Осуждённые грешники (ЛП)

Глава седьмая

«Виски под Скалами», Лощина Дьявола.

Напряжение стекает со скалистого потолка, а под ним люди замышляют месть одному из своих.

Голоса негромкие, выражения лиц мрачные. Прислонившись к барной стойке, я осматриваю клуб через грани своего стакана, когда пью виски.

— Как бы ты называл ночной клуб, полный тихих Висконти?

Я бросаю взгляд влево, где Кастиэль, мой старший двоюродный брат и будущий Капо Дьявольской Лощины — если дядя Алонсо когда-нибудь, блять, умрёт, — наливает себе виски.

Наклоняю голову и обдумываю свой ранчлайн.

— Понятия не имею.

— Я тоже. Никогда раньше такого не видел.

Он ухмыляется, и я разражаюсь язвительным смехом. Залпом выпиваю остатки виски, но прежде чем я ударяю стаканом о стойку, он выхватывает его у меня из рук.

— Полегче, cugino, — говорит он. — Эта столешница — африканское черное дерево. Её только на прошлой неделе установили.

Мой взгляд падает на его украшенную перстнем руку, ласкающую текстуру дерева.

— Если бы ты так прикасался к своей женщине, она, возможно, не сидела бы в углу и не смахивала бы вправо каждому мужчине в Tinder.

Мы оба поднимаем глаза на Алёну. Длинноногую наследницу крупнейшего в России водочного завода и невольную невесту Каса. Судя по тому, как он свирепо на неё смотрит, я не сомневаюсь, что их чувства взаимны. Она сидит, скрестив ноги, на бархатном диванчике с лицом, цвета отшлепанной задницы, и смотрит на свой телефон. Конечно, её большой палец работает сверхурочно.

Кас ворчит и наполняет мой стакан виски «Клуб Контрабандистов». Иногда я задаюсь вопросом: если он является генеральным директором компании, значит ли это, что ему когда-нибудь надоест пить свою продукцию? Он аккуратно проводит салфеткой по барной стойке и ставит на неё мой стакан, прежде чем поднести свой к губам.

— Жаль, что Данте не предупредил меня о том, что собирается сегодня взорвать порт, — бормочет он, пригубив янтарную жидкость. — Я бы быстренько забросил её в самый эпицентр.

— Такой ты конечно безнадежный романтик.

— Я оставлю этот титул Порочному, — в кармане завибрировал мобильный. Вытащив его, он бросает взгляд на экран и отходит, прижав его к уху.

Я отхлебываю свежий напиток и смотрю на своего брата Анджело и его новоиспеченную жену с тем же интересом, с каким смотрят документальный фильм Дэвида Аттенборо¹⁵. Они стоят в центре комнаты, не обращая внимания на напряженные разговоры вокруг них. Руки Анджело плотно обхватывают челюсть Рори, и он что-то бормочет ей на ухо. Его пиджак накинут на её плечи, скрывая большую часть свадебного платья.

Легкий веселье щекочет мне кожу. Анджело не зря прозвали Порочным. Ради жены он старается сохранять спокойствие, но вена, пульсирующая на его левом виске, говорит мне о том, что при первой же возможности он ускользнет в пустую комнату и разнесет в клочья все, что попадется на глаза.

Его характер, как и всегда, похож на утечку газа. Стоит поднести к нему небольшое пламя, и он взрывается, казалось бы, ни с того ни с сего.

Иногда я вопрошаюсь, действительно ли он девять лет вёл праведный образ жизни, или это был долгий лихорадочный сон с моей стороны.

Мне хотелось бы сказать, что он вернулся в Коза Ностру и наконец-то занял свою законную роль Капо Дьявольской Ямы, потому что одумался, но на самом деле это произошло потому, что он потерял свой чертов ум.

Если вкратце, он захотел заполучить двадцатиоднолетнюю невесту дяди Альберто, а когда тот не преподнёс её ему сразу на блюдечке, мой братец пустил старику пулю в лоб и начал войну со его старшим сыном и преемником, Данте.

Я знал, что Данте — мудак, ещё с того момента, когда он сжульничал на одном из моих покерных вечеров, но я и не осознавал, что он ещё подвергся лоботомии. Он взорвал порт Дьявольской Ямы, из которого все три компании Висконти, включая его собственную, ведут свои дела.

Анджело и Рори начинают целоваться, и я предпочел бы выколоть себе глаза, чем наблюдать за этим действом. Поэтому я перевожу взгляд на Габа, нашего младшего брата и недавно назначенного консильери Дьявольской Ямы. Он сидит за покерным столом с тремя своими самыми надежными солдатами. Как и Анджело, он внешне спокоен, но взгляд его искрится, как провод под напряжением.

Мой брат — загадка, и, несмотря на то, что в детстве мы были не разлей вода, сейчас мне известно о нём только то, что он постоянно тяготеет к насилию и ненавидит носить костюмы. Я видел его в костюме, наверное, два раза в жизни: сегодня на свадьбе Анджело и девять лет назад на похоронах наших родителей. Отдавая приказы своим людям, он накручивает галстук-бабочку на кулаки, словно прикидывая, кого бы им придушить.

Он внезапно тычет большим пальцем в карту на столе, и за столиком за его спиной кто-то вздрагивает.

Это та самая девушка, которую мой кузен Бенни подцепил на свадьбе. Мой взгляд скользит по ней, затем перемещается на сантиметр вправо, к самому идиоту. Он встречает мой взгляд с самодовольной ухмылкой, затем поднимает свой бокал за меня. Твоё здоровье!

Я вытираю рукой рот, пытаясь скрыть свое веселье. Кажется, всего несколько минут назад мы с Нико наблюдали за тем, как он подкатывал к ней на танцполе, делая ставки на то, сколько времени пройдет до того момента, когда она даст ему по яйцам.

— Ты должен мне двадцать тысяч.

Кстати, о Нико. Он садится рядом со мной в бар и наливает две рюмки Don Julio 42-го года выпуска. Пододвигает одну из них ко мне легким движением запястья, наплевав на африканское черное дерево.

— Ты не учитываешь сложившуюся ситуацию, cugino. Сейчас не время обсуждать пустяковые пари.

Нико смеется.

— Удваиваю ставку на то, что он её трахнет.

У меня ускоряется пульс.

— Договорились.

Как и все остальные члены семьи, Нико знает, что я отказываюсь, не могу отказаться от возможности сыграть в игру или заключить пари, даже если гарантированно проиграю. Мой самоконтроль закован в железо и оцинкован, и все же звук игральных костей или вращающегося колеса рулетки для меня как наркотик.

Вся моя жизнь — это игра, но игра предсказуемая. Я владею половиной отелей и казино и взимаю плату с тех, кто мне не принадлежит. В мире фиксированных коэффициентов, все из которых складываются в мою пользу, единственное, что меня радует — это возможность встряхнуть кости и бросить их в неизвестность.

Нико опрокидывает рюмку и наливает ещё.

— Ты проебался.

— Да?

Он застенчиво ухмыляется.

— Да. Я переспал с ней на мальчишнике, так что я уже знаю, что она — давалка для мафии.

— Господи, — пробормотал я. — Тебя с Бенни отделяет одна субботняя ночь от инцеста.

Он тихо смеется, затем одной рукой поднимает стопку рюмок, а другой прячет бутылку текилы под мышку. Его веселый свист растворяется в воздухе, как масло в воде. Боковым зрением я вижу Гриффина, главу моей личной службы безопасности, который перестает расхаживать в тени, чтобы пристально посмотреть на него, когда он проходит мимо.

— Какой же, блять, идиот, — ворчит он, а затем возвращается к своему тихому телефонному разговору.

Я не согласен, на самом деле Нико — один из немногих кузенов, которых я не считаю идиотами. Он просто вырос в условиях, когда война постоянно висит над его головой, как грозовая туча. Он не идиот, просто у него иммунитет к таким вещам, как взрывы и кровопролитие.

Оставшись в одиночестве, я смотрю на рюмку текилы, которую налил мне Нико. Как правило, я не пью бесцветный алкоголь, если только не пытаюсь наладить бизнес с мексиканцами или русскими, но похуй.

Я залпом выпиваю и жду.

К моему легкому разочарованию, спиртное обжигает горло и просачивается в грудь, но не гасит огонёк тревоги внутри.

Проведя костяшкой пальца по челюсти, я поворачиваюсь и упираюсь предплечьями в барную стойку. В основном для того, чтобы Анджело не заметил трещину на моей безразличной маске. Из всех Висконти я самый спокойный. Голос разума в выгребной яме эгоизма и тестостерона. Тот, кто тушит их пожары ледяным ведром реальности и планом. Но должен признать, что сегодня я с трудом придерживаюсь этой репутации.

Порт Дьявольской Ямы пылает, и в моей груди зарождается тревожное чувство, что в этом виноват я.

Это было просто совпадение.

Покачав головой, я перекатываю стакан с виски по ладони и прижимаю его к внутренней стороне запястья, пытаясь охладить кровь. Конечно, мой мозг понимает, что это было простое совпадение. Данте затаился уже больше месяца назад, самое время вытащить палец из задницы и отомстить. И что может быть лучше для этого, чем свадьба Анджело?

Рыжеволосая девушка здесь ни при чем.

Я на мгновение закрываю глаза, внезапно осознавая, что все моё тело напряжено.

Она не моя карта гибели.

Позади меня Анджело прочищает горло.

— Мужчины, жду вас в кабинете Каса через минуту.

Я разминаю свою шею. Расправляю свой галстук-бабочку и привожу себя в порядок, прежде чем повернуться. Мужчины проходят через дверь в задней части клуба, образуя шеренгу из смокингов и хрустальных стаканов в руках. Анджело хватает Рори за волосы и сердито целует её в шею, прежде чем она присоединяется к гостям со стороны невесты. Несколько человек Габа образуют вокруг них защитный барьер, в то время как Анджело обращает своё внимание на меня.

Он смотрит на меня, молча, но ожидающе. Лениво улыбаясь, я держу руку горизонтально в пространстве между нами. Оба наших взгляда падают на нее, и, как обычно, она абсолютно неподвижна.

Мы с братьями играем в эту игру с самого детства. Начиная с того момента, когда мы разбили прекрасный фарфор нашей мамы, катаясь на роликах по кухне, и заканчивая осознанием того, что возле дома нашей последней жертвы из Анонимных Грешников установлена камера видеонаблюдения — каждый раз, когда нас касалась опасность, они обращались ко мне, чтобы оценить её серьезность. Думаю, это потому, что я смотрю на вещи сквозь призму логики, или потому, что я не принимаю никаких опрометчивых решений.

Я всегда придерживался правила: если моя рука не дрожит, то и их руки не должны дрожать.

Он сглатывает. Кивает. Но когда его глаза снова поднимаются к моим и сужаются, я вижу, что он не убежден.

— Да блять, это же просто Данте.

Мой протест не разгоняет мрак на его лице, и я опускаю взгляд на свою руку, чтобы убедиться, что в ней нет ни малейшей дрожи. Не могу поверить, что сомневаюсь в себе, но должен признать, что эта рыжая выбила меня из колеи.

Когда она вчера вечером вошла в бар, я услышал ее раньше, чем увидел.

Те грязные туфли топали по лестнице и отдавались в моем теле, заставляя меня дважды перечитывать первую строчку электронного письма. Уже только это заставило меня напрячься, и всё это было еще до того, как она появилась в моём поле зрения.

И когда наконец увидел её, то соврал бы, если бы сказал, что не посмотрел дважды. А потом и в третий раз, потому что она скользнула рядом со мной в бар и сняла шубу, как гребаная стриптизерша.

Конечно, первое, на что я обратил внимание, это её медные волосы. Такие беспорядочные, и их так много. Я не мог сказать, то ли ее только что оттрахали до потери сознания на полиэстеровых простынях, то ли протащили через кусты задом наперед. Второе, на что я обратил внимание — это зеленое платье, которое мало что прикрывало и было не очень свойственно для вечера четверга. А третье? На бирку, все еще прикрепленную к подолу.

Она несла большие неприятности, и я учуял это еще до того, как она открыла свой умный рот.

Обычно мне легко быть джентльменом. У меня есть талант смеяться в нужный момент, отпускать удачную шутку, а затем изящно уходить, когда светская беседа становится настолько скучной, что мне хочется уснуть. Хотя бы один из членов этой семьи должен обладать хорошими манерами, и полагаю, что эта задача легла на меня.

Но Пенелопа заставила меня быть кем угодно, только не джентльменом.

Я остерегаюсь разговаривать с женщинами на этом Побережье, если только у меня не назначено свидание на одну ночь с ними. Нет ничего менее привлекательного, чем смотреть на женщину и видеть, как твоя фамилия вспыхивает огнями в ее глазах.

Но ее глаза были большими и голубыми, в них не было ни малейшей искорки узнавания — во всяком случае, поначалу. Где-то между ее предложением и моим звонком брату она все поняла, и я совру, если скажу, что садист во мне не зашевелился, когда я увидел, как она пытается взбежать по лестнице и вырваться из моих тисков.

Азарт заставил меня бросить в огонь всю свою осторожность и самоконтроль, так что я не должен был так удивляться, когда обжегся. Она не жульничала, она честно выиграла мои Breitling, и то, как она это сделала, только усилило мой интерес к тому, кто она такая и какого хрена делает в Бухте Дьявола с чемоданом и украденным платьем. Я сунул свои часы в её карман вместе с карточкой Анонимных Грешников в надежде, что к концу выходных в ящике голосовой почты меня будут ждать ее секреты.

Я и не думал, что когда-либо ещё увижу ее снова. Поэтому, когда я заметил, как с другого берега озера рыжие волосы развеваются на ветру, разговаривая с моим младшим кузеном, беспокойство закралось мне под воротник. И стало только хуже, когда у нее хватило гребаной наглости снова попытаться развести меня. Говоря что-то о везении.

А потом произошел взрыв.

Инстинкт заставляет меня сжать зубы, но когда я чувствую, что взгляд Анджело становится все пристальнее, я расправляю плечи и придаю ему свой лучший вид безразличия.

— Хочешь посмотреть, не задрожит ли и мой член, или пойдём решим, что делать с нашим тупоголовым кузеном?

Не дожидаясь ответа, я хлопаю его по плечу и прохожу в кабинет Каса. В нем мало что есть, кроме письменного стола с одной стороны и длинного стола для заседаний с другой, где Висконти собрались, как стая волков. Мы с Анджело занимаем места во главе стола.

Я достаю из кармана покерную фишку. Перекатываю ее между большим и указательным пальцами. И вдруг мне становится хорошо от того, что я не смог утопить свое беспокойство в спиртном, потому что адреналин от того, что я сижу рядом с братьями во главе этого стола, намного превосходит его.

Здесь мое место, и я всегда это знал. Не в Вегасе, а в Дьявольской Яме с моими братьями. Несмотря на все мои успехи на Лас Вегас Стрип¹⁶, в моей груди всегда оставалась черная пустота, пустота с потребностью быть дома. Я ждал девять долгих лет, пока Анджело вернется на Побережье. Как только мне позвонили, что он возвращается, я вылетел ближайшим самолетом, к ужасу моих инвесторов и службы безопасности.

В комнате воцаряется гробовая тишина. Проходит три тяжелых секунды, прежде чем Габ нарушает ее, стукнув кулаком по столу.

— Никогда не любил этого пиздюка.

Два младших брата Лощины бормочут в знак согласия, но не Кас. Вместо этого он наклоняется со своим шелковым карманным платком в руке и потирает место, по которому Габ только что ударил кулаком.

— Эта семья — причина, по которой у меня не может быть красивых вещей, — пробормотал он.

— Не правда. У тебя их не может быть на случай, если вдруг твоя пугающая русская невеста бросит их тебе в голову, — язвит Бенни. По столу пробегает волна хихиканья.

— Довольно.

Голос Анджело резкий и в то же время простой, прорезает атмосферу в комнате, как нож для стейка. Он ослабляет галстук-бабочку и проводит ладонью по подбородку. Его обручальное кольцо поблескивает в свете встроенных ламп.

— Сегодня моя брачная ночь. Я должен быть дома, трахать свою жену и смотреть, какая погода на Фиджи. А вместо этого я нахожусь глубоко под землей в Дьявольской Лощине вместе с вами, ублюдочные поганцы. Я хочу, чтобы в ближайшие десять минут был разработан план, чтобы я наконец смог вытащить Рори отсюда. Габ, твои мысли?

Габ откинулся в кресле, ударяя по ладони галстуком-бабочкой, как хлыстом.

— Гранаты или ракетная боеголовка.

Стоя в дверях, мой последний новобранец Блейк вполголоса взывает к Иисусу. Я прячу ухмылку за костяшками пальцев, пока Габ не встал и не свернул ему шею.

Все мои люди — бывшие сотрудники отряда «Дельта» или ЦРУ, и они привязаны к своим инструкциям крепче, чем шнурки на боевых ботинках. Они тихие, послушные и держатся в тени, пока я не вызову их на свет. В половине случаев я забываю, что они там есть.

Они сильно отличаются от солдат Габа, которые выглядят так, словно пережили апокалипсис. Гриффин был в ярости и недоумении от моего решения покинуть свой блестящий закрытый комплекс в Вегасе и вернуться на Побережье, и теперь, когда порт взорван, уверен, что на меня обрушится суровый «я же говорил», как только он застанет меня наедине.

Но он никогда не поймет меня так, как эти люди за этим столом. Быть Висконти — это как группа крови, ты не можешь избежать того, с чем родился. Да и не хотелось бы.

Челюсть Анджело сжимается в раздумье. Он с шипением выпустает струйку горячего воздуха, а затем подбородком указал на Каса и других братьев Лощины.

— А вы что думаете?

Я перестаю перекатывать покерную фишку и бросаю взгляд на Каса в предвкушении.

Когда Анджело прострелил голову дяде Алу и развязал гражданскую войну с Бухтой Дьявола, клан Лощины решил не вмешиваться, несмотря на то, что их территория находится прямо посреди нас. Считайте, что Лощина — это демилитаризованная зона, — сказал тогда Кас. Мы не будем выбирать между семьями.

Из всех членов Коза Ностры он больше всего похож на меня. В первую очередь бизнесмен, во вторую — мужчина мафии. Но сейчас я вижу, как дилемма грызет его совесть. В конце концов, он складывает руки домиком и решительно сжимает челюсти.

— Клуб Контрабандистов — это мировой бренд. Мы экспортируем более пятидесяти процентов наших товаров через ваш порт, так что маленькая выходка Данте обошлась нам в миллионы, — он провел большим пальцем по нижней губе, глубоко задумавшись. — Он должен заплатить.

— Ага, гранатой, — хмыкнул Габ.

Кас пожимает плечами.

— Не самая плохая идея, cugino.

— Раф? Что думаешь ты?

Чувствуя на своей коже тяжесть всеобщих взглядов, я поворачиваюсь, чтобы встретить взгляд Анджело. Я подкидываю покерную фишку в воздух и ловлю ее, а затем засовываю обратно в карман.

— Я думаю, это скучно.

Габ фыркает.

— Ты думаешь, граната — это скучно?

Мой взгляд лениво переходит на него.

— Только детей развлекают вещи, которые взрываются, брат.

Анджело разражается саркастичным смехом.

Все эти мафиозные клише меня не привлекают, и теперь, когда я наконец-то вернулся к своим братьям, я отказываюсь связывать себя архаичными традициями и отношением «отправить всех на тот свет». С таким подходом, гребаные фетровые шляпы уже плачут по нам.

Я проверяю время на своих наручных часах, затем поднимаюсь на ноги.

— Джентльмены, мы больше не будем отнимать у вас время, вы все свободны, — я поднимаю руку, пресекая начало ворчливого протеста Габа. — Мы будем держать вас в курсе событий.

На лице Бенни мелькнуло подозрение.

— Свободны? Мы еще не договорились, как уничтожить этого ублюдка.

Я подкалываю его натянутой улыбкой.

— Это проблема Ямы и мы с ней разберемся. А пока, если кому-то из вас понадобятся дополнительные люди, поговорите с Гриффином на выходе. Я буду рад одолжить вам несколько человек из своей личной охраны.

— Но…

— Он сказал, что мы с этим разберемся, — говорит Анджело, и в его тоне звучит окончательность.

Повисло напряжение. Воздух потрескивает от слов, которые лучше не произносить. В конце концов, все поднимаются на ноги, кроме Анджело и Габа, чей взгляд достаточно горяч, чтобы прожечь дыру в противоположной стене.

— Ладно. Но твои люди нам не нужны, — ворчит Бенни, задевая плечом грудь Блейка, когда тот проходит мимо. — Этот выглядит так, будто не знает, как пользоваться оружием, даже если бы к нему прилагалась иллюстрированная инструкция.

— Мне не нужен пистолет. Эти кулаки справляются со всем на отлично, — прорычал Блейк в ответ, заступая Бенни дорогу.

Я стискиваю челюсти, когда Кас хватает Бенни за воротник и тащит его из кабинета. Мне становится интересно, почему Гриффин решил, что Блейк будет хорошим рекрутом. Ему следовало бы знать, что каждый среднестатистический Висконти всадит пулю в голову, лишь бы доказать свою правоту.

Проблема с моими людьми, следующими за мной на Побережье, заключается в том, что они знают меня только как бизнесмена Рафаэля Висконти. Они видят бесконечные встречи, VIP-зоны. Они получают инструкции по устранению в запечатанных конвертах и проводят рейды на безлюдных парковках. Они не видят темной, жестокой изнанки, связанной с моей фамилией. Мне удалось разделить эти два понятия, и все, что касается Коза Ностры, я поручаю Габу и его людям.

Я защищал их так долго, что теперь опасаюсь, что такие, как Блейк, считают Коза Ностру плодом воображения Фрэнсиса Форда Копполы¹⁷.

Дверь со щелчком закрывается, погружая нас в тишину.

Вена на виске Анджело отбивает чечетку.

— Для тебя это игра, не так ли?

Это не совсем вопрос, потому что мои братья уже знают ответ. Габ снова ударяет кулаком по столу, и на этот раз из-под его кулака раздается громкий треск.

— Маме следовало научить тебя управлять гневом, когда она угрожала сделать это, — размышляю я.

— Ты что, хочешь вызвать Данте на дружескую игру в крестики-нолики? — глаза Габа находят мои, яростные, дикие и безумные. — Он взорвал наш порт. Уже трое подтвержденных погибших, и хрен знает, сколько еще будет. Сделай нам всем одолжение, предоставь это дело мне и моим людям, а сам возвращайся накрахмаливать свои костюмчики.

Пока я изучаю его, ко мне приходит осознание, что это самое длинное предложение, которое я слышал от него с того Рождества. Незадолго до смерти наших родителей он вернулся на побережье на праздники с затравленным взглядом и свежим шрамом от брови до подбородка. Это был уже совсем другой человек.

Он не рассказал, что с ним случилось, на самом деле он вообще не разговаривал. Но что-то в заговоре мести оживило его, и я почти не хочу отнимать у него эту возможность.

Я и не стал бы, только вот мои идеи всегда лучше.

— Тебе пора перестать принимать стероиды, брат, — я подхожу к столу, покровительственно похлопывая Габа по плечу. — От них твой мозг затуманивается, а член становится маленьким.

Я опускаюсь в кресло за столом Каса и подтаскиваю его шахматную доску к себе. С легким весельем я понимаю, что это та самая шахматная доска, которую я купил ему в прошлом году на день рождения. Судя по тонкому слою пыли, покрывающему фигуры, и по тому, что он должен мне двенадцать тысяч, он не тренировался.

Габ останавливается позади меня, отбрасывая темную тень на доску.

— Давай-ка я объясню это помягче для твоего буйного мозга, — легким движением руки я наотмашь отбрасываю все шахматные фигуры, отправляя их в полет по столу. — Это то, что ты хочешь сделать: немедленное возмездие, полное уничтожение. Конечно, Данте не отличается особой сообразительностью, но даже он будет ожидать, что сегодня мы нанесем ответный удар. Пока мы с вами тут беседуем, его люди сейчас охраняют периметр Бухты, — медленно, не торопясь, я подбираю все фигуры, расставляя их по своим местам. Позади меня нетерпеливое ворчание Габа скользит по воротнику моей рубашки. — Но знаешь, чего он не предвидит?

— Коктейль Молотова? — огрызается он.

— Никакой реакции с нашей стороны.

Анджело склоняет голову набок и поглаживает щетину по линии челюсти.

— Раф прав. Данте будет сидеть за столом Большого Ала, чесать свои яйца и ждать войны, — он дергает подбородком в мою сторону. — Каков план?

Я откидываюсь в кресле.

— Мы прикинемся дурачками и протянем оливковую ветвь. Мы скажем ему, что кто-то взорвал порт, и нам нужно отложить наши разногласия в сторону, чтобы выяснить, кто именно. Потому что, конечно, — сухо добавляю я, — никто не будет настолько глуп, чтобы взорвать порт, которым они же, блять, пользуются.

— А потом?

Ухмыльнувшись, я возвращаюсь к шахматной доске.

— А потом удача начнет поворачиваться к нему задом, — я отбрасываю одну пешку. Потом другую. — Сердечный приступ. Автокатастрофа. Передозировка наркотиков. Все его соратники и солдаты погибают при печальных, но ничего не подозревающих обстоятельствах. А потом, в один прекрасный день он поднимет глаза и поймет, что больше некому с ним сражаться.

Мы все смотрим на доску, где один черный король стоит напротив целой армии белых шахматных фигур.

Габ протягивает руку и берет ферзя из груды отброшенных фигур. В его огромной руке она выглядит комично маленькой.

— Его консильери, Донателло, покинул Бухту. Насколько я слышал, он разгребает лошадиное дерьмо на ферме в Колорадо вместе с Амелией. Она скоро должна родить.

Я поднимаю глаза и понимающе подмигиваю Анджело.

— Люди совершают безумные поступки, когда влюблены, верно?

Он хмурится, берет ладью и коня и кладет их в карман.

— Близнецов, Витторию и Лео, мы можем не вмешивать. Им едва исполнилось шестнадцать, и они, наверное, до смерти напуганы.

Габ тянется к слону, но я инстинктивно вытягиваю руку и обхватываю его запястье. Он смотрит на нее так, словно собирается откусить кусок. Я сам беру слона и кручу его между большим и указательным пальцами, затем сбиваю черного короля и ставлю его на место.

— Тор остается.

Лед, сквозящий в моем тоне — редкое явление, и я чувствую, как за моей спиной напрягается Габ.

— Нет.

— Я не прошу тебя. А оповещаю. Тора не трогать.

Торквато Висконти может быть братом Данте, новый Младший босс и самым большим мудаком на Побережье, но он мой лучший друг и один из моих лучших деловых партнеров. Если не считать появления на свадьбе, он затаился с тех пор, как застрелили его отца.

Но я не сомневаюсь, что он одумается.

— Если подумать, он явился на свадьбу, — задумчиво говорит Анджело, ударяя пальцами по столу. — Но забавно, что после взрыва его нигде не было видно.

— Он ушел сразу после церемонии.

— Это потому, что он в этом замешан, — огрызается Габ.

— Неа, — отвечаю я.

Выражение лица Анджело становится жестким.

— Я знаю, что вы с Тором лучшие подружки, но Габ прав. Мы не можем рассчитывать на то, что он не поддерживает своего брата в этом деле, — он смотрит на часы, постукивает костяшками пальцев по столу и выпрямляется во весь рост. — Ладно. Мы с Касом свяжемся с Данте и договоримся о встрече. Габ, ты перегруппируй своих людей и разработай план действий, основанный на идее Рафа. И Раф, — его глаза устремлены прямо на меня. — Дай мне знать, когда узнаешь что-нибудь от Тора.

Не говоря больше ни слова, он обходит стол, направляется к двери, но потом останавливается.

— Кстати, — ворчит он, глядя на меня через плечо. — Твой новый бар разнесли в пух и прах. Найди другое место, и побыстрее. Я хочу такое шикарное заведение, чтобы вся Бухта выглядела как детский день рождения в Chuckie Cheese¹⁸.

Ах, да. Строительство первого казино и бара Дьявольской Яме шло полным ходом. Высеченное в скале, с панорамным видом на Тихий океан, оно должно было насквозь поглотить всю ночную жизнь Бухты, особенно если бы к нему прилагалось мое имя. Но оно находилось прямо над портом, и что ж, имеем то, что имеем.

— Вот это я могу сделать, — пробормотал я, вынимая из кармана покерную фишку и подбрасывая ее в воздух.

Габ качает головой.

— Война уже практически стучится в наши двери, а вы, придурки, только и заботитесь о том, чтобы хорошо провести время.

Взгляд Анджело темнеет.

— Нет. Я хочу показать этой дряни, что маленького дерьмового взрыва недостаточно, чтобы уничтожить братьев Ямы.

Веселье приподнимает уголки моего рта, когда он поворачивается и исчезает в главном баре, окликнув Рори по имени.

Теперь мы с младшим братом остались одни, и между нами воцарилось молчание. Я поворачиваюсь и греюсь под его пристальным взглядом.

— Какие-то проблемы?

— Да.

Я бросаю взгляд на часы и медленно поднимаюсь на ноги.

— Очень жаль. Я бы посоветовал тебе обратиться в отдел кадров, но не думаю, что у Коза Ностры есть такой.

Его взгляд прожигает дыру в моей спине, пока я иду к двери.

— Рад, что ты вернулся, брат.

Нико ждет меня, когда я вхожу в главный клуб. Он идет в ногу со мной и понижает тон.

— Насчет денег, которые ты мне должен.

Я закатываю глаза и, не сбавляя шага, щелкаю его по челюсти.

— Отвали от меня с разговорами о деньгах, будь добр? Ты найдешь эти деньги в щелях дивана, если копнешь достаточно глубоко.

Когда он ничего не отвечает, я смотрю на его лицо. Вместо его фирменной ленивой ухмылки на нем пониклое выражение, и этот контраст заставляет меня замедлиться.

Мой взгляд сужается.

— Что?

Нико прикусывает нижнюю губу, его взгляд перемещается куда-то за мо` плечо.

— Я прощу тебе долг, если ты окажешь мне услугу.