– Поговорим, – делаю паузу. – Но не сейчас, – отвечаю, сверля Куравлева недовольным взглядом.
Говорю сдержанно и коротко, хотя на языке вертится совершенно другая фраза. Ему бы она не понравилась от слова совсем.
Мне так хочется заявить Вове, что нам не о чем разговаривать, что он самый последний человек на планете, с кем я стану общаться, и уйти с дочками, напоследок громко хлопнув дверью в дом.
Но я не могу так поступить. Вова все понял про наших малышек. И уж лучше я сразу популярно ему объясню, что он не имеет ни малейшего права называться их отцом и пусть проваливает на все четыре стороны. Мы были ему не нужны тогда, а сейчас он нам не нужен!
– Мы опаздываем, – говорю, твердо стоя на своем. – Если ты можешь позволить себе позже приехать на работу, то я нет. Знаешь ли, одинокой женщине с двумя маленькими детьми тяжело найти хорошую работу, – намеренно Вову цепляю.
Меня одолевает злость. На него, на себя, на ситуацию в целом.
Куравлеву никогда не понять, через что я прошла, чтобы наши дочери были счастливы и здоровы.
– К тому же у девочек в саду строгий режим. Там они должны быть вовремя, – объясняю нетерпеливо.
Взгляд горит. Вова продолжает стоять на месте.
– Поедят и мы поедем, – не отступает от своего.
Куравлев, ты дурак или как? Ах, как мне хочется тебя треснуть!
И что-то голова кругом идет… Душно.
– Я не допущу, чтобы они ходили голодными до обеда, – заявляет, окончательно сбивая меня с толку.
Включил заботливого папочку? Ну-ну.
– Куравлев, – тяжко вздыхаю. – Неужели ты считаешь, что я пожертвую здоровьем своих, – специально подчеркиваю это слово, – детей ради того, чтобы быстрее избавиться от твоего общества? – спрашиваю с ядовитой усмешкой. – Конечно находиться рядом с тобой не то, о чем я мечтаю, но для меня интересы детей всегда стоят на первом месте. Только поэтому мы здесь до сих пор.
– Хочешь сказать, что если бы не девочки, то ты б уехала? – щурится, сверля меня взглядом.
– Если б не девочки, меня вообще здесь не было, – отвечаю, а сама замечаю опасный блеск в его глазах.
Готовлюсь к очередному столкновению.
Но тут Куравлев в очередной раз удивляет меня.
Он отходит. Сам! Без угроз и требований с моей стороны.
– Пофиг, иди, – отступает в сторону, освобождая проход. – Сейчас тебя не задерживаю. Но учти, мы обязательно поговорим!
– Ага, – бросаю, проходя мимо него. – Обязательно, – ухмыляюсь недобро.
В груди бушует самый настоящий ураган из эмоций, но я не поддаюсь им. Еще чего не хватало!
Хотя видеть Куравлева с расцарапанным лицом было бы, наверное, приятно… Может все же стоит проверить?
Ух, как я на него зла! До сих пор.
– Девочки, доедайте и поехали, – обращаюсь к своим апельсинкам.
– Угу, – кивает Манюня с полным ртом.
Захожу на кухню, и в нос ударяет до боли знакомый запах. Ищу его источник и не верю своим глазам.
– Куравлев, ты кашу сварил? – в шоке смотрю на мужчину.
За последние сутки, что мы виделись, он не перестает меня удивлять.
– Это же дети, Ань, – говорит таким тоном, словно я свалилась с Луны и не понимаю банальных вещей.
– Знаю прекрасно, – бурчу, пряча за недовольством улыбку. – Вообще-то я их мать.
Вовка бросает на меня тако-о-ой многозначительный взгляд, что я аж поперхнулась. Хоть и не ела еще ничего.
Он знает. Знает, что это его дети.
Теперь меня в обратном не переубедить.
– Две ложки сахара на кружку кофе? – спрашивает, забирая с подставки кофемашины две чашки.
Я витаю в своих мыслях и не сразу соображаю, о чем он говорит.
– Ань, отвисни, – машет рукой перед моим лицом.
– А? Что? – отмираю.
– Сахара сколько? – задает вопрос, ухмыляясь. Смотрит на меня так… Мурашки по коже от одного его взгляда.
Гад!
– Две ложки на кружку, – отвечаю ему, душа в себе поднимающуюся бурю.
Когда Куравлев рядом, я похожа на оголенный нерв. Чувствую все слишком остро, слишком близко к сердцу воспринимаю все, что происходит вокруг.
Не свожу с девочек внимательного, но вместе с тем изучающего взгляда и пытаюсь представить, что было бы, узнай Вова о дочках с того момента, как они родились. Были бы они счастливее? Было б у них больше хороших эмоций?
Или, напротив, только мое разочарование и боль?
Как же все это сложно… Как сложно!
Но от своих мыслей мне, увы, не убежать.
– Держи, – Куравлев ставит передо мной кружку кофе. Сам садится напротив и начинает уминать за обе щеки… кашу.
Смотрю на него и понимаю, что мой мир никогда не будет прежним. Сегодняшним утром Вова его в очередной раз перевернул.
– И давно ты стал завтракать кашей? – не могу не спросить. Мне дико любопытно.
Он ведь никогда ничего подобного не ел!
– Не-а, – летит мне в ответ.
– Хм, – задумываюсь. – Когда начал? – продолжаю допрос.
– Сегодня, – отвечает и игриво подмигивает.
Я в очередной раз теряю дар речи.
Вова смотрит на дочерей, замечает, что те стали кушать медленнее, и вместо того, чтобы их поторопить в открытую, делает то, чего я от него ну никак не ждала.
– Кто последний, тот морковка, – заявляет им и принимается опустошать тарелку с катастрофической скоростью.
Маня и Соня переглядываются и… не отстают от Вовы ни на миг.