом его губы присасываются к моей шее, помечая ее следами зубов и засосом, который завтра придется прятать.
Я сжимаю простыню. Хочу сказать «стоп». Или «быстрее». Потому что мне уже больно от того, насколько сильно я возбуждена, но ничего не выходит – язык словно прилип к небу и я могу издавать только бессвязные, животные звуки.
Асад разворачивает меня к себе и целует, жадно накрывая мои губы своими. Глубоко, настойчиво, с нажимом. Мои руки тянутся к нему сами – за шею, в волосы. Мне хочется прижаться ближе, слиться с ним. Когда его ладони обхватывают мое тело, я не думаю. Я действую на инстинктах, помогая ему стянуть с меня пижаму. Мы даже не раздеваемся полностью, снимая только то, что ниже пояса. Асад ставит меня на колени, спиной к себе, и раздвинув мои бедра, входит в меня сзади. Жестко, глубоко, на всю длину, заставляя взвизгнуть от неожиданности.
Эта поза – новая для нас. Так он ощущается острее, глубже. Я не могу прекратить стонать с каждым его толчком, потому что это слишком хорошо. Асаду приходится заткнуть мне рот рукой, потому что звуки слишком громкие. Шлепки его бедер о мою задницу, однако, ничем не приглушить, потому что мы оба слишком жадны до оргазма, чтобы замедлиться.
Когда наши тела соединяются, все исчезает.
Я падаю на локти, приподняв попку, и он вбивается в меня в устойчивом ритме, не слишком быстро, но так тщательно и глубоко, что я сжимаюсь на нем все туже и туже с каждым толчком, пока, наконец, не кончаю, кусая за ладонь и душа крик в горле.
Мое имя звучит в его дыхании, когда я выгибаюсь навстречу, а его – пульсирует у меня в груди. В этот момент я чувствую только то, что принадлежу ему. Целиком и полностью, вся в его власти, и он может делать со мной все, что захочет, потому что я позволю ему.
Когда Асад, наконец, освобождается во мне, его стон такой громкий, что я сжимаюсь от удовольствия. Мне нравится, что я могу заставить его потерять свою бесстрастную маску холодного альфа-самца. По крайней мере, в постели со мной, он теряет голову в той же степени, что и я с ним.
Немного отдышавшись, он поворачивает нас на бок, потому что я превратилась в бескостное желе, а потом удивляет меня, снимая с меня пижамную рубашку и раздеваясь до конца сам. Сбросив нашу одежду на пол, он тянет меня под одеяло, прижимая к себе и неторопливо скользя руками от моей шеи до задницы в медленном, устойчивом ритме, что является чуть ли не первой его лаской вне секса.
За окном занимается рассвет, в комнате уже светло настолько, что я могу ясно разглядеть черты его лица, но мое зрение туманится от усталости и у меня даже не получается полностью осознать происходящее, прежде чем я снова засыпаю, прислонившись лбом к его груди.
***
Я снова просыпаюсь позже, чем он.
Асад стоит у окна с бутылкой воды в руке, когда я открываю глаза. Он одет в спортивную форму, и судя по поту, катящемуся с него, и тяжелому дыханию, только что пришел с пробежки. Спина прямая, глаза устремлены вдаль, но словно почувствовав, что я проснулась, он оборачивается и встречает мой взгляд.
Я натягиваю одеяло на грудь и сажусь, подтянув колени. Ткань слегка сползает, но я не поправляю ее. Просто смотрю на него прямо, поборов смущение, потому что мне нужна вся уверенность для этого разговора. Внутри смешанное чувство – тепло, неловкость, тревога. Как будто ночь была не настоящей, а утро снова вернуло меня в реальность, где он холодный и далекий.
Он первый нарушает тишину.
– Ты в порядке?
Я киваю.
– Да. Но я хотела бы поговорить о вчерашнем.
Он делает глоток из бутылки, проводя пальцами по влажным волосам.
– Мы взрослые люди, – говорит Асад ровно. – И нам не обязательно усложнять то, что работает.
Я моргаю.
– Работает?
– Да. – В его взгляде все тот же холод, но чуть мягче. – Мы живем под одной крышей, Мина. Мне было бы намного легче, будь рядом женщина, которую я понимаю. Которая… не сопротивляется на каждом шагу.
Я сжимаю пальцы в кулаки.
– Приятно знать, что я оказалась удобной.
– Я не это сказал.
– Но это прозвучало именно так.
Он отходит от окна и ставит бутылку на тумбочку.
– Мина, – говорит он твердо. – Я принял тебя, как свою жену, с первого дня. И если между нами есть… тяга, я не собираюсь ее игнорировать. Я мужчина. Ты женщина. Все остальное – детали.
– А чувства? – тихо спрашиваю я.
Он смотрит, будто удивлен вопросом. Или тем, что я осмелилась его задать.
– Ты хочешь, чтобы я солгал?
Я отвожу взгляд.
Он не приближается. Не касается. Только говорит, тихо, почти жестко:
– Ты мне не безразлична, но я не тот, кто живет эмоциями. Я не стану ломать себя, чтобы звучать мягче, чем есть.
Я на секунду отвожу глаза, прикусываю губу, но все же спрашиваю:
– Но разве тебе обязательно быть всегда таким?
Асад приподнимает бровь.
– Каким?
– Холодный после… близости.
– Я не романтик, Мина, – говорит он тихо, но твердо. – И никогда им не был.
Меня не учили красивым словам. Я не играю во влюбленность и не обещаю золотых гор.
Я молчу. Слушаю. И каждое его слово будто ложится точно туда, где во мне пусто.
– Для меня брак – это не бабочки в животе, – продолжает он. – Это союз. Серьезный, взрослый. Взаимное уважение. Верность. Доверие. Если этого нет – значит, нет ничего.
Я поднимаю на него взгляд.
– И ты… хочешь все это со мной?
Он качает головой.
– Я не думаю, что “хочу”. Я уже в этом. Ты моя жена. Значит, ты – та, с кем я иду дальше по жизни. Что бы ни случилось.
Я едва слышно выдыхаю:
– А если я не такая? Если не умею вот так – потому что должна?
Он медленно подходит ближе, садится на край кровати. Не касается. Только говорит:
– Тогда учись. Никто из нас не родился готовым, но я даю тебе свое плечо. Ты либо примешь его – либо останешься одна, боясь довериться.
Я смотрю на него и не слышу ни одной фальшивой нотки в его голосе или выражении лица.
Асад не говорит “люблю”.
Он не пытается манипулировать, не просит, не уговаривает. Но именно в этом его честность, пусть даже болезненная для меня. Он сделал выбор и поставил меня перед фактом. Либо принимай, либо нет. Теперь решение за мной. Я могу попытаться что-то изменить в наших отношениях или могу усугубить конфликт. Глупая женщина так и поступила бы, поддавшись обиде, но я не дура.
Я опускаю глаза и еле слышно говорю:
– Я постараюсь.
В его голосе звучит удовлетворение, когда он отвечает:
– Я тоже.